Теперь, когда я твердо уверен, кого надо искать, он сработал еще эффективней.
Как и мои люди.
Мы раскопали, наконец, все — и её договоренности с Андреем, уже бывшим на тот момент партнером. А потом раскопали и превентивную дымовую шашку, тот разговор, который они «подсунули» Майе — чтобы я бросился проверять, решил, что тот кристально чист, и уже не мешал ему воровать.
Рыжая попалась им удивительно вовремя.
И про домработницу раскопали, которая работала у меня полгода, прежде чем рискнула влезть в компьютер в то же время, что дома была жена — перед этим развернув камеру.
И нового любовника Нины нашли, которому та напела про свою чудесную идею строительства отеля.
Много чего. Я даже готов был поверить, что сестра подкупила однокурсников Майи, чтобы те устроили и засняли ту сцену, но то оказалось лишь роковым совпадением.
У Нины оказался ум преступника и обстоятельства ей были на руку… Она нашла, на кого все скинуть, и как максимально обездвижить меня. Переоценила немного реакцию — вместо того, чтобы замереть, я взбесился, как только снова стал «холостым» и с еще большим рвением вгрызся в дела — но воспользовалась Майей по полной.
В этом она от меня не отставала. И знала, по чему бить. Как мне будет больнее. Знала даже раньше, чем это понял я. Употребила деньги, знакомства и влияние, свое тело, лишь бы не оставить мне ничего. Больная, зависимая от моих проигрышей тварь…
Впрочем, я ли здоровее?
* * *
Когда я окончательно разложил по полочкам, что произошло, сутки, наверное, просидел, отсматривая в собственной голове сцены, в которых я угрожаю Майе… я ведь тогда и правда с катушек едва не съехал. Кислотой, булькающей у меня в крови, выливал на нее всякую мерзость. И только это нас обоих и спасло от пропасти. Потому что до какой-то еще работающей части моего мозга дошло — раз мне так хреново, спихнув её туда, улечу следом.
Гордился собой даже, что сумел «просто отпустить».
Мудак.
Они все расплатились за то, что сделали с рыжей. Себя я тоже наказал самым изощренным способом.
С исполнителями было просто, как и с девкой из института — болевые точки этих людей я вычислил быстро. А с Ниной… с Ниной пришлось повозиться. И она получила от меня худшее, что могла ожидать.
Проиграла.
Я не только вернул себе все, на что она покусилась, но и то, что отдал в далеком прошлом. Подчистую. А потом то, что она строила и чем упивалась — продал и обанкротил. И плюнул еще вслед, когда она отправилась в Тмутаракань зализывать смертельные почти раны. Но присмотр за ней оставил.
Как и за Майей.
И вот теперь финальный аккорд…
Я откровенно любуюсь нечеткими изображениями. Майя уже не раз доказала, что способна со всем справиться без меня и моих денег, без моей помощи — и сейчас я просто смотрю.
И понимаю, что ни о чем не жалею — пусть и веду себя как маньяк. Слежу — и уже давно — провоцирую, играю… Перед смертью не надышишься? Но никто не заберет у утопленника права сделать последний вдох и даже насладиться им.
А когда золотая выходит из квеста и пишет мне, удовлетворенно киваю.
10
— Зачем надо было показывать мне, что творится в твоей… голове?
Я хочу сказать «сердце», но вовремя вспоминаю, что у Каримова его быть не может.
В офисе никого кроме охраны, но те пропускают беспрепятственно и исчезают быстро, проводив до кабинета, где Каримов ждет меня. И эта сцена, это место до боли знакомо.
Было уже. В этой комнате, в этих позах. Он, сидящий за столом и смотрящий на меня внимательно. Я, стоящая перед ним… Вот только кроме оболочки изменилось все. Меня не распирает больше от злости, а он совсем не смеется. Я точно знаю, зачем я пришла — получить ответы на оставшиеся вопросы. И почему-то уверена — теперь скажет.
Раз уж «Третье условие выполнено», как было в той записке.
— Хотелось, чтобы ты лучше меня поняла? — звучит вопросом.
Каримов чуть склоняет голову набок, а я вдруг думаю, что полумрак и боковое освещение кабинета делает тени резче, а его лицо — состоящим из острых граней. Он будто изменился за тот месяц, что я опять его не видела…
Встряхиваю головой.
— И зачем тебе, чтобы я поняла лучше?
Смешно, но это все похоже на сказу «Красная шапочка». Когда наивная девочка спрашивает серого хищника, зачем ему такие большие зубы.
Я почему-то уверена, что он думает о том же. Откидывает голову и тихонько смеется.
— Присядешь?
В его голосе больше мягкости, чем я слышала когда-либо. Может потому я, не возражая, сажусь в кресло напротив стола и отрицательно мотаю головой на предложенные напитки.
Илья же встает и отходит к окну. Он высокий, гибкий и какой-то усталый и одинокий, но я выбрасываю из головы эти мысли… Угу, одинокий властелин мира.
— Думаю, раз ты поняла, что было в квесте, ты должна была понять, зачем это мне.
Он смотрит меня через отражение в стекле.
А я… я медленно киваю.
Я ведь и правда поняла. Что он игрок. Для которого игра в жизнь и есть смысл этой жизни. Который может чувствовать жизнь только через эту игру, и чье сердце, скованное цепью «вечности», бьется только тогда, когда бьются сердца окружающих его людей.
Трепещут в волнении.
Глухо ударяются в паническом ужасе.
Взвиваются от восторга.
Замирают от любви.
И что мое сердце… оказалось для него самым вкусным. Мои чувства, эмоции, удовольствие…
Он рассказал мне свою историю, чтобы приблизиться. А приблизиться ему надо было для того, чтобы рассказать свою историю — разве можно говорить о таких вещах, стоя на другом берегу? Странно, но меня это больше не бесит и не злит. То, что он опять отмалчивается и дает мне возможность сделать свои выводы самостоятельно.
Илья Каримов умеет подавлять одним только своим видом, а уж если решит, что ты — враг, впору убираться из города. Но если он доверяет…
Я вздрагиваю. Значит, все-таки доверяет.
— Как давно ты знаешь, что я не причастна к тем случаям?
— Около трех лет, — отвечает быстро.
Шумно выдыхаю.
— Ты подружился с моим отцом…
— Специально.
— А в тот вечер, когда мы якобы впервые встретились…
— Хотел вывести тебя на эмоции.
— Получилось.
Мой голос чуть срывается, и я недовольно морщусь.
— Получилось, — повторяет он спокойно и оборачивается ко мне.
— У тебя все получается, Каримов? — спрашиваю сердито.
— Не все, золотая.
Мы смотрим друг на друга.
И несмотря на полумрак, я тону в его глазах, а не в тенях в углах кабинета.
Хорош. Слишком хорош для того, чтобы быть забытым. Какие бы светлые обои я ни покупала и каких-бы ванильных отношений ни искала, в глубине души я знала всегда, что я по ту сторону. На свету мне слишком скучно…
Я против воли втягиваю его запах, от которого раньше сходила с ума и который не могу почувствовать в нескольких метрах.
Или могу?
— Кто? — говорю после паузы.
— Моя сестра.