- Я хочу, чтобы мы были друзьями, - сказал Кирилл. - Без какого-либо подтекста.
- Ты шутишь? - устало вздохнула я, понимая, что он просто меня не понимает. Антон сказал однажды, что до некоторых людей, например, до Алины, слова не доходят - они просто не слышат их, но доходят действия.
Может быть, и мне стоит попробовать воспользоваться советом Антона?
- Я люблю шутить, - кивнул Кирилл. - Но сейчас серьезен.
- Ты помнишь, что в тот раз забыл у нас кое-что? - спросила я.
- Помню, - не стал скрывать он. - Я оставил у вас свою малышку. Когда-то я отдал за нее последние деньги, что у меня были.
И мне вдруг до ужаса захотелось, чтобы он забрал забытую вещь.
- Я была бы рада, если бы ты взял ее обратно, - продолжала я. - Подождешь? Я сейчас вынесу.
Кирилл кивнул. А я пошла к подъездной двери.
- Ты же вернешься? - окликнул он меня. Я молча кивнула.
- Иначе я постучусь к тебе в окно, - пообещал парень. И я уже не знала - то ли это шутка, то ли правда. Я чувствовала, что больше не понимаю его.
Вернулась я спустя пять минут, неся гитару фирмы Taylor - ту самую, которую Кирилл когда-то забыл у нас: из черного дерева, с аэрографическим изображением паука с ангельскими крыльями. Я думала, что Кирилла уже не будет, но он все так же стоял и ждал меня, засунув руки в карманы.
- Вот, - сказала я, отдавая гитару ему. - Возвращаю. Она слегка поцарапана, но вроде бы с ней все в порядке. Знаешь, я хотела бы вернуть тебе твои подарки, но не могу - я хочу, чтобы они напоминали о том друге, который у меня был. Спасибо, хоть и ты не считал меня своим другом, а дорогой к мести Антону. До свидания, Кирилл. Я была рада нашему общению.
Я развернулась, но он схватил меня за руку.
- Катя! Ты не понимаешь.
Это ты не понимаешь.
Я вырвала ладонь из его пальцев, понимая, что все это - неправильно. Да и ощущение того, что со мной играют, не покидало.
- Возможно, где-то неподалеку стоит человек с камерой и скоро у Антона появятся снимки, где ты держишь меня за руку, - горько сказала я, вспомнив, что Тропинину присылали снимок, где я сидела на коленях у Кезона во время фан-встерчи. - Не надо со мной играть.
Я не жертва.
- Вся жизнь - игра, - исказила лицо Кирилла улыбка. - Только я играю по-честному, а твой Антон - нет. Катя. Катя, если ты так решила - прекратить общение, поцелуй меня на прощание? Чтобы у нас был и первый поцелуй, и последний.
- Ты смеешься? - закричала я.
И он правда рассмеялся.
Не желая больше слушать его, я спешно ушла под раскат грома и краем глаза увидела букет белых роз, мокнущих в урне.
Это было ужасно знакомо, но почему-то не вызывало жалости - лишь сердило, как плохой спектакль.
На следующий день, серый и беспросветно тусклый утром, но теплый и солнечный вечером, мне позвонила мать Антона. Я как раз сидела на паре, когда заметила, как беззвучно светится экран мобильного телефона. Увидев знакомый номер и поняв, что это Алла Георгиевна, я впала в ступор. Однако все-таки выскользнула тихо из аудитории и приняла вызов с бешено колотящимся сердцем.
Что она опять задумала? Вновь будет шантажировать меня и мою семью?
- Катя Радова? - услышала я голос Адольской. Такой же надменный, как и в прошлый раз, но чуть более теплый - всего на пару градусов.
- Здравствуйте, - тихо ответила я.
- Узнала? - осведомилась Алла.
- Да. - Я прислонилась к стене, не понимая, чего она от меня хочет.
- Радует твоя хорошая память. Я хочу поговорить с тобой, - словно услышала Алла мои мысли.
- Снова что-то случилось с Антоном? - спросила я тревожным голосом.
- Нет. И, думаю, ты лучше знаешь, что с ним происходит и случается.
- Тогда что вы хотите? - этот вопрос я задавала с опаской.
- Поговорить. Приезжай ко мне в семь. - Она продиктовала адрес, вновь даже не интересуясь, смогу я или нет.
И бросила трубку, оставив меня в недоумении.
В аудиторию я вернулась на ватных ногах. Нет, я не хочу, чтобы все начиналось сначала. Не хочу выяснения отношений. Унижений. Злости. Отвратительных слов. Почему ей не живется спокойно?
- Что случилось? Где лицо потеряла? - шепнула мне Нинка, одновременно успевая записывать конспект. Писала она быстро и размашисто, и почерк был ей под стать характеру: когда Нинка хотела, почерк ее становился аккуратным и едва ли не каллиграфическим, округлым и с завитушками, а когда ей было все равно - писала размашисто, крупно, скача то вверх, то вниз.
- Мать Антона звонила.
- Опять?! Что ей надо? Надеюсь, ты закрыла ей хлебалку? - возмущенно спросила подруга.
- Она хочет поговорить, - ответила я. - Пригласила меня к себе.
- О чем? Как вам поделить Антошика? - ухмыльнулась подруга, продолжая записывать за лектором.
- Я не знаю.
- Я пойду с тобой, - заявила Журавль. - Посмотрим, как мадам Тропинкина будет петь при мне.
- Нет, Нин, спасибо, но нет. Я должна пойти одна. Показать ей, что не боюсь. И вообще, я не могу вечно перекладывать ответственность на тебя.
- Тоже верно, - не особо расстроилась подруга. - Иди и напинай ей.
- Хорошо тебе, - вздохнула я. - У Келлы мама адекватная.
Я помнила ее со свадьбы.
- Она только с виду милая, - хмыкнула Нина, которая не жаловала родственников мужа. - А на самом деле заправляет всей семьей. И папаша у нее в ежовых рукавицах.
О том, что ее собственный отец находится под строгим контролем с виду, казалось бы, мягкой Софьи Павловны, я предусмотрительно промолчала.
Занятия в университете закончились днем, и я, дожидаясь аудиенции у Аллы, поехала в центр города, побродила по магазинам и зашла в кафе. Сначала компанию мне составляла Нинка, а потом она убежала на тренировку. И я осталась одна.
У дома Адольской я была уже за двадцать минут до назначенного времени. А за пять - звонила в дверь, пройдя мимо охраны, которая спросила мое имя и сверила его с каким-то списком.
Дверь мне открыла незнакомая пожилая женщина ужасно пристойного вида, в черном платье с глухим воротником-стойкой и с собранными в пучок волосами. Такой бы очень подошло быть директором строгой закрытой школы для девочек.
- Екатерина? - оглядела она меня так, будто бы я была ее потенциальной ученицей.
- Да, здравствуйте, - сказала я.
- Проходите, - пригласила она меня в квартиру Аллы Георгиевны. Молча взяла из моих рук тонкую ветровку и велела идти следом за ней, не давай времени особо оглядеться.
Мать Антона ждала меня в гостиной, которую я про себя окрестила малой. Это была небольшая комната неправильной формы, соединенная со стеклянной лоджией.
Комната была необычной - слишком светлой, слишком солнечной для такого человека, как Адольская. Светлый паркет, золотистые теплые стены, белоснежный потолок с подсветкой - все это создавало ощущение уюта. Угловой диван сливочного цвета с подушками, над которым висели картины, цветы в больших горшках, круглый столик на трех ножках, шкаф с книгами, два кресла-качалки у лоджии - все это мне очень понравилось. А сидящая на диване Алла в алом атласном халате не нравилась совершенно. Она внимательно на меня смотрела - так, будто бы я прорвалась в ее дом с боем и помешала спокойствию и уединению. Ощущая на себе ее пристальный взгляд, я села на диван. Спина у меня была неестественно прямая, а руки лежали на коленях, как у прилежной девочки.
- Принесите нам кофе, - велела Адольская, и женщина, что сопровождала меня, степенно удалилась.
- Итак, Катя Радова, ты пришла, - обратилась она уже ко мне.
- Что вы хотели? - нервно спросила я.
- Я же сказала - поговорить, - насмешливо сказала Алла.
- Об Антоне?
Все то сочувствие, вся та жалость, что я испытывала к ней в больнице, когда она плакала, обнимая сына, моментально пропали. Неужели она снова будет предлагать мне деньги? Или запугивать? А может, Адольская нашла новый способ помешать нам быть вместе?
Не позволю.
- О тебе, - усмехнувшись, сказала Алла.
- Обо мне? - растерялась я.
- Именно.
- Я не понимаю, что вы хотите, - пришлось признаться мне. Пальцы, лежащие на коленях, вцепились в платье.
- Немудрено, - позволила себе заносчивую улыбку женщина. - Не хочу ходить вокруг да около. Скажу прямо: ты мне не нравишься. В тебе нет хватки, прагматизма, не хватает уверенности и умения себя подать. Но, - Адольская сделала значительную паузу, - мне понравилось, как ты повела себя в прошлый раз, несмотря на то, что ты попыталась мне угрожать. Использовать моего бывшего мужа было достаточно умным ходом. Видимо, ты не совсем пропащая, в тебе есть потенциал. Но не обольщайся, - тотчас предупредила меня Алла Георгиевна. - Потенциал - не гарантия успеха.
Я все равно не понимала, что мать Антона хочет мне сказать. Она вроде бы и похвалила, при этом успев унизить.
- И что вы мне предлагаете? - спросила я осторожно.
- Что я должна тебе предлагать? Подумай. - Алла закинула ногу на ногу и посмотрела так, будто бы я была личинкой жука. На ее голени все еще была повязка.
Я молчала.
- Я предлагаю тебе перемирие, - сказала резким тоном она.
- Ты шутишь? - устало вздохнула я, понимая, что он просто меня не понимает. Антон сказал однажды, что до некоторых людей, например, до Алины, слова не доходят - они просто не слышат их, но доходят действия.
Может быть, и мне стоит попробовать воспользоваться советом Антона?
- Я люблю шутить, - кивнул Кирилл. - Но сейчас серьезен.
- Ты помнишь, что в тот раз забыл у нас кое-что? - спросила я.
- Помню, - не стал скрывать он. - Я оставил у вас свою малышку. Когда-то я отдал за нее последние деньги, что у меня были.
И мне вдруг до ужаса захотелось, чтобы он забрал забытую вещь.
- Я была бы рада, если бы ты взял ее обратно, - продолжала я. - Подождешь? Я сейчас вынесу.
Кирилл кивнул. А я пошла к подъездной двери.
- Ты же вернешься? - окликнул он меня. Я молча кивнула.
- Иначе я постучусь к тебе в окно, - пообещал парень. И я уже не знала - то ли это шутка, то ли правда. Я чувствовала, что больше не понимаю его.
Вернулась я спустя пять минут, неся гитару фирмы Taylor - ту самую, которую Кирилл когда-то забыл у нас: из черного дерева, с аэрографическим изображением паука с ангельскими крыльями. Я думала, что Кирилла уже не будет, но он все так же стоял и ждал меня, засунув руки в карманы.
- Вот, - сказала я, отдавая гитару ему. - Возвращаю. Она слегка поцарапана, но вроде бы с ней все в порядке. Знаешь, я хотела бы вернуть тебе твои подарки, но не могу - я хочу, чтобы они напоминали о том друге, который у меня был. Спасибо, хоть и ты не считал меня своим другом, а дорогой к мести Антону. До свидания, Кирилл. Я была рада нашему общению.
Я развернулась, но он схватил меня за руку.
- Катя! Ты не понимаешь.
Это ты не понимаешь.
Я вырвала ладонь из его пальцев, понимая, что все это - неправильно. Да и ощущение того, что со мной играют, не покидало.
- Возможно, где-то неподалеку стоит человек с камерой и скоро у Антона появятся снимки, где ты держишь меня за руку, - горько сказала я, вспомнив, что Тропинину присылали снимок, где я сидела на коленях у Кезона во время фан-встерчи. - Не надо со мной играть.
Я не жертва.
- Вся жизнь - игра, - исказила лицо Кирилла улыбка. - Только я играю по-честному, а твой Антон - нет. Катя. Катя, если ты так решила - прекратить общение, поцелуй меня на прощание? Чтобы у нас был и первый поцелуй, и последний.
- Ты смеешься? - закричала я.
И он правда рассмеялся.
Не желая больше слушать его, я спешно ушла под раскат грома и краем глаза увидела букет белых роз, мокнущих в урне.
Это было ужасно знакомо, но почему-то не вызывало жалости - лишь сердило, как плохой спектакль.
На следующий день, серый и беспросветно тусклый утром, но теплый и солнечный вечером, мне позвонила мать Антона. Я как раз сидела на паре, когда заметила, как беззвучно светится экран мобильного телефона. Увидев знакомый номер и поняв, что это Алла Георгиевна, я впала в ступор. Однако все-таки выскользнула тихо из аудитории и приняла вызов с бешено колотящимся сердцем.
Что она опять задумала? Вновь будет шантажировать меня и мою семью?
- Катя Радова? - услышала я голос Адольской. Такой же надменный, как и в прошлый раз, но чуть более теплый - всего на пару градусов.
- Здравствуйте, - тихо ответила я.
- Узнала? - осведомилась Алла.
- Да. - Я прислонилась к стене, не понимая, чего она от меня хочет.
- Радует твоя хорошая память. Я хочу поговорить с тобой, - словно услышала Алла мои мысли.
- Снова что-то случилось с Антоном? - спросила я тревожным голосом.
- Нет. И, думаю, ты лучше знаешь, что с ним происходит и случается.
- Тогда что вы хотите? - этот вопрос я задавала с опаской.
- Поговорить. Приезжай ко мне в семь. - Она продиктовала адрес, вновь даже не интересуясь, смогу я или нет.
И бросила трубку, оставив меня в недоумении.
В аудиторию я вернулась на ватных ногах. Нет, я не хочу, чтобы все начиналось сначала. Не хочу выяснения отношений. Унижений. Злости. Отвратительных слов. Почему ей не живется спокойно?
- Что случилось? Где лицо потеряла? - шепнула мне Нинка, одновременно успевая записывать конспект. Писала она быстро и размашисто, и почерк был ей под стать характеру: когда Нинка хотела, почерк ее становился аккуратным и едва ли не каллиграфическим, округлым и с завитушками, а когда ей было все равно - писала размашисто, крупно, скача то вверх, то вниз.
- Мать Антона звонила.
- Опять?! Что ей надо? Надеюсь, ты закрыла ей хлебалку? - возмущенно спросила подруга.
- Она хочет поговорить, - ответила я. - Пригласила меня к себе.
- О чем? Как вам поделить Антошика? - ухмыльнулась подруга, продолжая записывать за лектором.
- Я не знаю.
- Я пойду с тобой, - заявила Журавль. - Посмотрим, как мадам Тропинкина будет петь при мне.
- Нет, Нин, спасибо, но нет. Я должна пойти одна. Показать ей, что не боюсь. И вообще, я не могу вечно перекладывать ответственность на тебя.
- Тоже верно, - не особо расстроилась подруга. - Иди и напинай ей.
- Хорошо тебе, - вздохнула я. - У Келлы мама адекватная.
Я помнила ее со свадьбы.
- Она только с виду милая, - хмыкнула Нина, которая не жаловала родственников мужа. - А на самом деле заправляет всей семьей. И папаша у нее в ежовых рукавицах.
О том, что ее собственный отец находится под строгим контролем с виду, казалось бы, мягкой Софьи Павловны, я предусмотрительно промолчала.
Занятия в университете закончились днем, и я, дожидаясь аудиенции у Аллы, поехала в центр города, побродила по магазинам и зашла в кафе. Сначала компанию мне составляла Нинка, а потом она убежала на тренировку. И я осталась одна.
У дома Адольской я была уже за двадцать минут до назначенного времени. А за пять - звонила в дверь, пройдя мимо охраны, которая спросила мое имя и сверила его с каким-то списком.
Дверь мне открыла незнакомая пожилая женщина ужасно пристойного вида, в черном платье с глухим воротником-стойкой и с собранными в пучок волосами. Такой бы очень подошло быть директором строгой закрытой школы для девочек.
- Екатерина? - оглядела она меня так, будто бы я была ее потенциальной ученицей.
- Да, здравствуйте, - сказала я.
- Проходите, - пригласила она меня в квартиру Аллы Георгиевны. Молча взяла из моих рук тонкую ветровку и велела идти следом за ней, не давай времени особо оглядеться.
Мать Антона ждала меня в гостиной, которую я про себя окрестила малой. Это была небольшая комната неправильной формы, соединенная со стеклянной лоджией.
Комната была необычной - слишком светлой, слишком солнечной для такого человека, как Адольская. Светлый паркет, золотистые теплые стены, белоснежный потолок с подсветкой - все это создавало ощущение уюта. Угловой диван сливочного цвета с подушками, над которым висели картины, цветы в больших горшках, круглый столик на трех ножках, шкаф с книгами, два кресла-качалки у лоджии - все это мне очень понравилось. А сидящая на диване Алла в алом атласном халате не нравилась совершенно. Она внимательно на меня смотрела - так, будто бы я прорвалась в ее дом с боем и помешала спокойствию и уединению. Ощущая на себе ее пристальный взгляд, я села на диван. Спина у меня была неестественно прямая, а руки лежали на коленях, как у прилежной девочки.
- Принесите нам кофе, - велела Адольская, и женщина, что сопровождала меня, степенно удалилась.
- Итак, Катя Радова, ты пришла, - обратилась она уже ко мне.
- Что вы хотели? - нервно спросила я.
- Я же сказала - поговорить, - насмешливо сказала Алла.
- Об Антоне?
Все то сочувствие, вся та жалость, что я испытывала к ней в больнице, когда она плакала, обнимая сына, моментально пропали. Неужели она снова будет предлагать мне деньги? Или запугивать? А может, Адольская нашла новый способ помешать нам быть вместе?
Не позволю.
- О тебе, - усмехнувшись, сказала Алла.
- Обо мне? - растерялась я.
- Именно.
- Я не понимаю, что вы хотите, - пришлось признаться мне. Пальцы, лежащие на коленях, вцепились в платье.
- Немудрено, - позволила себе заносчивую улыбку женщина. - Не хочу ходить вокруг да около. Скажу прямо: ты мне не нравишься. В тебе нет хватки, прагматизма, не хватает уверенности и умения себя подать. Но, - Адольская сделала значительную паузу, - мне понравилось, как ты повела себя в прошлый раз, несмотря на то, что ты попыталась мне угрожать. Использовать моего бывшего мужа было достаточно умным ходом. Видимо, ты не совсем пропащая, в тебе есть потенциал. Но не обольщайся, - тотчас предупредила меня Алла Георгиевна. - Потенциал - не гарантия успеха.
Я все равно не понимала, что мать Антона хочет мне сказать. Она вроде бы и похвалила, при этом успев унизить.
- И что вы мне предлагаете? - спросила я осторожно.
- Что я должна тебе предлагать? Подумай. - Алла закинула ногу на ногу и посмотрела так, будто бы я была личинкой жука. На ее голени все еще была повязка.
Я молчала.
- Я предлагаю тебе перемирие, - сказала резким тоном она.