— Очень красиво.

Я хотела здесь остаться. Плевать на цену. Плевать на болтливую соседку. Я достаточно долго вела аскетическое существование. В конце концов, я живу одна в чужой стране. И заслуживаю немного комфорта.

Что касается Элли, к ней я наверняка привыкну. Конечно, она излишне разговорчива, но у меня она сразу пробудила симпатию. По глазам видно, человек она добрый.

— У меня предложение — выпить по чашечке чаю и попытаться узнать друг друга получше, — улыбнулась Элли.

Через несколько минут я уже сидела в гостиной, ожидая, пока Элли приготовит на кухне чай. Внезапно до меня дошло, что не имеет решающего значения, нравится мне Элли или нет. Главное, чтобы я ей понравилась. Иначе она не пожелает делить со мной эту офигительную квартиру. Я встревожилась. Я не самый общительный человек на свете, а Элли, судя по всему, жаждет общения. Возможно, она решит, что я ей не подхожу.

— Это так трудно, — провозгласила Элли, появляясь в комнате с подносом. — Я имею в виду, найти квартирантку. Выяснилось, что девушек нашего возраста, которые могут позволить себе жить в подобной квартире, до жути мало.

Да, и я отношусь к числу этих избранных. Я унаследовала кучу денег.

— У меня состоятельная семья, — сказала я.

— Да? — переспросила она, подвигая мне чашку с горячим чаем и шоколадный кекс.

Я прочистила горло и, чтобы скрыть дрожь в пальцах, обхватила чашку. Кожа покрылась холодным потом, кровь молотом застучала в ушах. Так всегда бывает перед тем, как мне приходится рассказать кому-то правду о своей жизни.

Мои родители и маленькая сестренка погибли в автомобильной катастрофе, когда мне было четырнадцать. Из родственников остался только дядя, который жил в Австралии. Он плевать на меня хотел, и несколько лет я провела в приемных семьях — сначала в одной, потом в другой. У родителей было много денег. Папин дедушка жил в Луизиане и был там настоящим нефтяным королем. Папе досталось большое наследство, которым он распоряжался весьма осмотрительно.

Когда мне исполнилось восемнадцать, все деньги достались мне. Сердце немного утихомирилось и пальцы перестали трястись, когда я сообразила, что нет надобности выкладывать Элли мою печальную историю.

— С отцовской стороны моя семья происходит из Луизианы, — сообщила я. — В свое время прадедушка сделал на нефти большие деньги.

— О, как интересно! — Восклицание Элли прозвучало на удивление искренне. — Но потом ваша семья перебралась из Луизианы?

— Да, в Виргинию, — кивнула я. — Кстати, предки моей мамы были шотландцами.

— Значит, в твоих жилах течет шотландская кровь! Здорово! — Она загадочно улыбнулась, словно посвящая меня в тайну. — Я тоже шотландка лишь наполовину. Моя мама — француженка, но семья ее перебралась в Шотландию, когда ей было всего пять лет. К стыду своему, я не говорю по-французски.

Элли фыркнула и уставилась на меня, ожидая ответной реплики.

— А твой брат? Он говорит по-французски?

— Нет. Что ты! — Элли даже всплеснула руками, отметая столь нелепое предположение. — Мы с Брэденом — сводные брат и сестра. То есть папа у нас общий, а мамы разные. Они обе живы, а папа умер пять лет назад. Он был довольно известным бизнесменом. Может, ты даже слышала о компании Дугласа Кармайкла? Это едва ли не самое старое агентство по недвижимости в Шотландии. Папа в молодости унаследовал его от своего отца и добился того, что оно стало приносить огромный доход. К тому же ему принадлежало несколько ресторанов и сувенирных магазинов. В общем, настоящая маленькая империя. Когда он умер, все перешло к Брэдену. Теперь проходимцы всех мастей вьются вокруг него стаями, норовят урвать кусок. А так как всем известно, что мы с братом друзья, некоторые пытаются действовать через меня.

Хорошенький ротик Элли изогнулся, придав ее лицу кислое выражение, которое казалось на нем до странности чужеродным.

— Сочувствую твоему брату, — сказала я без всякой иронии.

Богатым наследникам приходится нелегко, это мне пришлось узнать на собственной шкуре. Кстати, это одна из причин, по которой я перебралась из Виргинии в Шотландию.

Почувствовав, что я не кривлю душой, Элли расслабилась. Я никогда не могла понять, какого черта некоторые люди выкладывают о себе всю подноготную не то что друзьям, но даже первым встречным. Но, как ни странно, откровенность Элли меня не слишком пугала. Наверное, она рассчитывает, что я буду с ней не менее откровенна. Но когда она узнает меня получше, наверняка поймет, что ее ожидания напрасны.

К моему удивлению, молчать в обществе Элли оказалось очень даже комфортно. Наверное, Элли тоже это ощутила. Она улыбнулась и спросила:

— А чем ты занимаешься в Эдинбурге?

— Живу. У меня двойное гражданство. Я чувствую себя здесь дома.

Мой ответ ей, похоже, понравился.

— Учишься в университете?

— Только что закончила, — покачала головой я. — В четверг и пятницу работаю по вечерам в «Клубе 39» на Джордж-стрит. И пытаюсь писать книгу.

Мое признание привело Элли в восторг.

— С ума сойти! Мне всегда ужасно хотелось познакомиться с настоящим писателем. И какая ты молодец — решила заниматься тем, чего действительно хочешь. Мой брат вечно твердит, что степень доктора философии — самая ненужная вещь на свете и сейчас я впустую трачу время. Говорит, лучше бы работала в его компании. Но мне нравится учиться. В университете я работаю на кафедре, читаю лекции и то… В общем, я совершенно счастлива. Знаешь, я из тех смешных людей, которые готовы заниматься любимым делом чуть ли не даром. Живу на папины деньги. Звучит ужасно, правда?

Она сморщила точеный носик.

Я не из тех, кто склонен к обличениям, особенно в подобных ситуациях.

— Почему, Элли? Тебе просто повезло. Я не вижу ничего ужасного в том, что ты пользуешься деньгами, которые оставил тебе отец.

В старших классах я ходила к психотерапевту, и теперь ее насморочный голос зазвучал у меня в голове: «Почему ты не можешь рассуждать так же разумно, когда речь идет о тебе, Джосс? Если ты воспользуешься доставшимся тебе наследством, в этом не будет ничего ужасного. Именно этого хотели твои родители».

С четырнадцати до восемнадцати лет я сменила две приемные семьи. Обе жили в моем родном городе в Виргинии и обе не относились к числу зажиточных. Мне пришлось оставить наш большой красивый дом, позабыть о дорогой еде и модных шмотках, перейти на спагетти и сосиски, а одежду носить попеременно с младшей приемной сестрой, с которой мы были одного роста. Когда мне стало приближаться к восемнадцати, весть о том, что меня ждет значительное наследство, получила огласку. Тут меня сразу начали активно обхаживать всякого рода сомнительные бизнесмены. Каждый рассчитывал на мою наивность, которую надеялся использовать к собственной выгоде. Одноклассники тоже стали проявлять ко мне повышенный интерес, предлагая вложить деньги в их идиотские веб-сайты и прочую хренотень. В общем, если говорить о причинах, по которым у меня нет желания пользоваться родительским наследством, их две: во-первых, в подростковом возрасте я научилась ограничивать свои потребности; во-вторых, я поняла, как это противно — служить приманкой для людей, которых интересуют исключительно твои деньги.

Теперь, когда выяснилось, что Элли тоже богатая наследница и тоже мучается чувством вины, хотя и другого рода, я ощутила к ней острый приступ симпатии.


— Эта комната — твоя, — провозгласила Элли.

Заявление было сделано так внезапно, что я расплылась в улыбке.

— Ты уже решила.

— Просто мне подсказала интуиция — ты именно та соседка, которая мне нужна, — посерьезнев, призналась Элли.

Моя интуиция подсказала мне в точности то же самое, мысленно призналась я, а вслух произнесла:

— Буду готовиться к переезду.





ГЛАВА 2




Неделю спустя я переехала в роскошную квартиру на Дублинской улице.

В отличие от Элли, я люблю, чтобы мое жилое пространство было хорошо организовано. Именно поэтому я сразу принялась распаковывать вещи.

— Может, сначала выпьешь со мной чаю? — предложила Элли, появившись в дверях и оглядывая мои многочисленные коробки и чемоданы.

— Нет, пока я не разберусь со всем этим барахлом, не смогу расслабиться.

Свой отказ я сопроводила наиприветливейшей улыбкой, чтобы Элли не подумала, что мне неприятно ее общество. Этот период зарождения дружбы всегда был мне ненавистен — двигаешься, что называется, на ощупь, пытаясь выбрать верный тон, и это до жути утомительно.

Элли понимающе кивнула:

— О'кей. Через час у меня начинаются занятия. Пожалуй, я не буду брать машину, а прогуляюсь до универа пешком. Так что выйду прямо сейчас. А ты сможешь спокойно осмотреться на месте.

Элли нравилась мне все больше и больше.

— Желаю успеха, — сказала я.

— И тебе того же.

Я улыбнулась, помахала рукой, и Элли, одарив меня лучезарной улыбкой, исчезла.

Как только захлопнулась входная дверь, я растянулась на своей новой, невероятно удобной кровати.

— Добро пожаловать на Дублинскую улицу, — пробормотала я, уставившись в потолок.

«Kings of Leon» во всю мощь пропели «Your sex is on fire». Я заворчала, раздосадованная, что мое блаженное одиночество так быстро прервали, вытащила из кармана телефон и улыбнулась, увидев имя на дисплее.

— Привет, — радостно ответила я.

— Ну что, ты уже перебралась в свою роскошную, грандиозную, претенциозную и какую там еще новую квартиру? — без предисловий спросила Райан.

— Если я не ошибаюсь, в твоем голосе звучит горькая зависть?

— Ты, как всегда, права, мой прозорливый друг. Фотки, которые ты прислала, произвели на меня такое впечатление, что я лишилась аппетита. Даже овсяные хлопья сегодня утром ела без всякого удовольствия. Твоя новая обитель действительно так хороша?

— Я так понимаю, твоя новая обитель в Лондоне обманула твои ожидания?

— Это ты еще мягко выразилась. Я плачу бешеные деньги и живу в картонной коробке.

Я фыркнула.

— Знала бы ты, как я скучаю по тебе и по нашему дерьмовому мышиному заповеднику, — вздохнула Райан.

— Мне ли не знать? Я тоже скучаю по тебе и по нашему дерьмовому мышиному заповеднику.

— Ты говоришь это, любуясь своей колоссальной ванной с золотыми кранами?

— Нет, я говорю это, валяясь на кровати, которая стоит не меньше пяти тысяч долларов.

— Переведи в фунты, будь любезна.

— Не уверена, но, по-моему, около трех тысяч.