Насуплено пыхтит. Еще и умудряется пробормотать себе под нос, глядя куда-то в пол:
— Я вас плохим не считаю.
— Тогда почему боишься?
Замирает.
Раздумывает?
— Потому что я не понимаю, кто вы и как себя с вами вести, чтобы не… пропасть, — почти шепотом.
И я не выдерживаю. Хочу обнять эту рыже-золотую, которую уже воспринимаю своей, но пока только смеюсь, что случается тоже редко.
— Во всяком случае честно. Виталий заедет за тобой в шесть. И сейчас отвезет тебя… Не спорь!
— Ладно, не буду, — она явно хочет поспорить, но… тоже себя сдерживает.
Не знает как себя вести со мной?
Ну-ну.
Пожалуй, она-то как раз и знает.
Я набираю водителю, а потом сажусь в кресло и прикрываю глаза, обдумывая сложившуюся ситуацию.
Уже не связанную с Майей.
Не нравится мне все это. Одновременно во многих сферах, которыми я занимаюсь, происходят косяки. То сделка сорвется, то на производстве саботаж, то еще что. Всегда ведь старался разными областями заниматься — чтобы случишь что в одной, другими подпитать, пока смысл имеет. И тут кто-то умный по всем фронтам наступает. Чего хочет? Отбить все? Так забрать одно — а вот удержать трудно будет. Там многое на меня завязано…
На зазвонивший телефон я смотрю с неудовольствием. Но когда вижу имя абонента ругаться передумываю. Мальховский не будет звонить просто так. Значит сумел найти что-то по моему вопросу, хотя я обратился к нему всего неделю назад после некоторых колебаний — никогда нельзя быть уверенным, что он не работает с моими конкурентами как раз в это время.
Но у него самый обширный опыт и связи из всех, кого я знаю лично. А еще он мой должник, и есть шанс, что будет работать над моей проблемой до упора, чтобы избавиться от долга. Иногда такие отношения надежней, чем самые крепкие союзы.
— Встретимся? — Мальховский времени не тратит на приветствия. В другой жизни мы бы подружились только даже поэтому.
— Сегодня?
— Можно.
Договариваемся о месте и времени, и я забываюсь в делах.
А вечером, в отдельном кабинете ресторана, выслушиваю внимательно все, что он нашел. Нет, пока я не знаю кто стоит за всеми срывами, но и то, что мне рассказывает мужчина, уже больше чем то, что смогли найти мои специалисты за два месяца.
Задумываюсь.
Информация меня не радует, но от нее хотя бы можно отталкиваться — что уже неплохо.
— Как думаешь, что со всем этим дерьмом можно сделать?
— Есть разные пути — какой хороший не скажу даже я, — мужчина пожимает плечами. — Но можно начать пока с малого — как ты относишься к тому, чтобы жениться?
9
Смущение, настороженность, интерес и… росток женского самодовольства. Вот что я чувствую, когда сажусь в своем лучшем платье — все том же, в котором он меня видел — в машину Каримова.
Илья Демидович тоже здесь. Со мной на заднем сидении. И не сказать, что крупный или громоздкий… но как-то заполняет всю машину собой.
Я читала о таком упражнении у психолога — если боишься новых людей или находиться на публике, то когда заходишь куда-то, надо представить себя воздухом, который мгновенно заполняет всю комнату.
Похоже, Каримов довел этот навык до неосознанного совершенство.
Он здоровается, но больше ничего не говорит — в основном смотрит в окном или пишет что-то в своем смартфоне.
Как ни странно, меня это расслабляет. Я и сама не болтушка, да и говорить всю поездку с почти незнакомцем, выдавливая из себя натужные реплики, не слишком-то приятно.
В ресторане — другое. Там можно обсудить блюда, интерьер, да и вообще, сама еда вполне может выступать в роли социальной смазки.
Но молчание я все-таки нарушаю, когда понимаю, что мы собираемся выехать из города.
— На… природу? — выдаю в растерянности, и Каримов тут же реагирует, будто только и ждал, когда я подам голос.
— В дремучий лес.
— Сожрать или закопать? — подхватываю я неожиданную игру.
— Может просто там оставить?
— Надеюсь после ужина? Я хоть прихвачу с собой булочку для хлебных крошек.
— Большой опыт?
— Большая любовь к книгам.
Улыбается.
И глаза поблескивают в удовольствии.
Наверное то, что происходит, называется флирт. Я не слишком в этом опытна… но мне нравится с ним флиртовать. В такие моменты он не кажется большим и страшным хищником, и я на некоторое время перестаю задаваться вопросом, с каких это пор таких как он привлекают молоденькие наивные студентки. Или именно таких и привлекают?
Я знаю, что симпатичная, но не сказать, что мужчины сворачивают головы при виде меня. Даже навязчивое внимание Антона, моего однокурсника, для меня скорее исключение из правил. И уж точно никогда на меня не обращали внимания настолько солидные мужчины.
Я его и не хотела. Внимания.
Кто-то назвал бы меня неуверенной в себе, но я была не уверена совсем в другом — в том что мне это вообще нужно. Мамин опыт оказался слишком болезненным не только для нее. Но ведь то, что происходит, это… другое, разве не так? Я могла рассказать Каримову действительно важные вещи, а он привык платить своим информаторам и не хочет быть обязанным…
И пусть плата выглядит странной, я тоже не профессиональная доносчица.
Настроение портится, как и каждый раз, когда я задумываюсь о произошедшем. И Каримов это замечает — но ничего не спрашивает. Он уж точно не из тех, кто будет лезть в душу или выяснять, что человек чувствует. И не думаю, что исключительно потому, что он бездушная скотина — скорее из тех людей, кто сам не показывает своих чувств, считая это слабостью. И требует того же от окружающих.
Жилеткой он никогда не работал, факт. И маньяком тоже, так что этот разговор про лес — пустое. Думаю, очередь из девиц, готовых запрыгнуть к нему в постель и без всяких ухищрений, внушительная.
— А тебе не страшно, — констатирует после паузы.
— Не то что бы я совсем не опасалась вас, — у меня вырывается нервный смешок, — но я действительно не вижу необходимости паниковать.
— И что же сделало тебя такой рассудительной и… смелой?
Медлю.
Не люблю рассказывать про свою жизнь — тем более, зачем это Каримову? — но тут вдруг хочется дать хоть какие-то пояснения.
— Когда уже пережил один из самых сильных страхов, все остальное… меркнет, что ли.
— У тебя умер кто-то из близких?
Да уж, деликатностью он тоже не отличается. Но в голосе — не праздное любопытство, а настороженный интерес. Поэтому я отвечаю.
— Мог умереть. Единственный близкий человек… Мама.
Мы снова молчим.
Я отворачиваюсь к окну, пытаясь понять, куда мы все-таки едем. И действительно понимаю — по роду деятельности я не могу не знать самые известные рестораны города, и об этом тоже слышала. Даже фото в Интренете смотрела. Над архитектурой поработал какой-то из европейцев — поговаривали, что даже за эскиз воздушного чуда из стекла и дерева, сливающегося с пейзажем и дополняющего его, заплатили просто огромные деньги.
Реальность оказывается лучше фотографий.
Я не могу сдержать восхищения, когда выхожу из машины, воспользовавшись помощью водителя. Да и зачем? Никогда не понимала своих однокурсников, которые на многое реагировали со снисходительностью, как будто уже все в жизни повидали и попробовали.
Впрочем, может так и было — но не у меня.
Потому я жадно изучаю ломаные линии, стеклянные переходы и каменную кладку, а когда поворачиваюсь к Каримову… Понимаю, что он не менее жадно изучает меня.
Холеная хостесс приветствует его по имени-отчеству — значит частый гость. А затем провожает нас на застекленный балкон, практически в отдельный кабинет.
Чтобы скрыть смущение, я утыкаюсь в меню… и смеюсь.
— Что именно тебя развеселило?
— От суши до борща, как в России любят, — комментирую я наполнение и поднимаю голову. Каримов хмыкает и смотрит на меня с определенным… удовольствием.
— Это место славится диким мясом и блюдами из него, так что советую.
— Спасибо.
— Я вас плохим не считаю.
— Тогда почему боишься?
Замирает.
Раздумывает?
— Потому что я не понимаю, кто вы и как себя с вами вести, чтобы не… пропасть, — почти шепотом.
И я не выдерживаю. Хочу обнять эту рыже-золотую, которую уже воспринимаю своей, но пока только смеюсь, что случается тоже редко.
— Во всяком случае честно. Виталий заедет за тобой в шесть. И сейчас отвезет тебя… Не спорь!
— Ладно, не буду, — она явно хочет поспорить, но… тоже себя сдерживает.
Не знает как себя вести со мной?
Ну-ну.
Пожалуй, она-то как раз и знает.
Я набираю водителю, а потом сажусь в кресло и прикрываю глаза, обдумывая сложившуюся ситуацию.
Уже не связанную с Майей.
Не нравится мне все это. Одновременно во многих сферах, которыми я занимаюсь, происходят косяки. То сделка сорвется, то на производстве саботаж, то еще что. Всегда ведь старался разными областями заниматься — чтобы случишь что в одной, другими подпитать, пока смысл имеет. И тут кто-то умный по всем фронтам наступает. Чего хочет? Отбить все? Так забрать одно — а вот удержать трудно будет. Там многое на меня завязано…
На зазвонивший телефон я смотрю с неудовольствием. Но когда вижу имя абонента ругаться передумываю. Мальховский не будет звонить просто так. Значит сумел найти что-то по моему вопросу, хотя я обратился к нему всего неделю назад после некоторых колебаний — никогда нельзя быть уверенным, что он не работает с моими конкурентами как раз в это время.
Но у него самый обширный опыт и связи из всех, кого я знаю лично. А еще он мой должник, и есть шанс, что будет работать над моей проблемой до упора, чтобы избавиться от долга. Иногда такие отношения надежней, чем самые крепкие союзы.
— Встретимся? — Мальховский времени не тратит на приветствия. В другой жизни мы бы подружились только даже поэтому.
— Сегодня?
— Можно.
Договариваемся о месте и времени, и я забываюсь в делах.
А вечером, в отдельном кабинете ресторана, выслушиваю внимательно все, что он нашел. Нет, пока я не знаю кто стоит за всеми срывами, но и то, что мне рассказывает мужчина, уже больше чем то, что смогли найти мои специалисты за два месяца.
Задумываюсь.
Информация меня не радует, но от нее хотя бы можно отталкиваться — что уже неплохо.
— Как думаешь, что со всем этим дерьмом можно сделать?
— Есть разные пути — какой хороший не скажу даже я, — мужчина пожимает плечами. — Но можно начать пока с малого — как ты относишься к тому, чтобы жениться?
9
Смущение, настороженность, интерес и… росток женского самодовольства. Вот что я чувствую, когда сажусь в своем лучшем платье — все том же, в котором он меня видел — в машину Каримова.
Илья Демидович тоже здесь. Со мной на заднем сидении. И не сказать, что крупный или громоздкий… но как-то заполняет всю машину собой.
Я читала о таком упражнении у психолога — если боишься новых людей или находиться на публике, то когда заходишь куда-то, надо представить себя воздухом, который мгновенно заполняет всю комнату.
Похоже, Каримов довел этот навык до неосознанного совершенство.
Он здоровается, но больше ничего не говорит — в основном смотрит в окном или пишет что-то в своем смартфоне.
Как ни странно, меня это расслабляет. Я и сама не болтушка, да и говорить всю поездку с почти незнакомцем, выдавливая из себя натужные реплики, не слишком-то приятно.
В ресторане — другое. Там можно обсудить блюда, интерьер, да и вообще, сама еда вполне может выступать в роли социальной смазки.
Но молчание я все-таки нарушаю, когда понимаю, что мы собираемся выехать из города.
— На… природу? — выдаю в растерянности, и Каримов тут же реагирует, будто только и ждал, когда я подам голос.
— В дремучий лес.
— Сожрать или закопать? — подхватываю я неожиданную игру.
— Может просто там оставить?
— Надеюсь после ужина? Я хоть прихвачу с собой булочку для хлебных крошек.
— Большой опыт?
— Большая любовь к книгам.
Улыбается.
И глаза поблескивают в удовольствии.
Наверное то, что происходит, называется флирт. Я не слишком в этом опытна… но мне нравится с ним флиртовать. В такие моменты он не кажется большим и страшным хищником, и я на некоторое время перестаю задаваться вопросом, с каких это пор таких как он привлекают молоденькие наивные студентки. Или именно таких и привлекают?
Я знаю, что симпатичная, но не сказать, что мужчины сворачивают головы при виде меня. Даже навязчивое внимание Антона, моего однокурсника, для меня скорее исключение из правил. И уж точно никогда на меня не обращали внимания настолько солидные мужчины.
Я его и не хотела. Внимания.
Кто-то назвал бы меня неуверенной в себе, но я была не уверена совсем в другом — в том что мне это вообще нужно. Мамин опыт оказался слишком болезненным не только для нее. Но ведь то, что происходит, это… другое, разве не так? Я могла рассказать Каримову действительно важные вещи, а он привык платить своим информаторам и не хочет быть обязанным…
И пусть плата выглядит странной, я тоже не профессиональная доносчица.
Настроение портится, как и каждый раз, когда я задумываюсь о произошедшем. И Каримов это замечает — но ничего не спрашивает. Он уж точно не из тех, кто будет лезть в душу или выяснять, что человек чувствует. И не думаю, что исключительно потому, что он бездушная скотина — скорее из тех людей, кто сам не показывает своих чувств, считая это слабостью. И требует того же от окружающих.
Жилеткой он никогда не работал, факт. И маньяком тоже, так что этот разговор про лес — пустое. Думаю, очередь из девиц, готовых запрыгнуть к нему в постель и без всяких ухищрений, внушительная.
— А тебе не страшно, — констатирует после паузы.
— Не то что бы я совсем не опасалась вас, — у меня вырывается нервный смешок, — но я действительно не вижу необходимости паниковать.
— И что же сделало тебя такой рассудительной и… смелой?
Медлю.
Не люблю рассказывать про свою жизнь — тем более, зачем это Каримову? — но тут вдруг хочется дать хоть какие-то пояснения.
— Когда уже пережил один из самых сильных страхов, все остальное… меркнет, что ли.
— У тебя умер кто-то из близких?
Да уж, деликатностью он тоже не отличается. Но в голосе — не праздное любопытство, а настороженный интерес. Поэтому я отвечаю.
— Мог умереть. Единственный близкий человек… Мама.
Мы снова молчим.
Я отворачиваюсь к окну, пытаясь понять, куда мы все-таки едем. И действительно понимаю — по роду деятельности я не могу не знать самые известные рестораны города, и об этом тоже слышала. Даже фото в Интренете смотрела. Над архитектурой поработал какой-то из европейцев — поговаривали, что даже за эскиз воздушного чуда из стекла и дерева, сливающегося с пейзажем и дополняющего его, заплатили просто огромные деньги.
Реальность оказывается лучше фотографий.
Я не могу сдержать восхищения, когда выхожу из машины, воспользовавшись помощью водителя. Да и зачем? Никогда не понимала своих однокурсников, которые на многое реагировали со снисходительностью, как будто уже все в жизни повидали и попробовали.
Впрочем, может так и было — но не у меня.
Потому я жадно изучаю ломаные линии, стеклянные переходы и каменную кладку, а когда поворачиваюсь к Каримову… Понимаю, что он не менее жадно изучает меня.
Холеная хостесс приветствует его по имени-отчеству — значит частый гость. А затем провожает нас на застекленный балкон, практически в отдельный кабинет.
Чтобы скрыть смущение, я утыкаюсь в меню… и смеюсь.
— Что именно тебя развеселило?
— От суши до борща, как в России любят, — комментирую я наполнение и поднимаю голову. Каримов хмыкает и смотрит на меня с определенным… удовольствием.
— Это место славится диким мясом и блюдами из него, так что советую.
— Спасибо.