— Ты права, я действительно давно не общалась с людьми возраста Таб. — Гейл наклонилась за очередной порцией снега. — Я просмотрела кое-какую информацию, но она мало помогла.

Информацию? Какую информацию?

— Мама…

— Она умная и сильная, хорошо знает, чего хочет, при этом воспитанная и вежливая. Это все твои заслуги, Элла.

Мама оценила ее действия? Можно сказать, вручила ей приз.

Даже голова немного закружилась.

— В основном не мои, а ее. — Пришлось приложить немало усилий, чтобы сохранить лицо. — Но бывают моменты, когда ей надоедает быть хорошим ребенком.

— Разумеется, и это нормально. Еще она задает много вопросов.

Элла никогда не признает, что это плохо.

— Они не закончатся, даже если ты упадешь без сил.

— Ты работаешь с детьми этого возраста?

И вот она на развилке. Куда идти, налево или направо?

— Да, мне больше всего нравятся дети в этом возрасте. Они всегда готовы узнавать новое.

Порыв ветра поднял в воздух снежинки, и они закружились, легкие, словно пыль.

Гейл присела около снеговика. Пальто выглядело особенно ярким на фоне снега, волосы растрепались, лицо без макияжа выглядело удивительно молодым. Рана на голове зажила, но остался небольшой шрам. Мама, которую она знала, всегда была одета в черное и сохраняла серьезное выражение лица. Она шла по жизни, поджав губы и смотря только вперед, будто постоянно следила за тем, чтобы не отклониться от маршрута. Та мама, которую она видела перед собой, была совершенно новой.

Ветер усилился и норовил пробраться под куртку. Элла подошла к дочери, намереваясь застегнуть молнию до самого верха. Но остановилась, увидев, что Гейл именно это и делает.

— Тебе не холодно, милая?

Милая? Милая?

Мама никогда не использовала уменьшительные варианты имени и ласковые слова. Их общение в детстве было скорее деловым. «Почистила зубы? Не забудь почитать. Будь внимательна на уроках. Узнавай что-то новое каждый день».

— Нет, бабуля. На мне столько одежды, что я как капуста. Смотри, я закончила голову. — Таб похлопала по шару со всех сторон. — Нравится?

Более несуразного снеговика Элла не видела, потому затаила дыхание, ожидая, что мама выскажет это, чем испортит момент детского восторга.

— Очень. Получилась замечательно. — К удивлению Эллы, Гейл даже захлопала в ладоши. — У тебя талант лепить снеговиков.

Элла была так шокирована, что даже забыла о холоде.

Она была уверена, что мать просто неспособна на теплые чувства по отношению к членам семьи. Даже придумала ей оправдание: видимо, внутри что-то умерло после потери любимого мужчины. Оказалась, мама не утратила навыки.

Эллу переполняли чувства, которым она не могла дать определение. Сожаление? Зависть? Она откашлялась и расправила плечи. Что бы за чувство это ни было, она не станет придавать ему значение. Главное, что это приятные перемены. Очень приятные.

Видно, что мама старается, и она, Элла, ответит тем же. Порой в жизни важнее думать не о прошлом, а о том, каким может стать будущее.

Таб прижала очередной ком снега к шару снеговика.

— А мы можем каждый день лепить снеговика? Можем, бабуля?

— Конечно можем.

Таб отряхнула снег с перчаток и заявила деловым тоном:

— Теперь нам нужны веточки, чтобы сделать руки.

— Я поищу, — поспешно произнесла Элла и направилась к ближайшим деревьям. Ноги глубоко проваливались в снег, легко ломая тонкую корку. В ней застряли несколько еловых шишек. Она нагнулась, подняла их и сунула в карман. Затем на глаза попались подходящие веточки и камень, из которого получился бы отличный рот.

Элла не спешила, решив в полной мере насладиться утренней зимней сказкой. Она встала у края леса и принялась наблюдать за человеком большим и человечком маленьким, суетившимися около своего снежного творения. Они смеялись, им было хорошо и весело вдвоем.

В душе зародилась надежда на лучшее, ведь в Рождество всегда случаются чудеса.

Майкл прав: Таб может стать мостом, соединяющим два берега — их и маму.

Элла мечтала о том, что мать наконец сдастся и расскажет им с Самантой об отце. Представляла, как они соберутся вместе у большой рождественской елки, радуясь, что снова вместе, и будущее их станет счастливым. Может, мама покажет им фотографии, если они все же сохранились.

— Вот. — Элла сложила находки к ногам дочери. — Выбери, какие тебе больше нравятся.

Таб всегда относилась к выбору серьезно, поэтому принялась перебирать веточки — пару отбросила в сторону и наконец выбрала две. Приделав снеговику руки, она сделала из камешков глаза и повернулась к матери.


— А кто слепил самого первого снеговика в мире?

Элла, привыкшая к ее бесконечным вопросам, приготовилась к долгому разговору.

— Никто уже не помнит, кто слепил первого, но точно известно, что люди с давних пор лепили снеговиков. Еще в пятнадцатом веке очень известный художник и скульптор Микеланджело смастерил снеговика для человека, на которого работал.

— Он был красивым?

Элла потянулась и поправила руку-веточку.

— Не знаю, но уверена, что это было нечто потрясающее.

Таб поискала место для шишки на лице снеговика.

— А ты жила в пятнадцатом веке, бабуля? Ты видела того снеговика?

Элла отчетливо услышала, как мама чуть не задохнулась от возмущения.

— Нет, я не жила в пятнадцатом веке.

— Тогда бы бабушке было более четырехсот лет, — терпеливо принялась объяснять Элла. — Люди не живут так долго.

— Хотя порой утром я чувствую себя так, будто мне точно не меньше.

Элла не могла вспомнить, когда так приятно проводила время с мамой. Внутри появилось ощущение, будто она впервые в жизни попробовала сахар, тогда как раньше ела только соль.

— Броди сказал, что некоторым деревьям в лесу несколько сотен лет, значит, они старше людей. — Таб отошла на несколько шагов, чтобы полюбоваться снеговиком. — Наверное, лепить снеговика нравится мне больше всего на свете.

Элла присела рядом с дочерью.

— На прошлой неделе ты говорила, что больше всего любишь печь печенье. А за неделю до этого — что танцевать.

Гейл принялась поправлять шею снеговика.

— Ты ходишь на уроки балета?

Таб замотала головой.

— Я танцую с мамой. В нашем домике. — Таб запрыгала, словно мячик. — Бабуля, давай устроим танцы на снегу!

— А как же снеговик? Его надо закончить.

— Давай сначала потанцуем. И на снегу останутся красивые следы, как рисунки. — Таб подошла и взяла Гейл за руки.

— Я… не умею танцевать. — Гейл выглядела растерянной.

— Все умеют танцевать. — Не выпуская ее руку, Таб продолжала неуклюже прыгать: зимняя одежда и ботинки мешали сделать движения грациозными. — Мамочка, и ты танцуй с нами.

Элла засмеялась, взяла Таб за руку, подняла ее, и дочь закружилась. Это был момент абсолютного счастья. Элла непроизвольно потянулась, чтобы взять за руку маму, но та отдернула ее и покачала головой.

— Я лучше на вас посмотрю.

Реакция матери стала ощутимым ударом, Элла даже покачнулась, но сдержалась и повернулась к Таб. Она не позволит взглядам матери повлиять на отношения с дочерью. Этому никогда не бывать.

— Нам повезло, мама, что на этот раз мы танцуем. — Элла продолжала кружить Таб и улыбалась, видя ее радость. — На прошлой неделе она накрасила ногти лаком, на беду он оказался красным. Майкл, когда увидел, хотел вызывать скорую, мне не сразу удалось его успокоить.

Она ожидала, что мама рассмеется, но увидела на ее лице лишь слабую улыбку — доказательство того, что дети кажутся милыми и очаровательными зачастую только их родителям.

Элла чувствовала, что сделала все возможное, но все равно испытывала неловкость. Остановив Таб, она развернула ее к снеговику.

— Не хочешь его закончить? Нужен еще нос, и у меня есть то, из чего его можно сделать. — Элла загадочно подмигнула и достала из кармана морковку.

— Что нужно сказать, Таб? — спросила она, не дождавшись благодарности.

— Спасибо. — Дочь замахнулась и воткнула морковку, сверху на нее упал ком снега.

— Никогда бы не догадалась захватить морковь. — Гейл поморщилась и потерла ладонью ребра.

— Тебе плохо, мама?

— Все в порядке. Просто непривычно много наклонов.

— У бабули повреждены ребра, — сообщила Таб, сняла шапку и надела на голову снеговика. — А ты знала, что бабуля не лепила снеговиков с самого детства?