Фабиан слишком хорошо знал Стуббс, чтобы обижаться. Ее резкость была всего лишь признаком того, что она сосредоточена. Стать единым целым с местом, как она говорила в Стокгольме.
Через несколько минут она повернулась к нему и кивнула, после чего он повел ее дальше по коридору, в спальню, где кровать была так же идеально заправлена, как и в прошлый раз. Компьютер остался стоять на маленьком столике у окна, выходящего на улицу Здоровья, которая, несмотря на свое название, была самой канцерогенной улицей Хельсингборга.
— Вот кое-что из одежды, о которой я тебе рассказывал. — Фабиан открыл один из шкафов, заполненный женским нижним бельем, париками, платьями и туфлями. — И компьютер у окна с историей поиска. Включить его?
— Нет. — Стуббс прошла дальше мимо тяжелых бордовых штор, которые были раздвинуты в стороны.
Фабиан последовал за ней в самую дальнюю комнату, где в углу перед стеной, заставленной книгами, стоял диван. За исключением того, что Эльвин больше не висел на крюке, все выглядело так же, как и в тот раз, когда он и Муландер были здесь.
Он изучал Стуббс, пока она ходила вокруг и впитывала атмосферу. Иногда с открытыми глазами, изучая какую-нибудь мелкую деталь, но часто и с закрытыми. На этот раз он не собирался прерывать тишину. Фабиан подошел к книжной полке и присел на корточки перед рядом фотоальбомов на нижней полке.
Он уже однажды просмотрел альбомы, но не нашел ничего интересного. И все же его тянуло именно сюда.
Альбомы были помечены датами, и он вытащил первый, на корешке которого было написано «62–68». Он помнил, что разворот за разворотом альбомы были заполнены фотографиями из детства Эльвина. Большинство из них показывали его семилетним, когда он занимался всем, чем угодно, начиная от стрельбы из лука, игры в футбол и рыбалки, до переодеваний в ковбоя и игр с конструктором «Меккано».
На некоторых снимках он был вместе с родителями, на других — с сестрой, которая теперь жила в Швейцарии. По словам Муландера, Эльвин перестал с ней общаться из-за наследства родителей, и когда она даже не подумала о том, чтобы приехать и поприсутствовать на его похоронах, он решил, что в этом была доля правды.
На одном из разворотов отсутствовала одна фотография, а на другом — еще одна. Он помнил такое по старым альбомам своих родителей, в которых многие фотографии имели тенденцию отклеиваться и лежать там и сям. Но здесь не было ни одного отдельно лежащего снимка, ни в альбоме, ни в самом дальнем углу полки, и внезапно его осенило, что же он на самом деле искал.
— Ну, и что ты хочешь, чтобы я сказала? — спросила Стуббс, а он принял решение подождать, пока они все закончат, и поставил альбом на место.
— Все, что угодно, — сказал он, вставая. — Все, что пришло тебе на ум.
— Фабиан, если ты ждешь, что я найду какое-то указание на то, что это было самоубийство либо убийство, то я должна, к сожалению, тебя разочаровать. — Она посмотрела на часы на руке. К тому же, мое время заканчивается.
— Но ты же должна была увидеть что-то…
— Я не слепая, — перебила его Стуббс. — Я вижу многие вещи. Но ничего, что помогло бы тебе начать серьезное расследование. Ведь в этом все дело, не так ли?
— Может и не так. — Фабиан подошел к ней. — Давай на несколько минут представим, что это было не самоубийство.
Стуббс вздохнула и снова посмотрела на часы.
— Хорошо… Но сделаем все быстро. Можем начать с фотографий, которые ты отправил мне по электронной почте. Насколько я могла судить, он весил больше ста килограммов. Уже здесь возникает проблема. Даже просто поднять его трудно, если вообще возможно. Потом нужно преуспеть с тем, чтобы повесить его на крюк. Добавьте к этому тот факт, что он, вероятно, будет оказывать большое сопротивление и бороться за жизнь, если только не находится без сознания. Кстати, было ли вскрытие?
Фабиан кивнул.
— Были ли какие-нибудь травмы головы, свидетельствующие о насилии?
— Нет.
— А токсикологическое исследование?
— Там тоже ничего необычного.
— Значит, ударов по голове он не получал и наркотиками его не накачивали. Ты же сам это сказал.
— Единственное, что мы знаем наверняка, это то, что он не был накачан наркотиками непосредственно в момент смерти, — сказал Фабиан. — Но это не значит, что его не могли накачать, когда он был подвешен, а потом оставить в живых, пока он…
— Подожди, в смысле подвешен?
— Да, или был подтянут с помощью какого-то противовеса, если предположить, что преступник был один.
Стуббс рассмеялась и покачала головой.
— Черт возьми, это звучит как какая-то фантастика.
— Но ведь вполне возможно, правда?
— Да, сегодня все вполне возможно. Но не факт, что правдоподобно.
— Хорошо, но послушай вот что: сначала его накачали наркотиками до бессознательного состояния и связали ему руки за спиной. Затем подняли. Может быть, в какой-нибудь упряжи или еще в чем-нибудь, чтобы не сразу задохнулся. Тогда можно было спокойно накинуть петлю ему на шею и ждать, пока он проснется.
— Ага, а когда он проснется?
— Ну, тогда можно было оставить его висеть и, возможно, давать ему воды, пока снотворное не выйдет из организма. После этого остается только перерезать ремни упряжи и позволить силе притяжения сделать свою работу.
Стуббс пожала плечами.
— В моих ушах это все еще звучит как плохой фильм в три часа ночи. Но ладно, не буду той, кто я есть. Да, это возможно. Примерно так же, как выиграть в лотерею.
— И все же кто-то выигрывает каждую неделю.
— Да, но сейчас я имела в виду совсем другое.
— Я тоже это понимаю и слышу то, что ты говоришь. Но мы договорились подумать вместе. Ты сказала, что увидела много разных вещей. Я бы с удовольствием послушал, что именно ты заметила. Кроме того, до твоего отъезда осталось шесть минут.
— Ты всегда был такой упрямый? — Стуббс вздохнула, но все же еще раз обвела взглядом комнату. — Ладно, возьмем книги в шкафу. Почему все названия кроме «О маскулинности», «Переопределение реальности» и «За пределами пурпурного», расположены в алфавитном порядке?
— Что? Ты имеешь в виду…
— Я ничего не имею в виду. Но разве не было бы более естественно, если бы его книги о трансах были собраны на одной полке и там расставлены в алфавитном порядке, как и другие, а не так, как сейчас, расставленные наугад среди других книг? Это не доказывает ни того, ни другого. Я просто считаю, что это немного странно. А теперь еще. Эти платья вон там, в шкафу. Они по меньшей мере на четыре-пять размеров меньше, чем нужно было Эльвину.
— Ты думаешь, что они не его. Что кто-то другой положил их туда.
— Это только одна из моих мыслей. Они определенно могли принадлежать Эльвину, может быть он планировал похудеть перед операцией по смене пола, хотя мне невероятно трудно такое представить. Есть еще кое-что. Иди и посмотри.
Фабиан пошел вместе со Стуббс к дивану в дальнем конце комнаты, присел на корточки и посветил на пол маленьким фонариком.
— Видишь отметины? — Она направила поток света на одну из отметин на полу.
— Да, наверное, это от дивана или еще чего-нибудь.
— Именно. Когда проходит много лет, то часто остаются такие штуки. Особенно когда у тебя нет защитного покрытия для пола.
Фабиан кивнул, хотя и не совсем понял, куда она клонит.
— Но под ножками дивана, как ни странно, нет ни отметин, ни защиты.
Она осторожно приподняла диван, чтобы продемонстрировать это.
— Может, он поменял мебель прямо перед тем, как покончить с собой, чтобы квартира выглядела приятнее, ведь он знал, что мы придем сюда.
— Да, может, и так. Проблема в том, что отметины на полу ни к дивану, ни к какому-либо другому предмету мебели в этой квартире не подходят. Это говорит о том, что он относительно недавно заменил другую мебель на эту, чтобы иметь дома модную обстановку, как у многих трансов. Хотя это не то, на что я бы потратила свою энергию, если бы собиралась убить себя.
Стуббс встала вместе с Фабианом.
— Конечно, здесь есть странности. Но вряд ли их достаточно, чтобы начать целое расследование. Кроме того, не хватает самого главного — мотива. — Она всплеснула руками. — Думаю, твои часы идут неправильно, потому что, согласно моим, я опоздала на две минуты и уже должна идти.
Если у него и было что-то, так это мотив. Но он не мог рассказать ей об этом. По крайней мере, пока. Он вышел из квартиры вслед за Стуббс, поблагодарил за помощь и пообещал заехать с булочками к кофе, когда в следующий раз будет проезжать мимо Мальмё.
Оставшись один, вернулся в прихожую к фотографии в рамке, на которой мальчик в платье помогал матери развешивать белье. Конечно же, это был Эльвин в детстве, и, конечно же, это была его мать. Даже платье он узнал по фотографиям его сестры.
И все же он был убежден, что это далеко не вся правда. Он снял фотографию с крючка, взял альбом, где не хватало двух фотографий, и вышел из квартиры.
15
Лилья сидела за одним из освещенных рабочих столов в лаборатории Муландера на нижнем этаже, поглощенная четырьмя мониторами, на которых было видно, как пассажиров вносит и выносит из поезда и дальше по платформе на станции Бьюв.
Четыре записи с камер наблюдения, которые работали параллельно и показывали, что даже в таком маленьком городке как Бьюв движение в час пик заполнено лицами, спинами, детскими колясками и ходунками на колесах, которые должны были успеть войти или выйти прежде, чем двери снова закроются и поезд двинется дальше.
Даже чтобы просто сфокусировать взгляд, когда смотришь хотя бы на один из них, требуется немалая концентрация. Смотреть на все четыре монитора, не упуская ничего важного, было почти невозможно. С другой стороны, детальное изучение одной записи за раз заняло бы слишком много времени.
По крайней мере, она знала, что ищет.
Потому что где-то в толпе путешественников должен быть человек в бежевой куртке с символом «Шведских демократов». Если не в этом поезде, то в следующем или в следующем после него.
Прямо у нее на глазах ему удалось сбежать на украденном оранжевом «Вольво» модели 240. Одиннадцать минут спустя, то есть в 11:46, тот же оранжевый автомобиль был зафиксирован, когда проезжал мимо камеры наблюдения на заправочной станции «OKQ8» в Осторпе к северу от Бьюва. Это, в свою очередь, означало, что преступник не был жителем Бьюва, и либо прибыл на личном автомобиле, который вынужден был, по понятным причинам, бросить в городе, либо поездом.
Вариант с личным автомобилем они могли исключить с помощью одного из помощников Муландера, который все еще находился на месте преступления. Он должен был обойти округу и отметить регистрационные номера всех машин, которые находились поблизости от дома мальчика. После этого Муландер должен был найти адреса и фотографии каждого из владельцев авто. Оказалось, что все они прописаны в Бьюве, и ни один из них не был похож на человека с улыбкой с их фоторобота.
Дверь открылась, и в комнату вошел Утес.
— Я поговорил с садиком в Солросене, и они могут подтвердить, что Бьерн Рихтер был там с семи утра до времени, когда умер Муниф.
— Это сосед с куклами? — спросил Муландер.
— Совершенно верно. Я также пообщался с некоторыми из родителей, и все подтверждают, что он был там, когда они оставляли утром детей. К тому же они единогласно заявили — он лучшее, что случилось с Солросеном за последние годы. По их словам, никто так хорошо не ладит с детьми, как Бьерн.
— Тогда вычеркиваем педофилию? — спросил Муландер.
— По крайней мере, пока. У тебя тут как дела?
Через несколько минут она повернулась к нему и кивнула, после чего он повел ее дальше по коридору, в спальню, где кровать была так же идеально заправлена, как и в прошлый раз. Компьютер остался стоять на маленьком столике у окна, выходящего на улицу Здоровья, которая, несмотря на свое название, была самой канцерогенной улицей Хельсингборга.
— Вот кое-что из одежды, о которой я тебе рассказывал. — Фабиан открыл один из шкафов, заполненный женским нижним бельем, париками, платьями и туфлями. — И компьютер у окна с историей поиска. Включить его?
— Нет. — Стуббс прошла дальше мимо тяжелых бордовых штор, которые были раздвинуты в стороны.
Фабиан последовал за ней в самую дальнюю комнату, где в углу перед стеной, заставленной книгами, стоял диван. За исключением того, что Эльвин больше не висел на крюке, все выглядело так же, как и в тот раз, когда он и Муландер были здесь.
Он изучал Стуббс, пока она ходила вокруг и впитывала атмосферу. Иногда с открытыми глазами, изучая какую-нибудь мелкую деталь, но часто и с закрытыми. На этот раз он не собирался прерывать тишину. Фабиан подошел к книжной полке и присел на корточки перед рядом фотоальбомов на нижней полке.
Он уже однажды просмотрел альбомы, но не нашел ничего интересного. И все же его тянуло именно сюда.
Альбомы были помечены датами, и он вытащил первый, на корешке которого было написано «62–68». Он помнил, что разворот за разворотом альбомы были заполнены фотографиями из детства Эльвина. Большинство из них показывали его семилетним, когда он занимался всем, чем угодно, начиная от стрельбы из лука, игры в футбол и рыбалки, до переодеваний в ковбоя и игр с конструктором «Меккано».
На некоторых снимках он был вместе с родителями, на других — с сестрой, которая теперь жила в Швейцарии. По словам Муландера, Эльвин перестал с ней общаться из-за наследства родителей, и когда она даже не подумала о том, чтобы приехать и поприсутствовать на его похоронах, он решил, что в этом была доля правды.
На одном из разворотов отсутствовала одна фотография, а на другом — еще одна. Он помнил такое по старым альбомам своих родителей, в которых многие фотографии имели тенденцию отклеиваться и лежать там и сям. Но здесь не было ни одного отдельно лежащего снимка, ни в альбоме, ни в самом дальнем углу полки, и внезапно его осенило, что же он на самом деле искал.
— Ну, и что ты хочешь, чтобы я сказала? — спросила Стуббс, а он принял решение подождать, пока они все закончат, и поставил альбом на место.
— Все, что угодно, — сказал он, вставая. — Все, что пришло тебе на ум.
— Фабиан, если ты ждешь, что я найду какое-то указание на то, что это было самоубийство либо убийство, то я должна, к сожалению, тебя разочаровать. — Она посмотрела на часы на руке. К тому же, мое время заканчивается.
— Но ты же должна была увидеть что-то…
— Я не слепая, — перебила его Стуббс. — Я вижу многие вещи. Но ничего, что помогло бы тебе начать серьезное расследование. Ведь в этом все дело, не так ли?
— Может и не так. — Фабиан подошел к ней. — Давай на несколько минут представим, что это было не самоубийство.
Стуббс вздохнула и снова посмотрела на часы.
— Хорошо… Но сделаем все быстро. Можем начать с фотографий, которые ты отправил мне по электронной почте. Насколько я могла судить, он весил больше ста килограммов. Уже здесь возникает проблема. Даже просто поднять его трудно, если вообще возможно. Потом нужно преуспеть с тем, чтобы повесить его на крюк. Добавьте к этому тот факт, что он, вероятно, будет оказывать большое сопротивление и бороться за жизнь, если только не находится без сознания. Кстати, было ли вскрытие?
Фабиан кивнул.
— Были ли какие-нибудь травмы головы, свидетельствующие о насилии?
— Нет.
— А токсикологическое исследование?
— Там тоже ничего необычного.
— Значит, ударов по голове он не получал и наркотиками его не накачивали. Ты же сам это сказал.
— Единственное, что мы знаем наверняка, это то, что он не был накачан наркотиками непосредственно в момент смерти, — сказал Фабиан. — Но это не значит, что его не могли накачать, когда он был подвешен, а потом оставить в живых, пока он…
— Подожди, в смысле подвешен?
— Да, или был подтянут с помощью какого-то противовеса, если предположить, что преступник был один.
Стуббс рассмеялась и покачала головой.
— Черт возьми, это звучит как какая-то фантастика.
— Но ведь вполне возможно, правда?
— Да, сегодня все вполне возможно. Но не факт, что правдоподобно.
— Хорошо, но послушай вот что: сначала его накачали наркотиками до бессознательного состояния и связали ему руки за спиной. Затем подняли. Может быть, в какой-нибудь упряжи или еще в чем-нибудь, чтобы не сразу задохнулся. Тогда можно было спокойно накинуть петлю ему на шею и ждать, пока он проснется.
— Ага, а когда он проснется?
— Ну, тогда можно было оставить его висеть и, возможно, давать ему воды, пока снотворное не выйдет из организма. После этого остается только перерезать ремни упряжи и позволить силе притяжения сделать свою работу.
Стуббс пожала плечами.
— В моих ушах это все еще звучит как плохой фильм в три часа ночи. Но ладно, не буду той, кто я есть. Да, это возможно. Примерно так же, как выиграть в лотерею.
— И все же кто-то выигрывает каждую неделю.
— Да, но сейчас я имела в виду совсем другое.
— Я тоже это понимаю и слышу то, что ты говоришь. Но мы договорились подумать вместе. Ты сказала, что увидела много разных вещей. Я бы с удовольствием послушал, что именно ты заметила. Кроме того, до твоего отъезда осталось шесть минут.
— Ты всегда был такой упрямый? — Стуббс вздохнула, но все же еще раз обвела взглядом комнату. — Ладно, возьмем книги в шкафу. Почему все названия кроме «О маскулинности», «Переопределение реальности» и «За пределами пурпурного», расположены в алфавитном порядке?
— Что? Ты имеешь в виду…
— Я ничего не имею в виду. Но разве не было бы более естественно, если бы его книги о трансах были собраны на одной полке и там расставлены в алфавитном порядке, как и другие, а не так, как сейчас, расставленные наугад среди других книг? Это не доказывает ни того, ни другого. Я просто считаю, что это немного странно. А теперь еще. Эти платья вон там, в шкафу. Они по меньшей мере на четыре-пять размеров меньше, чем нужно было Эльвину.
— Ты думаешь, что они не его. Что кто-то другой положил их туда.
— Это только одна из моих мыслей. Они определенно могли принадлежать Эльвину, может быть он планировал похудеть перед операцией по смене пола, хотя мне невероятно трудно такое представить. Есть еще кое-что. Иди и посмотри.
Фабиан пошел вместе со Стуббс к дивану в дальнем конце комнаты, присел на корточки и посветил на пол маленьким фонариком.
— Видишь отметины? — Она направила поток света на одну из отметин на полу.
— Да, наверное, это от дивана или еще чего-нибудь.
— Именно. Когда проходит много лет, то часто остаются такие штуки. Особенно когда у тебя нет защитного покрытия для пола.
Фабиан кивнул, хотя и не совсем понял, куда она клонит.
— Но под ножками дивана, как ни странно, нет ни отметин, ни защиты.
Она осторожно приподняла диван, чтобы продемонстрировать это.
— Может, он поменял мебель прямо перед тем, как покончить с собой, чтобы квартира выглядела приятнее, ведь он знал, что мы придем сюда.
— Да, может, и так. Проблема в том, что отметины на полу ни к дивану, ни к какому-либо другому предмету мебели в этой квартире не подходят. Это говорит о том, что он относительно недавно заменил другую мебель на эту, чтобы иметь дома модную обстановку, как у многих трансов. Хотя это не то, на что я бы потратила свою энергию, если бы собиралась убить себя.
Стуббс встала вместе с Фабианом.
— Конечно, здесь есть странности. Но вряд ли их достаточно, чтобы начать целое расследование. Кроме того, не хватает самого главного — мотива. — Она всплеснула руками. — Думаю, твои часы идут неправильно, потому что, согласно моим, я опоздала на две минуты и уже должна идти.
Если у него и было что-то, так это мотив. Но он не мог рассказать ей об этом. По крайней мере, пока. Он вышел из квартиры вслед за Стуббс, поблагодарил за помощь и пообещал заехать с булочками к кофе, когда в следующий раз будет проезжать мимо Мальмё.
Оставшись один, вернулся в прихожую к фотографии в рамке, на которой мальчик в платье помогал матери развешивать белье. Конечно же, это был Эльвин в детстве, и, конечно же, это была его мать. Даже платье он узнал по фотографиям его сестры.
И все же он был убежден, что это далеко не вся правда. Он снял фотографию с крючка, взял альбом, где не хватало двух фотографий, и вышел из квартиры.
15
Лилья сидела за одним из освещенных рабочих столов в лаборатории Муландера на нижнем этаже, поглощенная четырьмя мониторами, на которых было видно, как пассажиров вносит и выносит из поезда и дальше по платформе на станции Бьюв.
Четыре записи с камер наблюдения, которые работали параллельно и показывали, что даже в таком маленьком городке как Бьюв движение в час пик заполнено лицами, спинами, детскими колясками и ходунками на колесах, которые должны были успеть войти или выйти прежде, чем двери снова закроются и поезд двинется дальше.
Даже чтобы просто сфокусировать взгляд, когда смотришь хотя бы на один из них, требуется немалая концентрация. Смотреть на все четыре монитора, не упуская ничего важного, было почти невозможно. С другой стороны, детальное изучение одной записи за раз заняло бы слишком много времени.
По крайней мере, она знала, что ищет.
Потому что где-то в толпе путешественников должен быть человек в бежевой куртке с символом «Шведских демократов». Если не в этом поезде, то в следующем или в следующем после него.
Прямо у нее на глазах ему удалось сбежать на украденном оранжевом «Вольво» модели 240. Одиннадцать минут спустя, то есть в 11:46, тот же оранжевый автомобиль был зафиксирован, когда проезжал мимо камеры наблюдения на заправочной станции «OKQ8» в Осторпе к северу от Бьюва. Это, в свою очередь, означало, что преступник не был жителем Бьюва, и либо прибыл на личном автомобиле, который вынужден был, по понятным причинам, бросить в городе, либо поездом.
Вариант с личным автомобилем они могли исключить с помощью одного из помощников Муландера, который все еще находился на месте преступления. Он должен был обойти округу и отметить регистрационные номера всех машин, которые находились поблизости от дома мальчика. После этого Муландер должен был найти адреса и фотографии каждого из владельцев авто. Оказалось, что все они прописаны в Бьюве, и ни один из них не был похож на человека с улыбкой с их фоторобота.
Дверь открылась, и в комнату вошел Утес.
— Я поговорил с садиком в Солросене, и они могут подтвердить, что Бьерн Рихтер был там с семи утра до времени, когда умер Муниф.
— Это сосед с куклами? — спросил Муландер.
— Совершенно верно. Я также пообщался с некоторыми из родителей, и все подтверждают, что он был там, когда они оставляли утром детей. К тому же они единогласно заявили — он лучшее, что случилось с Солросеном за последние годы. По их словам, никто так хорошо не ладит с детьми, как Бьерн.
— Тогда вычеркиваем педофилию? — спросил Муландер.
— По крайней мере, пока. У тебя тут как дела?