- Люблю я семейный драмы, - откинулся назад Виктор Андреевич, сложив руки на животе.

- Завтра свадьба, а у Нинки сейчас жениха того, - провела большим пальцем по шее Ирка, - собственный отец прикончит.

- Я тебя сейчас сама - того, - процедила сквозь зубы Нинка, которой совершенно не нужны были свадебные фотографии, на которых ее жених осветит прелестными отцовскими фингалами всю окрестность. Она попыталась поддержать Ефима, но Марина Сергеевна попросила ее не вмешиваться:

- Пусть сами, - шепнула она невестке.

- Да, Нина, сядь, - наслаждался разборками Виктор Андреевич и чуть ли не дирижировал в такт громким звенящим голосам. - Графья поссорятся, а виноваты крестьяне будут.

Разборки семейства Строгановых-Софьиных продолжались долго и со вкусом. Келла и Александр Михайлович кричали друг на друга, мать и сестра пытались успокоить их, но поскольку и отец, и сын натурами были огненными, угомонить их не удавалось. Лишь в какой-то момент у обоих что-то щелкнуло в головах, и они одновременно опустились на свои места - остывать. Друг на друга отец и сын при этом не смотрели. И разговаривать явно не собирались. Более того, Александр Михайлович все порывался уйти, но жена, дочь и даже Нина просили его успокоиться и остаться.

- Ты слабак! - сказал, стиснув зубы, мужчина. - Слабак! У тебя не хватило смелости подойти к отцу и все рассказать. Ты предпочел жить, как трус и лжец. А ведь я учил тебя быть настоящим мужчиной, Ефим. Да, видимо, зря. Столько лет делал из нас идиотов: из меня, из матери, из сестры, - тут взгляд Александра Михайловича упал на закусившую губу Таню, и по ее лицу понял - она знала. Это еще больше его покоробило. - Вот оно что, - только и сказал отец Келлы. - Вы все водили нас с матерью за нос.

- Дети - они такие, - не мог не встрять дядя Витя. - Никакой благодарности.

- Папа! - воскликнула Нинка, которая с тревогой поглядывала на жениха. Чертова официантка, чертов братец! Языки бы им обрезать под корень!

Сам Келла молчал. Выпил залпом стакан воды и молчал, уставившись в одну точку на полу. По лицу его ходили желваки.

- Может быть, десертик закажем? - поинтересовался елейным голосом дядя Витя. - Или вам все-таки водочки?

- Молчать! - рявкнул на него Александр Михайлович. Журавль-старший пожал плечами и, подозвав официанта, заказал для всех вкуснейший итальянский десерт и шоколадный ликер.

В результате отец и сын, вдоволь наоравшись, пошли на улицу - выяснять отношения там. Наедине.

- Если ты ударишь Ефима, - твердо сказала Марина Сергеевна, - я тебе устрою веселую жизнь, понял меня, Саша?

Тот ничего не ответил, лишь махнул рукой и первым отправился на улицу, на которой уже стемнело, а на небе появились первые тусклые звезды.

- Вы не переживайте, - торопливо сказала Софья Павловна, наливая будущей родственнице вино в пустой бокал. - Отношения между отцами и сыновьями бывают... сложными. Давайте мы с вами лучше о свадьбе поговорим. Мы очень рады, что у Нины появился Ефим. Замечательный мальчик. И бабушка наша его очень любит, - вспомнилась ей Эльза Власовна.

- Спасибо. Ниночка нам с Сашей тоже очень понравилась, - сдавленным голосом отвечала Марина Сергеевна. Она хоть и не подавала вида, но поступок сына для нее тоже был полной неожиданностью. - Нина, - осторожно обратилась она к девушке, - а правда, что наш Ефим - знаменитый?

- Правда, - честно сказала та.

- По его группе у нас весь класс тащится, - вставил и свои пять копеек Сергей.

Марина Сергеевна только слабо улыбнулась и пригубила вино. Ирка попыталась ее разболтать, и вскоре за столом завязался непринужденный разговор. А Таня и Нина, сказав, что им надо в туалет, пошли подслушивать - первая очень переживала за старшего брата, второй было интересно.

Отец и сын Строгановы-Софьины стояли неподалеку от ресторанчика. Оба курили, что Таню поразило. И разговаривали тихо.

- Извини, отец, что я не говорил правды, - с трудом услышали Таня и Нина, прячущиеся за микроавтобусом. - Не хотел вас огорчить. Но за остальное извиняться не намерен. Это моя жизнь, и я буду делать то, что хочу.

- Ты понимаешь, что ты сделал? - спрашивал Александр Михайлович. - Ты просто плюнул на нас с матерью. И растер. Рок-звездой себя считаешь?

- Я считаю себя музыкантом, - терпеливо объяснял Келла. - Я счастлив. Занимаюсь любимым делом. Путешествую. Общаюсь. Зарабатываю деньги. Я встретил любимую девушку и женюсь на ней. Этого мало?

Услышав это, Нина вдруг ощутила легкое покалывание в висках. Слышать такие слова - такие простые и искренние одновременно, было необычно. Она почувствовала, как на губах ее против воли появляется улыбка.

Ее вдруг накрыло - не нежность, не желание, не страсть, а осознание. Осознание того, что ее любят. По-настоящему, не из-за денег или красоты, а зная, какая она на самом деле - грубая, злая, нервная, бескомпромиссная, мстительная. Любят и принимают со всеми внутренними демонами. И даже умеют их усмирять - на время.

- Брат тебя очень любит, - шепнула ей Таня. - Поверь.

И Нина поверила.

- Чего ты хотел? Чтобы я был офицером, делал то, что ненавидел, зато продолжал семейную традицию? - спрашивал Келла. - Это не то, что я хотел и хочу, отец.

- Да не об этом речь. Не об этом! А о твоем отношении к родителям!

- А что бы ты хотел услышать тогда? Чтобы я позвонил и сказал: «Па, я не поступил, зато устроился грузчиком и играю с пацанами в переходе на гитаре?», - спросил Келла.

- Хотя бы так! Почему годы спустя я узнаю, что мой сын бедствовал, а я, его отец, даже не мог ему помочь? Ты понимаешь, что я чувствую?

- Понимаю. И ты пойми, что я чувствовал. Не хотел вас разочаровывать.

Тут микроавтобус, как назло, отъехал, и девушкам пришлось вернуться в ресторан, ибо Келла их засек и незаметно от отца махнул рукой, явно призывая обеих уйти. Пришлось повиноваться.

Вернулись отец и сын Строгановы-Софьины минут через пятнадцать, оба задумчивые. Не понятно было, помирились они или нет: до конца ужина они не разговаривали, но и не ссорились больше. Оба сидели молча. Зато дядя Витя торжествовал - он завладел всеобщим вниманием, рассказывал забавные истории, поднимал бокалы за молодоженов, а в конце даже предложил всем вместе посмотреть пару клипов звездного зятька. Эту инициативу, впрочем, не поддержали, зато Виктор Андреевич вволю попотешался над Келлой.

Лишь поздним вечером оба семейства покинули итальянский ресторанчик. Журавли и родственники Ефима поехали по домам на такси. Сам Келла, разозлившись на все на свете, направился к близнецам. А Нина двинулась к Кате - на минидевичник.

- Напьешься, - сказала она на прощание жениху. - Убью.

И ее машина с визгом сорвалась с места.


Тот только улыбнулся.

***

Нина приехала ко мне в десять часов, и я уже ждала ее с нетерпением. Все было готово и ждало своего часа. Честно говоря, не верилось, что это - последний день перед свадьбой, настоящей свадьбой. И потом моя Нинка будет считаться замужней девушкой. В универе все об этом только и говорили, да и вся тусовка, в которой вращалась Журавль, стояла на ушах.

Никто так и не знал, кто будет ее женихом. Но всем было безумно интересно.

- Ты даже Кеечкой ради меня пожертвовала, - весело сказала подруга, заходя в мою комнату, которую сегодня освещали лишь свечи. Свечей было много - они стояли на столе, на книжных полочках и даже на кровати, отбрасывая на стены длинные трепещущие от сквозняка тени.

- Это ведь ты, - улыбнулась я подруге. - На кого я тебя променяю?

- Как ми-и-ило, - протянула Нинка, с любопытством оглядываясь. - Ты что мне, Катечка, романтик решила устроить? Поздно, я уже занята, - захихикала она.

- Не надейся. Сегодня мы будем гадать, - изрекла я. - Как в детстве.

Давным-давно, на новогодних каникулах мы собирались у кого-нибудь из нас дома и начинали гадать: то с иголочкой, которая должна была вертеться и указывать на нужные буквы на бумаге, то с помощью воска, вылитого в воду, то варя кофе и всматриваясь в его гущу на дне чашки. Естественно, никто из нас не обладал какой-то там магической силой, скорее, мы, будучи детьми, все это воспринимали этакими традиционными зимними забавами. Ведь так здорово сидеть в компании с подружками дома, когда еще стоит елка, мигающая разноцветными огнями, и остались конфеты из новогодних подарков, а на улице падает пушистый январский снег и на окнах искрятся под светом фонаря морозные узоры. Мы втроем: я, Нинка и Ира проводили так каждые новогодние каникулы, перебираясь из квартиры в квартиру, и было весело и уютно, несмотря на морозы и вьюгу.

Я вдруг вспомнила Иру, и стало немного грустно - жаль, что так получилось, и наша дружба порвалась, как яркая бумажная лента, которая только казалась прочной. Я часто думала: неужели любовь сильнее дружбы? Или все же дружба сильнее любви? Я не знала. И только сейчас, встретив Антона, поняла: дружбу и любовь сравнивать нельзя. У них одна основа - искренность. И если ее искра горит в сердце, то разве можно будет просто так выбросить человека - будь то любимого или друга - из своей жизни, как ненужную вещь?

Нет.

Отгоняя воспоминания о прошлом, я решительно махнула волосами, забранными в высокий хвост, и протянула Журавлю ее черное в белый горошек платье - копию старого детского наряда, сшитую Лешей. Нинка тотчас узнала платье и громко захлопала в ладони. Она моментально переоделась и даже завязала волосы в два хвоста, схватив Нелькины заколки.

- Как мило, - покружилась она по комнате и уселась на подушку, лежащую на полу. Кажется, происходящее ей нравилось,- И что мы будем делать?

- Гадать! - провозгласила я. - Помнишь, как раньше?

Подруга помнила. И мы неплохо развлеклись.

Сначала сжигали бумагу и пытались по тени, которую та отбрасывала на стену, определить - на что же она похожа? Нинке все казалось, что тень от ее бумажки похожа на справляющего нужду гнома, и она громко хохотала, заражая смехом и меня. А моя тень, по ее мнению, походила на мусорное ведро.

После, открыв нараспашку окно, потому как запах жженой бумаги был слишком сильным, мы стали гадать с помощью иголочки. Специально для этого начертили на бумаге круг и написали цифры и буквы. Ничего, правда, не получилось, зато мы вновь насмеялись вволю, между делом поедая фрукты и сладости. Настроение у подруги было отличным, и она рассказывала о том, как прошла сегодня встреча двух семей, веселя меня, и даже в порыве искренности вдруг призналась, что мерзкие предки Рыла помешали им остаться вдвоем вчера днем.

- Бедная, - фальшиво пожалела я подругу. - От страсти не сгорела?

- Подгорела немного, - фыркнула Журавль. - Но надеюсь, что Линялый вообще воздух коптил.

- Линялый? - удивилась я.

- Рыло, - пояснила подруга с веселой усмешкой. - Полинял мой мальчик. Больше не синий.

- Теперь ждешь первой брачной ночи? - поинтересовалась я.

- А чего ее ждать? - махнула рукой Нинка и рассказала о том, как Келла пробрался к ней ночью. А потом потребовала рассказ с меня.

- Чем занимались с Анчуткой? - изобрела новое прозвище для Тропинина Нинка.

- Были вдвоем, - вздохнула я мечтательно. Я так скучала по Антону, что, когда мы остались вместе в его квартире, я, целуя его, расплакалась. Он испугался, вытирал мне слезы и спрашивал, что случилось. А я просто стояла, одной рукой вцепившись в его предплечье, а второй закрывая лицо, и плакала. Конечно, успокоилась я быстро и извинилась, но Антон воспринял это слишком серьезно. Усадил меня за стол, сделал какой-то чай с успокаивающими травами, достал шоколад, а сам сидел рядом, держал за руку и смотрел в лицо, пытаясь понять, что со мной произошло. От травяного чая мне сделалось ужасно сонно, и мы с Антоном долго лежали на его кровати, разговаривая и тихо смеясь, а потом я уснула. И проснулась глубокой ночью.

Антона рядом не было, и я даже сначала немного испугалась, что он пропал. Однако я вышла в гостиную и поняла, что он сидит там с гитарой в руках и, перебирая струны, то что-то напевает, то записывает в тетрадь. А на полу, в лучших традициях творчества, валяется скомканная бумага. Антону в голову пришла какая-то идея, и он, погруженный в нее, не сразу заметил, что пришла я.

Рассвет мы встретили вместе, а когда солнце, с любопытством заглядывающее в каждую комнату, стало нестерпимо ярким, заснули.

- Тропино такой нежный, что аж плеваться хочется, - сказала, выслушав меня, подруга.

- А Келла? Неужели совсем не нежный? - поинтересовалась я.

- Откуда у этого мужлана нежность? - расхохоталась Ниночка, поедая мандарин.

И мы закрыли тему взаимоотношений.

В следующем нашем гадании, которое мы тоже помнили из детства, нужно было зажечь свечу и капнуть немного воска в воду, что мы и проделали - я заранее заготовила все необходимое. Расплавленный воск застыл в холодной воде, приобретая очертания странных фигур. И мы почти минуту вглядывались в них, пытаясь разгадать, что же получилось.

- Свинья какая-то, - объявила Нинка наконец, с интересом вертя тарелочку с воском.

- И что это значит? - удивилась я.

- Не что, а кого-то! - ухмыльнулась девушка. - Рыло. Это его символ! Ой, посмотри, - хмыкнула она и ткнула пальцем почти в воду, - вокруг свинячьей головы то ли нимб, толи корона. Ну, точно он!

Пока она смеялась над собственной шуткой, я внимательно вглядывалась в свою тарелку.

- Ты чего? - с любопытством заглянула в нее подруга. - Ого! Напоминает череп!