— У тебя неудачные представления о моих пристрастиях.
Пару секунд они как-будто меряются взглядами. Я этого не вижу — чувствую по сгустившемуся напряжению. И совершенно не хочу находиться здесь, потому что молчаливый диалог между двумя мужчинами если и имеет ко мне отношение, то весьма опосредованное. Они будто спорят без слов на тему, которая мне не известна и которая началась задолго до моего появления.
Каримов тоже решает, что мне не стоит становиться свидетельницей их противостояния.
— Можешь идти работать, — раздается в мою сторону, и я тут же выбегаю. Вроде бы ничего не произошло, но меня будто сначала разогрели в горячей сауне, а потом в душ засунули.
У входа в зал я делаю несколько глубоких вдохов, пытаясь вспомнить, куда я в принципе должна была пойти до того, как меня отправили в кабинет, а потом решительно и целеустремленно направляюсь в сторону сервис-бара.
Но мне снова мешают. Такая уж ночь, похоже.
— Майя! Серьезно? Вот это да!
— Привет, Антон, — говорю с вынужденной улыбкой, стараясь не морщиться.
Мой однокурсник внимательно оглядывает мою форму — взгляд при этом задерживается на высоком хвосте и ярко-красных губах — и порывается меня обнять:
— Так ты здесь работаешь? Я и не думал…
Он не договаривает, но уж слишком красноречиво смотрит.
Подавляю раздраженный вздох.
Стыдиться подобных вещей я не научилась. Но была рада, что мои однокурсники не ходят в этот клуб — во всяком случае я здесь их ни разу не видела. Обычно в «red lips» тусовались те, кто постарше, да и стоимость алкоголя здесь не каждому — даже обеспеченному — по нраву. А сейчас я вижу целую компанию знакомых лиц, и тут же напрягаюсь — девчонки с параллельной группы тычут в меня пальцем.
Дети.
Интересно, они когда-нибудь зарабатывали себе на еду?
— Да, — отвечаю ровно, но не могу не добавить язвительных нот. — Я здесь работаю. Официантом. Уже несколько месяцев — и явно узнала о сервисе за это время больше, чем за все время учебы на лекциях. Кому-то приходится начинать с нуля, потому что ничего готового его не ждет.
— Вот и начни, — насмешливый и громкий голос рядом заставляет меня остановиться в своей защитной речи. — Начни с того, что принеси нам выпить.
Я пытаюсь вспомнить, как зовут высокую девицу с гладким каштановым каре и не могу — даже на лекциях видела ее редко. Но она буровит меня взглядом и кладет демонстративно руку на плечо Антону, а потом, для надежности, обвивает его за талию.
— Какой у вас столик? — меня раздражает подобное обращение, но я не собираюсь этого показывать никому.
— Просто найдешь нас, — насмешливо бросает девушка.
— Мы без стола остались — не бронировали, — пытается отстраниться от нее Антон и смотрит даже извиняющееся.
— Тогда все заказы — за баром, — демонстрирую фирменную улыбку и поворачиваюсь, чтобы уйти.
— Эй, ты что, не можешь пробежаться ради своих друзей? — скалится спутница моего однокурсника.
— Моих друзей в этом клубе нет, — говорю твердо, — и даже если бы были — правила для всех одни.
Я все-таки ухожу. И заставляю себя забыться в рутинных действиях. Народу как всегда много и своих знакомых я не вижу — те растворились в танцующей и веселящейся толпе.
Зато они, как выясняется, не могут не обращать на меня внимания.
Сначала две девушки с нашего потока вылавливают меня и с искренним интересом начинают расспрашивать, действительно ли у гоу-гоу полная эпиляция и в клубе есть приваты? А когда я советую им — раз уж так интересна внутренняя кухня — устроиться сюда работать, а не отвлекать меня, кривятся и бурчат что-то вслед.
Затем уже почти знакомая шатенка, пошатываясь, объясняет мне, что она — любимая девушка «Антошеньки» и не упустит своего. Я пытаюсь пояснить, что мне, собственно, ни к чему эта информация, и девица шипит и порывается вцепиться мне куда-нибудь.
А спустя час передо мной вырастает и сам «Антошенька». И все бы ничего, но у него явно противоположное мнение на тему того, есть у него девушка или нет.
— Майя… ну какая же ты красотка.
— Спасибо, — старательно улыбаюсь и пытаюсь обойти явно нетрезвого однокурсника.
— Все такая же недотрога? — зло щурится парень. — Или это лишь ко мне относится? Так ты… назови цену.
— Ч-чего?
— Сколько стоит твое внимание?
— Ты дебил? — я начинаю заводиться.
— Не можешь сразу посчитать? — пьяно ухмыляется. — Я же все… готов. Квартиру снять тебе, денег давать, а ты…
— А я может не хочу тратить деньги твоих родителей? — рычу. — Мне, может быть, ты не нравишься… просто не нравишься?
— А может я просто мало предлагаю?
Я честно пытаюсь сдержаться. Но когда он тянется, чтобы то ли схватить меня за грудь, то ли обнять, внутри все вспыхивает. Это ведь не просто какой-то пьяный посетитель… это человек, который сидит со мной на парах, смеется в столовой, клянчит лекции… Не чужой, вроде, человек!
Потому в эти тянущиеся ко мне руки я просто всовываю поднос — слава богу на нем всего пара пустых бокалов — а освободившейся ладонью даю первую в своей жизни смачную пощечину, чувствуя при этом небывалое удовлетворение.
Даже большее, чем от первого поцелуя.
Наверное, все выглядит глупо, как будто мы только что отыграли сценку в комедийном фильме. Но у меня нет времени об этом задумываться — я слышу сзади вроде бы и тихое, но перекрывающее все звуки:
— То есть ты не только уничтожаешь алкоголь и падаешь в обморок, но и избиваешь гостей?
Хочется отшатнуться, да некуда.
Впереди шокированный Антон, инстинктивно сжимающий поднос, а сзади — Каримов.
Но уже секунду спустя ситуация меняется.
Поднос с его содержимым летит таки на пол, я шагаю — точнее меня шагают — в сторону, а моего сокурсника перехватывает неизвестно откуда взявшаяся охранники, и, повинуясь кивку начальства, настойчиво приглашают куда-то.
Посмотреть на владельца клуба я себя не могу заставить. Но когда решаюсь, понимаю, что лучше бы этого не делала.
Он зол. Брови нахмурены, губы поджаты, а глаза как мечи у джедаев — отражают свет многочисленных неоновых ламп и с легкостью режут меня на кусочки.
— Я… он заслужил, — тоже поджимаю губы. — Ну и увольняйте… я ж вижу, что вы думаете. Но извиняться или еще что перед ним не буду.
— А передо мной? — его лицо делается непроницаемым в одно мгновение.
— З-за что?
— Репутация моего клуба — моя репутация.
— Глупость какая, — ляпаю, не подумав и тут же испытываю непреодолимое желание сделать жест «рука-лицо».
— … И считаешь меня глупцом, — он будто продолжает свои выводы относительно того, чем я занимаюсь в клубе.
— Я…
— Придется ответить. Найти оправдания, указать причины… Как-то же надо тебя перевоспитывать.
— Вы хотите, чтобы я… объяснительную написала?
Мне кажется, или его взгляд теплеет? Он резко подается вперед и всматривается в меня:
— Никакой бумаги — только живое общение. Завтра. В шесть. Машина будет ждать тебя перед общежитием.
— Но… как же моя смена и вообще…
— И вообще — не обещаю, — да он откровенно смеется! — А в клубе ты будешь вовремя.
Разворачивается и уходит. А я еще какое-то время стою и смотрю ему вслед, открыв рот.
6
Я — идиотка? Или он — идиот?
Ну нет, Каримов идиотом быть не может. А значит…
Ох, черт.
Но я вообще не могу объяснить иначе как своей глупостью тот факт, что я, словно загипнотизированная на определенные действия, выхожу вечером из общежития, и, будучи доставлена молчаливым водителем в ресторан, даже не сопротивляюсь. Более того, наряжена в лучшее платье и накрашена гораздо тщательней, чем обычно.
Идиотка — я.
Сразу это чувствую, когда захожу в обитель денег и роскоши, где у каждого одни только трусы стоят больше, чем все вещи на мне.
И даже среди них ожидающий меня мужчина выделяется. И уже дорос в моих глазах из паука в росомаху. Уникальное животное, способное преследовать свою жертву много часов даже по глубокому снегу или на врага много большего размера запрыгнуть — и рвать тому холку, пока кровью не истечет.