— Так же тихо? — улыбнулся он.

Эллен опорожнила свой стакан и рассмеялась.

— Рассказать тебе анекдот?

— Давай, — ответил Дидрик.

Эллен слышала, что в его голосе нет никакого интереса, однако он и понятия не имеет, насколько это смешно, — да и кто не оценит хороший анекдот?

— Короче, заходит блондинка в библиотеку и спрашивает женщину за стойкой информации…

Эллен уже хохотала до слез, удивляясь своим чувствам, бурлящим внутри. Если не тоска, то смех, — и ни одним из них она не могла управлять.

— Ну, так можно мне тоже узнать, что тут такого веселого?

Она продолжала, но ей трудно было выговаривать слова сквозь смех.

— Окей, в общем, блондинка говорит: «Можно заказать гамбургер и картошку фри?» Библиотекарша отвечает: «Дорогая моя, это же библиотека!» — «Ой, простите! — восклицает блондинка, наклоняется к стойке и шепчет: — Можно заказать гамбургер и картошку фри?»

Тут засмеялся и Дидрик.

— Это самый дурацкий анекдот, который я слышал, но ты рассказала его с таким чувством…

Он хохотал от души.

— Сделай еще так, скажи шепотом…

Они громко смеялись, как бы случайно касаясь друг друга.

Может быть, поцеловать его?

«Это все от вина», — подумала она, удивленная тем, что такая мысль вообще пришла ей в голову. Всего разочек. Однако она не хотела делать ему больно, пробуждая надежды и ожидания, которым не суждено сбыться. Им никогда не быть вместе. Никогда.

Он подлил ей еще.

Она выпила.

Хотя — он ведь взрослый мужчина, вполне отвечающий за свои поступки? Ведь могут же они просто-напросто заняться сексом?

Словно прочтя ее мысли, он заложил ей за ухо упавшую на лицо прядь волос и посмотрел в глаза серьезным взглядом.

— Как ты вообще себя чувствуешь? Мама сказала, у тебя было тяжелое лето, нервный срыв и все такое…

Бах! Пузырь лопнул. Одной фразой Дидрик уничтожил все желания, пульсировавшие в теле Эллен. Откуда ему все это известно? Должно быть, сплетни уже распространились, как чума, и круги по воде расходятся все дальше и дальше. У Эллен не было ни малейшей охоты комментировать свое психическое нездоровье и подпитывать слухи в деревне. Неужели людям больше не о чем поговорить? Ей сразу стало не по себе, она ощутила количество выпитого вина.

Тут на помощь ей пришел неожиданно зазвонивший телефон.

— Я должна ответить! — сказала она, радуясь возможности выкрутиться из затруднительного положения. Ее качнуло, когда она поднялась, чтобы выйти в холл. Пора прекращать пить. Порывшись в сумочке в поисках мобильного, она, наконец, достала его. Казалось, она спит и видит сон. Эллен уставилась на дисплей, чтобы удостовериться, что это правда. Джимми.

— Привет, это я, — осторожно начал он, когда она ответила. — Не помешал?

При звуке его голоса, которого она давно уже не слышала, у нее подогнулись колени.

— Привет! Нет, вовсе не помешал, — ответила она, плюхнувшись на один из стульев в холле.

— С кем ты там разговариваешь? — спросил Дидрик, появившийся за ее спиной.

— Это по работе, я скоро приду, — ответила Эллен — Пойди пока в библиотеку.

Она показала ему рукой, чтобы он ушел, и посмотрела вслед, когда он, шатаясь, поплелся назад. Кто бы мог подумать, что всего несколько минут назад она была готова лечь с ним в постель!

— Кто это был? — спросил Джимми.

— Друг детства. Смотрим фильм, — зачем-то добавила она.

— «Иди труби в рог»[5] или «Сияние»?

В ответ она выжала из себя неестественный смешок. Для Эллен это было своего рода терапией — фильм вытеснял ее собственные чувства, заставлял думать о другом, отгонял тоску. Фильмы ужасов, порнуха или тренировка по боксу — только это помогало ей забыться. О таком обычно никому не рассказывают, но Джимми разгадал ее привычки, едва переступив порог ее дома в первый раз.

— Их я оставлю для тебя, — ответила она, но тут же пожалела о своих словах. Ей не хотелось напрашиваться на встречу.

На другом конце стало тихо, ей почудилось, что он колеблется.


— Как поживает Бианка? — спросила она, чтобы загладить ситуацию.

— Ты пьяна?

— Нет. А ты? Или ты просто звонишь и проверяешь меня?

— Можно и так выразиться. Сегодня мы получили на тебя сразу две жалобы.

— Что?

— Одна из Стентуны, вторая из Эстра Вилластан в Нючёпинге — по их словам, ты пробралась на участки и что-то там вынюхивала. Если это повторится, они заявят в полицию.





Ханна, 24:00




Слыша, как приближается гроза, она ждала дождя, который разрядил бы обстановку. Как считает Стоффе, она просто по рассеянности забыла запереть дверь на веранду и входную дверь. Но как она могла об этом забыть, когда всего в нескольких сотнях метров от их дома два дня назад произошло убийство?

Да и где в таком случае ключи? Она искала везде, но тщетно. К счастью, у них есть запасные ключи, и теперь везде заперто — она проверила все три раза.

Дети спали, а она поднялась и еще раз заглянула к ним. В последнее время они тоже вели себя немного странно.

Карл лежал ногами на подушке, в одних шортах-боксерах. Она долго стояла и смотрела на сына, удивляясь, как он вытянулся. В комнате было темно, но она видела царапины у него на запястьях. По пути из школы она спросила его, что это такое, но он, как всегда, проигнорировал ее. Что же ей сделать, чтобы достучаться до него? В последние месяцы их отношения резко ухудшились, сын демонстрировал полное равнодушие, не всегда отвечал на прямое обращение. Разочарование смешивалось с тревогой, Ханне с трудом удавалось сдерживать чувства. Зачастую все кончалось тем, что она начинала кричать на него — хотя это как раз было самое худшее, учитывая, что она хотела восстановить отношения с сыном. На самом деле она знала, откуда взялись царапины: в одном из фильмов, которые им показывали в учительской, дети терли себе руки до крови стирательной резинкой, но ей так хотелось, чтобы Карл поговорил с ней об этом.

Алиса вся вспотела во сне. Ханна немного сдвинула одеяло. Невозможно было закрывать глаза на то, что Алиса участвует в этих играх, — хотя именно это Ханна и делала. На теле дочери не было никаких следов, однако Ханна знала, что унижения оставляют шрамы на душе, — это в каком-то смысле даже хуже.

Мать взглянула на записку, которую держала в руках. Прости. Почерк Алисы. Ошибиться невозможно. Вопрос только в том, зачем она это написала и положила в кучу цветов у мемориала? Что она сделала? Вернее, что ее заставили сделать? Утром, проходя мимо мемориала, Ханна увидела записку и положила в карман.

Скатав бумажку в шарик, она решила спустить ее в туалет и сделать вид, что ничего не было.

Вернувшись в гостиную, Ханна поймала себя на том, что слышит странные звуки со всех сторон. В кухне что-то щелкало, из сада доносились какие-то звуки. Однако она не решалась даже посмотреть в окно, из боязни оказаться лицом к лицу с кем-то…

Возможно, кто-то следил за ней и теперь лишь дожидался момента, когда Стоффе уедет, а он все время уезжает.

Она резко обернулась — но поняла, что у нее за спиной всего лишь мирно гудит холодильник.

Она включила телевизор, зажгла все лампы, забралась на диван и натянула на себя плед, хотя ее прошибал пот.

Рассеянно она смотрела новости. Показывали крохотный репортаж об убийстве в Стентуне. Телевизионщики призывали общественность обратиться в полицию, если кому-то что-то известно. И на этом все.

Должна ли она позвонить им? Ей трудно было отделаться от мысли о журналистке, заглянувшей к ним на участок. Что ей здесь нужно? Пульс оставался учащенным, и она не знала, как успокоиться. Казалось, сердце вот-вот выскочит, ее трясло.

Сбросив плед, Ханна вышла в кухню. Достала пачку печенья и пакет молока. Налила себе стакан, достала три печеньки. Позвонить Александре? Но можно ли ей доверять? Никогда еще Ханна не чувствовала себя такой одинокой и беспомощной, хотя и осознавала, что во многом виновата сама.

Скоро вся пачка была съедена, а молоко выпито.

По телевизору теперь шли новости спорта. Сегодня была объявлена минута молчания в память об этом мужчине, которого забили до смерти после футбольного матча. Ханна никогда не понимала, почему футбол так тесно связан с насилием. Возможно, что-то происходит с мужчинами, когда они собираются в группу? Она радовалась, что Стоффе не интересуется спортом. Однако ее очень тревожил Карл — она видела, как на него влияют друзья. Ее ужасала мысль о том, как люди могут подбивать друг друга совершать ужасные вещи.

Глаза закрывались сами собой, но она не решалась заснуть.

Снаружи сверкало и грохотало. От каждого удара грома Ханна вздрагивала всем телом. Через некоторое время она выключила телевизор и на всякий случай выдернула провод из розетки.

Вспышки молнии освещали сад. Она смотрела на поля за окном. Казалось, что она что-то видит. Потом, правда, она вынуждена была признать, что ей померещилось, — когда новая вспышка осветила сад. Ханна съежилась в комочек под пледом.

Когда она проснулась, шея затекла, все тело было в поту. Гроза прошла, дождь барабанил по стеклам. Зевнув, Ханна решила подняться наверх и лечь в постель.

Она медленно, волоча ноги, поднималась по лестнице, мечтая поскорее добраться до постели. Как у нее хватит сил завтра пойти на работу? Она еще раз заглянула к детям, которые все так же мирно спали. Карл улегся, как положено, а Алиса сбросила с себя одеяло. Ее охватила тоска по тем временам, когда они были маленькие и хотели спать в ее кровати.

Войдя в спальню, она зажгла свет. Охнула. В первое мгновение даже не поняла, что видит, — сжалась изо всех сил, чтобы не закричать. Весь верхний ящик с бельем был выворочен на пол. Трусики, лифчики — все валялось вперемешку. Она совершенно растерялась. Кто это сделал? Дети? В испуге и растерянности она стала собирать вещи и складывать их на кровать. Только тут она заметила. На подушке лежала записка, написанная от руки. Взяв ее, Ханна прочла:

Ты такая милая, когда спишь. Я знаю, что ты сделала.

Кто-то заходил в дом и смотрел на нее, пока она спала? Почерк был ей незнаком.

Холодный пот заструился по спине. Записка выпала из рук.

Кто-то ходит по дому сейчас?

Хотелось закричать, но она молчала. Огляделась. Попыталась понять, что произошло, и рассудить рационально, не поддаваясь страху.