— Спасибо, что делаешь это.

— Спасибо, что позволил мне это сделать, — говорю я мягко.

— Ты хорошо выглядишь в цветах Гудвинов, — говорит он, сканируя мою черно-зеленую форму наездника.

— Я выгляжу, как студент тупого Слизерина.

Он смеется, оглядывается и делает шаг ближе, облизывая губы. Он нежно целует меня в щеку, от чего у меня идет дрожь вверх по ногам, вниз по рукам и между бедер.

— У меня есть кое-что на удачу, — шепчет он мне на ухо. Он залезает в карман и достает фиолетовый леденец.

— Ва-а-ау! — беру леденец, и прежде чем я понимаю, что я делаю, я обхватываю его за талию. Он втягивает воздух в рот. Становится зажатым.

Черт. Он не хочет этого. Я сделала шаг назад, злясь на себя. Не могу поверить, что поддалась инстинкту.

— Прости. — Мои щеки пылают.

Он отводит взгляд.

— Мне нужно тебе кое-что сказать. Сегодня здесь будет давление. Особенно давление на тебя.

— На меня? — выпаливаю я.

— Да, на тебя. — Его губы расползаются в улыбку. — Ты очень важная персона. Эта гонка ничто по сравнению с некоторыми из больших гонок Кентукки, но все же. Нечасто можно встретить девушек-жокеев. Особенно таких юных.

Я уже и так была на взводе. Я опускаю руку на свою красную косу и подношу ее ко рту. Я делаю глубокий вдох.

— Спасибо, что сказал мне, — говорю я. — Я надеялась, что ты расскажешь мне что-нибудь другое.

— Да? Что?

— Ничего, — говорю я, быстро качая головой.

Он осторожно вытаскивает косу из моего рта, схватив меня за руку на секунду. Жар от его кожи успокаивает мои нервы и заставляет меня нырнуть обратно в его объятия. Иисус. Когда я стала такой озабоченной?

И туи Рори приводит Эхос-оф-Саммер со своей гонки, а Джек исчезает. Рори смотрит туда, куда пошел Джек, и начинает битбоксить, создавая музыку, как вы слышали в его видеоигре «Прыгая в Хучивилле». — Боучикавау.

Я показываю ему средний палец.

Я делаю паузу и глубоко дышу, когда разворачиваю леденец и беру его в рот.

— Как она? — спрашиваю я, когда Рори заводит Эхос-оф-Саммер в стойло.

— Третье место, — говорит он, ухмыляясь. — Неплохо для старушки.

Я похлопываю ее по морде.

— Ей всего лишь семь лет. Не хотелось бы слышать, как ты меня называешь, когда меня нет рядом.

Рори вытаскивает сложенную брошюру из заднего кармана.

— Эй, у меня гоночная программа. Там написано твое имя!

Я бросаюсь к нему, кладу в рот леденец, который Джек дал мне, и листаю программу. А вот и я.



ЛОШАДЬ Звезда Теннесси

ЖОКЕЙ С. Барроу*[23]

ТРЕНЕР Г. Солана

ВЛАДЕЛЕЦ Д. Гудвин/Ферма Кедар Хилл



Я закрываю программу и прижимаю ее к груди.

И прежде чем я смогу осознать это, прежде чем я смогу контролировать свое сердцебиение, Рори ведет Звезду, и мы направляемся к загону, проходя мимо других амбаров и павильона для тестирования на наркотики. Мой леденец заканчивается во время нашей прогулки, я выбрасываю палочку.

Папа, Гил, Джек и мистер Гудвин встречают нас, пока мы надеваем седло жеребцу.

Папа сжимает мое плечо.


— Ты же знаешь, что не должна этого делать, правда? Мы всегда можем послать Таунсенда.

Я натягиваю перчатки, оглядываясь на других жокеев. Все они выглядят расслабленными, болтают и шутят со своими тренерами и владельцами. Я выдуваю воздух через рот и подпрыгиваю на пальцах ног.

— Я справлюсь, — говорю я папе. Джек и Рори улыбаются моим словам.

Я сажусь на Звезду, мы направляемся на трассу. Гонка Кентуки-Даунс стара, и трибуны маленькие, как те, что на софтбольном поле школы Ста Дубов; большинство зрителей находятся вокруг забора и на приусадебном участке. Или они в казино.

Аплодисменты начинаются с минуты, когда Звезда начинает бегать по траве. Кучка репортеров фотографирует меня. Из-за вспышек я вижу пятна. Надеюсь, Звезда не боится камер. Я стону, молясь, чтобы моя фотография не сопровождала статью на первой полосе о том, как я облажалась в Кентукки-Даунс.

Папа появляется справа от меня, верхом на пони Аппалуза. Звезда нюхает пони и таранит его голову в сторону отца, ведя себя своевольно.

— Не стесняйтесь затормозить, если что-то пойдет не так, — говорит папа, я киваю, жуя свою косу. — Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, — отвечаю я.

Когда наступает время, я встречаю две руки у стартовых ворот, они провожают Звезду в бокс четвертой позиции, запирая ворота позади нас. Папа исчезает с трассы.

Семь фарлонгов. Чуть больше 1,4 км. Я могу это сделать. Я вдыхаю и выдыхаю. Вдох и выдох. Вдох и выдох. Толпа ликует. Впечатление, будто ты прижал морскую раковину к уху и слышишь глухой рев океана.

Раздается звонок, ворота распахиваются.

Звезда взрывается. Это чистый выход из ворот. Мы разгоняемся вместе с двумя другими лошадьми.

— Давай! — Я кричу, держась крепче, чем когда-либо прежде. Девять наборов копыт, втаптывающих траву, звучат, как поезд, уносящийся с моим сердцем.

Я смотрю направо и налево. Сержант-Мэджор, скоростная лошадь, рядом со мной. Он скоро потеряет свою энергию, я уже слышу, как жеребец пыхтит и пыхтит. Слева от меня Лэйзи Мандэй, у которого хорошая выносливость. Я должна убедиться, что Звезда не слишком быстро несется, так что я немного сбавляю обороты.

Беспрепятственно я двигаюсь вперед по внешней стороне. На секунду мы лидируем. Затем в мгновение ока мы возвращаемся на третью позицию. Но когда я вхожу в последний поворот, жеребец по имени Вининг Вэйвс пробирается вперед. Он пробегает мимо меня. Грязь из ямы брызжет мне на лицо и грудь.

— Давай, — призываю Звезду. Он постепенно увеличивает скорость, но теряет дыхание. Начинаем обходить Вининг Вэйвс. Лошади идут ноздря в ноздрю.

На финишной прямой мы боремся с Вининг Вэйвс. Перед нами еще две лошади. Толпа сходит с ума. Рев. Аплодисменты. Мне нравится эта скорость.

— Давай, Звезда! Быстрее!

Мы пересекаем финишную черту прямо перед Вининг Вэйвс. Победителем объявляется лошадь по имени Джина Джордж.

Мы проиграли две позиции! Черт.

Но мы заняли третье место. Звезда никогда не делал этого раньше.

Я обнимаю его за шею.

— Хороший мальчик, Звезда. Хороший мальчик. — Он ржет и вздыхает.

Я пробираюсь к табло, чтобы проверить время. Репортеры фотографируют меня, я ухмыляюсь, когда поднимаю очки на шлем. Третье место — не плохо для моей первой гонки. Затем я вижу свое официальное время на табло. Моя утренняя тренировка была быстрее на три секунды. Я протираю глаза и делаю глубокий вдох, стараясь проглотить разочарование. Третье место это хорошо, напоминаю себе. Но будет ли Джек сердиться?

В загоне Рори улыбается, протягивая руку, чтобы взять поводья и вести лошадь и следующее, что я знаю, Джек тянет меня вниз и крепко обнимает, когда все больше фотографов делают снимки.

— Я так горжусь тобой, — бормочет он. — Спасибо тебе.

Я зарываюсь лицом ему в грудь, смеюсь, пачкая его костюм грязью. Мы кружимся, и я никогда не чувствовала себя так близко к другому человеку, даже когда мы целовались.

Мне нравится, что мы работали вместе, чтобы это произошло. Я никогда не чувствовала себя такой сильной, как будто я могу поднять камень. Будто я могу колдовать.

— Я хочу, чтобы ты была моим жокеем в Диксана Дерби.

— Правда? — восклицаю я. Осталось всего три недели. Это огромная гонка в Парадайс Парк с полумиллионным призовым фондом!

— Да, — говорит Джек. Я прыгаю в его объятия, и мы прыгаем, как дети во время перемены.

— Джек, — громко говорит мистер Гудвин. — Мы все хотим поговорить с Саванной.

Джек освобождает меня и ухмыляется. Краем глаза я вижу, что наши отцы улыбаются. Стоп. Мы просто обнимались, как сумасшедшие, они разве не должны психовать?

— Пойдем найдем твою мать, сынок. — Мистер Гудвин ведет Джека к трибунам. Мы с ним оглядываемся друг на друга, сияя.

— Ты молодец, пирожок, — говорит папа, прижимая меня к себе. — Если бы только твоя мама могла это видеть.

Я обхватываю папу рукой за талию, встаю на цыпочки и целую его щеку.

Я заняла третье чертово место.