Эллен, 21:00
После долгих уговоров Эллен все же удалось убедить маму, что ей необходимо остаться переночевать в Стокгольме. Она соврала, сказав, что ее выгонят с работы, если она не явится завтра утром на совещание по реорганизации. Пока они общаются с доктором Хиральго и даже делают успехи, она решила попытаться совмещать свою обычную жизнь и освещение убийства Лив, не вызывая жалоб и нареканий у родителей. По поводу отца она вообще не волновалась — он был, как всегда, залетным гостем и лишь притворился на миллисекунду, что беспокоится о ней, чтобы снова сосредоточить все внимание на своей новой образцовой семье.
Сестре Лив Эллен пообещала, что не будет снимать, — только на таких условиях та согласилась с ней встретиться. Важнее всего было завоевать доверие сестры, чтобы потом, если получится, сделать интервью с ней и рассказать об истории и судьбе Лив.
Девушка уселась за свой письменный стол — на самом деле это была старая кухонная столешница из Эрелу, покрытая куском стекла. Эллен намеревалась подготовиться к завтрашней встрече, узнать как можно больше о Лив. Кто она была? Что делала в тот день, когда ее убили, и в предыдущие дни? Какие у нее были привычки?
Эллен записала вопросы на какой-то бумажке и поняла, что они очень напоминают те, которые пытался задавать ей доктор Хиральго. Она перевернула бумажку. В животе урчало. Вспомнив, что почти ничего не ела за весь день, девушка посмотрела на часы. Скоро появится Филипп — он заверил Маргарету, что будет приглядывать за Эллен, что они пересмотрят вместе всю «Полку смерти» — лишь бы она держала себя в тонусе. «Вот это настоящий друг», — подумала она с улыбкой. Собственно, Филипп-то и окрестил книжный шкаф в гостиной «Полкой смерти». Его он панически боялся своим неповторимым артистическим страхом, как умел только он.
Эллен уставилась на свое собрание — единственное место в квартире, где царил порядок. Книги она расставила не по алфавиту и не по цвету обложек, как делали некоторые, а по типам преступлений, — все это были документальные и научные издания. Саму полку сделали на заказ — она закрывала всю стену до самого потолка. Здесь хранилась литература об убийствах по всему миру, в том числе и в другие исторические эпохи. Книги о работе судмедэкспертов. О раскрытых и нераскрытых преступлениях. О заговорах. Вырезки из газет. Все о смерти, что Эллен собрала за свою жизнь.
Многое хранилось у нее в компьютере, но большую часть материалов она распечатала и держала в папках. На жестком диске оставалось лишь то, над чем она работала сейчас.
Высокая деревянная лестница, при помощи которой она добиралась до самой верхней полки, так и стояла прислоненной к секции «Преступления против детей».
Эллен подошла и переставила лестницу левее, повернулась и направилась к холодильнику.
В нем царила абсолютная пустота.
Но это не имело значения — Филипп обещал купить по дороге кебаб.
Вино закончилось, так что им придется пить водку с содовой. Ничего другого в доме все равно не было. Какая разница — Филипп все равно решил бросить пить. Эллен интересно было посмотреть, как долго он продержится. Она помнила, как еще утром близка была к принятию такого же решения, но теперь этот план казался весьма сомнительным.
Поставив бутылки на сервировочный столик, она смешала коктейль. Ей давно не приходилось этого делать — похоже, она налила многовато водки и маловато содовой. Бросила туда несколько кусочков льда и попробовала. Получилось неплохо. Сойдет.
Странное чувство — снова оказаться дома.
Включив на полную громкость топ-десять композиций на «Спотифай», она открыла окно. Долго смотрела вниз на мост Шеппсбрун и на залив в сторону Шеппсхольмена и «Гранд-отеля». Стокгольм сиял от счастья. Лодки, люди, ярко-голубое небо. Ей хотелось бы слиться со всем этим, но она находилась совсем в другом месте и ощущала, что прошло еще одно лето, еще один год. От ощущения упущенного времени вдруг сдавило легкие. Эллен кашлянула. Залпом выпила коктейль и пошла смешивать новый. На этот раз он получился лучше — или ее вкусовые рецепторы уже отключились.
Она посмотрела на стену над диваном. Фотографии Люкке и Эльзы все еще висели рядом. У нее не нашлось сил их снять. Сейчас ее взгляд скользил с одной юной невинной девочки на другую. Две школьные фотографии, одинаковый сероватый фон, хотя сняты они с разницей в двадцать лет. Какая чудовищная несправедливость! Почти физическая боль отдавалась во всем теле, в каждой клеточке.
Вокруг Люкке Эллен прикрепила фотографии и документы, которые собрала в процессе поисков девочки.
Подойдя ближе, она сняла стирательную резинку, приколотую булавкой, понюхала ее. Клубничный запах еще не выветрился.
Они с Эльзой тоже собирали стирательные резинки. Соревновались, у кого больше и красивее. Однажды вечером, когда Эльза заснула, Эллен прокралась в комнату и изничтожила всю ее коллекцию. Разрезала их пополам, раскрошила на маленькие-маленькие кусочки.
Эллен взяла булавку и уколола себе палец, чтобы отогнать воспоминания. Это не помогло, и она уколола себя снова.
Из пальца шла кровь, но Эллен не обращала внимания. Порывшись в сумке, она достала блокнот доктора Хиральго и нехотя записала «стирательные резинки». Кровь из пальца капнула на бумагу. Эллен разглядывала буквы: «стирательные резинки». Вырвала страницу, скомкала, выкинула в туалет и спустила. Затем порылась в ящике в кухне и разыскала пластырь.
— Смерть, смерть, смерть! — громко произнесла она вслух.
Внезапно снова оказалась у стены. Рядом с фотографией Эльзы висел кулон — белая кувшинка на длинной серебряной цепочке. В свое время бабушка подарила им по такому кулону.
Эллен сняла кулон со стены и надела на шею.
Эльзин кулон пропал, когда она умерла. Вероятнее всего, он остался лежать где-то на дне, глубоко под слоем ила.
Тут ей на ум пришли все те странные вопросы, которые задавал ей доктор Хиральго. Типа — что на ней было надето в тот день, когда пропала Эльза? Во что они играли? В «белый камень»[8]. Это она помнила. Они смотрели этот сериал.
Еще он спросил ее, видела ли она Эльзу мертвой.
Сперва она ответила «да», но когда задумалась, обнаружила, что она этого не помнит. Зачем бы ей стали показывать мертвую сестру?
На письменном столе лежала куча старых дел, которые она попросила мисс Марпл достать весной. Все они касались исчезновения детей. Сверху лежали статьи об исчезновении Эльзы.
Усевшись прямо на пол, Эллен быстро перелистала их, ни на чем не останавливаясь, однако один разворот в газете «Афтонбладет» привлек ее внимание. Это был аэроснимок замка Эрелу и фотографии семьи Эллен. Когда-то раздобыть фотографии на паспорт было очень легко.
Достав ножницы, она вырезала их. Взяла из ящика несколько булавок и прикрепила фотографии на стену рядом с Эльзой.
Что я затеяла, черт меня подери?
Эллен, 21:30
Внезапно раздался звонок. Прошло несколько секунд, пока она сообразила, что это домофон, — ей пришлось взять себя в руки, прежде чем вызвать снизу лифт.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Филипп, серьезно взглянув на нее, едва переступив порог.
— Хорошо. А ты? — она отвернулась. — Купил чего-нибудь поесть?
— Эллен.
Он взял ее за руку и притянул к себе, крепко обнял.
Через некоторое время Эллен высвободилась.
— Пошли, поужинаем в эркере.
Доставая приборы, Эллен заметила, что Филипп разглядывает фотографии на стене, однако он ничего не сказал, и она была ему за это благодарна.
Они поужинали кебабом, болтая обо всем на свете.
Чудесно было послушать байки Филиппа о съемках «Отеля Парадайз» и других командировках. Филипп, перемазанный острым и нежным соусом, засунул в рот последний кусочек кебаба.
Сытые и довольные, они смотрели в окно на теплую стокгольмскую ночь. Над мостом Шеппсбрун дул вечерний бриз.
— Тропическая жара.
— Угу, — ответила Эллен, взяв одну из его экологичных сигарет.
— Ты в курсе, что они еще крепче, чем ментоловые? — спросила она и закурила.
— Да ну, перестань! Во всяком случае, в них нет никаких токсинов. Как мило, что ты надела этот кулон, — добавил он и тронул пальцами кувшинку.
Затем он оглядел комнату.
— Думаю, тебе следует поменять обивку дивана. Взять ткань какого-нибудь яркого цвета. Начав тем самым новую жизнь. Тут у тебя все черно-белое, надо оживить. Диван неприлично розового цвета выглядел бы очень элегантно.
Эллен затянулась — в горле запершило.
— Кстати о розовом, — проговорила она. — Сегодня утром, когда я собралась сесть в машину…
— Пинк мист…
Филипп называл ее машину «пинк мист» — так говорят о брызгах крови, когда кого-то застрелили выстрелом в голову. Его ужасало, что Эллен все время притягивают убийства, и машина у нее цвета брызг крови. На самом деле, Эллен купила ее в память о сестре — или чтобы досадить своей семье. Розовый был цветом Эльзы.
Она рассказала о проколотых шинах.
— Черт подери, Эллен! Можно я попробую твой напиток — и не напоминай мне о том, что я бросил. Мне это все не нравится. Кто это сделал? Ты сообщила в полицию?
— Нет, этого я не могла сделать — тогда мне точно не дадут работать, к тому же мама упадет в обморок.
— Не глупи. Как тебе удается влипать во все эти неприятности? Я постоянно за тебя волнуюсь. — Он почти допил ее напиток. — Думаешь, это сделал кто-то из живущих на острове?
Эллен закашлялась от дыма.
— Не думаю. Они только и умеют, что трахаться, есть и собирать урожай.
Филипп рассмеялся.
— Боже, какие предрассудки! Ты еще ужаснее меня.
— Нет, наоборот. Это жизнь на природе. Хорошо бы я смогла так жить. Зачем кому-то протыкать мне шины? Кстати, знаешь, кто навестил меня вчера?
Филипп покачал головой.
— Дидрик.
— Дидрик? — от изумления он поперхнулся водкой. — Дидрик Шлауг?
Эллен кивнула. Они все вместе учились в школе Лундбергс, так что Филипп прекрасно знал, о ком речь.
— Ему удалось наконец с тобой переспать? Что сказала твоя мама?
— О том, что мы переспали? Сделали мы это или нет — она в любом случае не в курсе, о проколотых шинах она тоже не знает — и пусть так оно и будет.
Она строго посмотрела на Филиппа, у которого имелась дурная привычка докладывать обо всем ее маме. Эллен знала, что это продиктовано заботой о ней, и в глубине души ценила это больше, чем что-либо другое. Без него она просто пропала бы.
После долгих уговоров Эллен все же удалось убедить маму, что ей необходимо остаться переночевать в Стокгольме. Она соврала, сказав, что ее выгонят с работы, если она не явится завтра утром на совещание по реорганизации. Пока они общаются с доктором Хиральго и даже делают успехи, она решила попытаться совмещать свою обычную жизнь и освещение убийства Лив, не вызывая жалоб и нареканий у родителей. По поводу отца она вообще не волновалась — он был, как всегда, залетным гостем и лишь притворился на миллисекунду, что беспокоится о ней, чтобы снова сосредоточить все внимание на своей новой образцовой семье.
Сестре Лив Эллен пообещала, что не будет снимать, — только на таких условиях та согласилась с ней встретиться. Важнее всего было завоевать доверие сестры, чтобы потом, если получится, сделать интервью с ней и рассказать об истории и судьбе Лив.
Девушка уселась за свой письменный стол — на самом деле это была старая кухонная столешница из Эрелу, покрытая куском стекла. Эллен намеревалась подготовиться к завтрашней встрече, узнать как можно больше о Лив. Кто она была? Что делала в тот день, когда ее убили, и в предыдущие дни? Какие у нее были привычки?
Эллен записала вопросы на какой-то бумажке и поняла, что они очень напоминают те, которые пытался задавать ей доктор Хиральго. Она перевернула бумажку. В животе урчало. Вспомнив, что почти ничего не ела за весь день, девушка посмотрела на часы. Скоро появится Филипп — он заверил Маргарету, что будет приглядывать за Эллен, что они пересмотрят вместе всю «Полку смерти» — лишь бы она держала себя в тонусе. «Вот это настоящий друг», — подумала она с улыбкой. Собственно, Филипп-то и окрестил книжный шкаф в гостиной «Полкой смерти». Его он панически боялся своим неповторимым артистическим страхом, как умел только он.
Эллен уставилась на свое собрание — единственное место в квартире, где царил порядок. Книги она расставила не по алфавиту и не по цвету обложек, как делали некоторые, а по типам преступлений, — все это были документальные и научные издания. Саму полку сделали на заказ — она закрывала всю стену до самого потолка. Здесь хранилась литература об убийствах по всему миру, в том числе и в другие исторические эпохи. Книги о работе судмедэкспертов. О раскрытых и нераскрытых преступлениях. О заговорах. Вырезки из газет. Все о смерти, что Эллен собрала за свою жизнь.
Многое хранилось у нее в компьютере, но большую часть материалов она распечатала и держала в папках. На жестком диске оставалось лишь то, над чем она работала сейчас.
Высокая деревянная лестница, при помощи которой она добиралась до самой верхней полки, так и стояла прислоненной к секции «Преступления против детей».
Эллен подошла и переставила лестницу левее, повернулась и направилась к холодильнику.
В нем царила абсолютная пустота.
Но это не имело значения — Филипп обещал купить по дороге кебаб.
Вино закончилось, так что им придется пить водку с содовой. Ничего другого в доме все равно не было. Какая разница — Филипп все равно решил бросить пить. Эллен интересно было посмотреть, как долго он продержится. Она помнила, как еще утром близка была к принятию такого же решения, но теперь этот план казался весьма сомнительным.
Поставив бутылки на сервировочный столик, она смешала коктейль. Ей давно не приходилось этого делать — похоже, она налила многовато водки и маловато содовой. Бросила туда несколько кусочков льда и попробовала. Получилось неплохо. Сойдет.
Странное чувство — снова оказаться дома.
Включив на полную громкость топ-десять композиций на «Спотифай», она открыла окно. Долго смотрела вниз на мост Шеппсбрун и на залив в сторону Шеппсхольмена и «Гранд-отеля». Стокгольм сиял от счастья. Лодки, люди, ярко-голубое небо. Ей хотелось бы слиться со всем этим, но она находилась совсем в другом месте и ощущала, что прошло еще одно лето, еще один год. От ощущения упущенного времени вдруг сдавило легкие. Эллен кашлянула. Залпом выпила коктейль и пошла смешивать новый. На этот раз он получился лучше — или ее вкусовые рецепторы уже отключились.
Она посмотрела на стену над диваном. Фотографии Люкке и Эльзы все еще висели рядом. У нее не нашлось сил их снять. Сейчас ее взгляд скользил с одной юной невинной девочки на другую. Две школьные фотографии, одинаковый сероватый фон, хотя сняты они с разницей в двадцать лет. Какая чудовищная несправедливость! Почти физическая боль отдавалась во всем теле, в каждой клеточке.
Вокруг Люкке Эллен прикрепила фотографии и документы, которые собрала в процессе поисков девочки.
Подойдя ближе, она сняла стирательную резинку, приколотую булавкой, понюхала ее. Клубничный запах еще не выветрился.
Они с Эльзой тоже собирали стирательные резинки. Соревновались, у кого больше и красивее. Однажды вечером, когда Эльза заснула, Эллен прокралась в комнату и изничтожила всю ее коллекцию. Разрезала их пополам, раскрошила на маленькие-маленькие кусочки.
Эллен взяла булавку и уколола себе палец, чтобы отогнать воспоминания. Это не помогло, и она уколола себя снова.
Из пальца шла кровь, но Эллен не обращала внимания. Порывшись в сумке, она достала блокнот доктора Хиральго и нехотя записала «стирательные резинки». Кровь из пальца капнула на бумагу. Эллен разглядывала буквы: «стирательные резинки». Вырвала страницу, скомкала, выкинула в туалет и спустила. Затем порылась в ящике в кухне и разыскала пластырь.
— Смерть, смерть, смерть! — громко произнесла она вслух.
Внезапно снова оказалась у стены. Рядом с фотографией Эльзы висел кулон — белая кувшинка на длинной серебряной цепочке. В свое время бабушка подарила им по такому кулону.
Эллен сняла кулон со стены и надела на шею.
Эльзин кулон пропал, когда она умерла. Вероятнее всего, он остался лежать где-то на дне, глубоко под слоем ила.
Тут ей на ум пришли все те странные вопросы, которые задавал ей доктор Хиральго. Типа — что на ней было надето в тот день, когда пропала Эльза? Во что они играли? В «белый камень»[8]. Это она помнила. Они смотрели этот сериал.
Еще он спросил ее, видела ли она Эльзу мертвой.
Сперва она ответила «да», но когда задумалась, обнаружила, что она этого не помнит. Зачем бы ей стали показывать мертвую сестру?
На письменном столе лежала куча старых дел, которые она попросила мисс Марпл достать весной. Все они касались исчезновения детей. Сверху лежали статьи об исчезновении Эльзы.
Усевшись прямо на пол, Эллен быстро перелистала их, ни на чем не останавливаясь, однако один разворот в газете «Афтонбладет» привлек ее внимание. Это был аэроснимок замка Эрелу и фотографии семьи Эллен. Когда-то раздобыть фотографии на паспорт было очень легко.
Достав ножницы, она вырезала их. Взяла из ящика несколько булавок и прикрепила фотографии на стену рядом с Эльзой.
Что я затеяла, черт меня подери?
Эллен, 21:30
Внезапно раздался звонок. Прошло несколько секунд, пока она сообразила, что это домофон, — ей пришлось взять себя в руки, прежде чем вызвать снизу лифт.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Филипп, серьезно взглянув на нее, едва переступив порог.
— Хорошо. А ты? — она отвернулась. — Купил чего-нибудь поесть?
— Эллен.
Он взял ее за руку и притянул к себе, крепко обнял.
Через некоторое время Эллен высвободилась.
— Пошли, поужинаем в эркере.
Доставая приборы, Эллен заметила, что Филипп разглядывает фотографии на стене, однако он ничего не сказал, и она была ему за это благодарна.
Они поужинали кебабом, болтая обо всем на свете.
Чудесно было послушать байки Филиппа о съемках «Отеля Парадайз» и других командировках. Филипп, перемазанный острым и нежным соусом, засунул в рот последний кусочек кебаба.
Сытые и довольные, они смотрели в окно на теплую стокгольмскую ночь. Над мостом Шеппсбрун дул вечерний бриз.
— Тропическая жара.
— Угу, — ответила Эллен, взяв одну из его экологичных сигарет.
— Ты в курсе, что они еще крепче, чем ментоловые? — спросила она и закурила.
— Да ну, перестань! Во всяком случае, в них нет никаких токсинов. Как мило, что ты надела этот кулон, — добавил он и тронул пальцами кувшинку.
Затем он оглядел комнату.
— Думаю, тебе следует поменять обивку дивана. Взять ткань какого-нибудь яркого цвета. Начав тем самым новую жизнь. Тут у тебя все черно-белое, надо оживить. Диван неприлично розового цвета выглядел бы очень элегантно.
Эллен затянулась — в горле запершило.
— Кстати о розовом, — проговорила она. — Сегодня утром, когда я собралась сесть в машину…
— Пинк мист…
Филипп называл ее машину «пинк мист» — так говорят о брызгах крови, когда кого-то застрелили выстрелом в голову. Его ужасало, что Эллен все время притягивают убийства, и машина у нее цвета брызг крови. На самом деле, Эллен купила ее в память о сестре — или чтобы досадить своей семье. Розовый был цветом Эльзы.
Она рассказала о проколотых шинах.
— Черт подери, Эллен! Можно я попробую твой напиток — и не напоминай мне о том, что я бросил. Мне это все не нравится. Кто это сделал? Ты сообщила в полицию?
— Нет, этого я не могла сделать — тогда мне точно не дадут работать, к тому же мама упадет в обморок.
— Не глупи. Как тебе удается влипать во все эти неприятности? Я постоянно за тебя волнуюсь. — Он почти допил ее напиток. — Думаешь, это сделал кто-то из живущих на острове?
Эллен закашлялась от дыма.
— Не думаю. Они только и умеют, что трахаться, есть и собирать урожай.
Филипп рассмеялся.
— Боже, какие предрассудки! Ты еще ужаснее меня.
— Нет, наоборот. Это жизнь на природе. Хорошо бы я смогла так жить. Зачем кому-то протыкать мне шины? Кстати, знаешь, кто навестил меня вчера?
Филипп покачал головой.
— Дидрик.
— Дидрик? — от изумления он поперхнулся водкой. — Дидрик Шлауг?
Эллен кивнула. Они все вместе учились в школе Лундбергс, так что Филипп прекрасно знал, о ком речь.
— Ему удалось наконец с тобой переспать? Что сказала твоя мама?
— О том, что мы переспали? Сделали мы это или нет — она в любом случае не в курсе, о проколотых шинах она тоже не знает — и пусть так оно и будет.
Она строго посмотрела на Филиппа, у которого имелась дурная привычка докладывать обо всем ее маме. Эллен знала, что это продиктовано заботой о ней, и в глубине души ценила это больше, чем что-либо другое. Без него она просто пропала бы.