– О…
– Подойди, – подозвал он меня.
Во мне разгорелось удивление. Инспектор Хан всегда держался поодаль как от полицейских, так и от тамо. Я подвинулась к нему и тут же задалась вопросом, чувствует ли он жар моей взволнованности.
– Протяни ладонь.
Я подняла руку, и он вложил в мою ладонь что-то тяжелое и холодное: украшение с кисточками, норигэ, как то, что было у госпожи О, – только другого цвета и формы. Это была вырезанная из янтаря черепаха на длинной кисточке из голубых шелковых нитей.
– Я хотел подарить его сестре на день рождения, но не успел. Доверяю его тебе до тех пор, пока не исполню данное тебе обещание.
– Обещание, господин?
– Скажи, что ты желаешь больше всего? – спросил он. – Обещаю, оно будет твоим.
Я все еще глядела на украшение, не веря своим глазам, и правда соскользнула с моих губ прежде, чем я смогла полностью осмыслить, что под ней может крыться:
– Дом.
Его взгляд скользнул к метке у меня на щеке, и я тут же попыталась забрать свои слова обратно:
– В смысле…
– Когда мы завершим расследование, я его тебе верну.
– Что, господин?
– Твой дом. Я отошлю тебя обратно.
Я замерла, а когда все-таки осознала его слова, мое сердце задрожало от потрясения. Меня отправят домой… В место, которое всем – знакомыми улыбками, запахами, распорядком дня, – абсолютно всем нашептывало мне: «Твое место тут».
Брат как-то говорил, что, если слишком долго и слишком сильно чего-то хотеть, в конце концов оно начинает казаться далекой, недостижимой мечтой. И для меня дом уже становился подобной мечтой. А инспектор Хан взял и своим обещанием поместил надежду прямо мне в руки.
Это ведь взаправду? Взаправду, да?
– Ты ведь не из придворных врачевательниц, которых сослали в полицию за плохие отметки, – заметил мужчина. – Так как же ты очутилась в ведомстве?
Мне не сразу удалось собрать в кучу мысли, разбежавшиеся в разных направлениях. Наконец я заговорила срывающимся голосом:
– Я была служанкой-ноби[22] и принадлежала господину Пэку. Других слуг связывают с их хозяевами контракты, однако я была собственностью господина Пэка. Когда он решил продать меня в ближайшее полицейское ведомство в Инчхоне, у меня не было никакого выбора. А потом… потом моя сестра подслушала разговор полицейского и командующего.
– Что она услышала? – поинтересовался инспектор.
– Полицейский сказал: «Может быть, вы сумеете вернуть расположение командора Ли, если пошлете им эту служанку. Она сильная, а полиции нужны сильные тамо». И после этого меня перевели в столицу, – я терзала нижнюю губу, гадая, действительно ли инспектор Хан может выполнить свое обещание. – Срок моей службы – одно поколение.
– Службу можно и сократить.
– Деньгами? Но у меня на это уйдет слишком много времени, господин.
– Свободу можно получить и благодаря выслуге перед государством. Обещаю: ты вернешься домой к новому году. А до тех пор береги это норигэ.
– Конечно, господин, – прошептала я. Я ему верила. – Буду беречь ценой своей жизни!
Мы тихо сидели рядом друг с другом, глядя на небо над стенами полицейского ведомства. Облака уплыли, обнажая белый, как кость, осколок луны.
* * *
Всю ночь я лежала без сна, вслушиваясь в шум дождя. Мою душу переполняли чувства, а голову – мысли, не дающие думать ни о чем другом. Я столько раз проигрывала в памяти, как я подстрелила тигра, что воспоминание начало блекнуть – словно рисунок, который слишком часто складывали и разворачивали. Произошедшее на горе Инван было тяжело забыть. Вот инспектор Хан широко раскрывает глаза при виде меня, усматривает во мне что-то, чего не видел до этого никто иной: возвышающуюся императрицу, крепко держащую в руках лук. Может быть, он даже почувствовал ко мне признательность, восхитился мной? Может быть, именно поэтому он понял, что я заслуживаю большей доброты? Что я заслуживаю награды – возвращения домой?
Когда наступило утро, голова у меня кружилась от грохочущих в ней волн нервного возбуждения и истощения. Я не сразу осознала, что комнаты слуг бурлят от разговоров.
– Началось!
– Что началось?
– Командор Ли приказал выпороть служанку Сои за побег, а инспектор Хан ее теперь допрашивает. Пойдем же!
Мне тоже было интересно, почему служанка Сои сбежала и что ее так испугало. Я переоделась и перевязала грудь; по правилам пояс от юбки ханбока[23] должен был проходить над грудью. Затем я надела сверху длинный жилет квэджа и закрепила все поясом. Теперь, когда я выглядела прилично, можно было и отправиться в главный двор, на звуки голоса инспектора Хана.
Я обошла толпу зевак и нырнула в самую гущу, расталкивая всех локтями и пробиваясь вперед, где мне никто не будет мешать. Инспектор Хан вышагивал перед служанкой Сои, привязанной к стулу.
Под глазами у нее залегли темные тени, а губы были искусаны в кровь. При взгляде на девушку я вдруг осознала, что забыла нечто важное. А потом вспомнила.
«Я не верю в крепостное рабство».
Интересно, не случайно ли хозяйка служанки Сои и та загадочная женщина разделяли одинаковые мятежные мысли? И еще один вопрос, куда более насущный: с чего бы служанке Сои убивать госпожу, если та предлагала ей в дар равенство?
Властный голос инспектора Хана прервал мои размышления.
– Знаешь ли ты, почему здесь оказалась?
– Потому что я личная служанка госпожи О, господин.
– Личных служанок у нее было много, но лишь одна из них нам нагло соврала, – выдержав паузу, инспектор сложил руки на груди и шагнул к девушке. – Ты сообщила тамо, что, прежде чем поднять тревогу, ты рано проснулась и пошла проверить, как спится твоей хозяйке. Но ты уже знала, что она исчезла, не так ли? У нас есть свидетель, который видел, как ты покидаешь поместье вскоре после исчезновения госпожи О.
– Я… меня попросили приглядеть за ней.
– Кто попросил?
– Мать госпожи О.
– Почему?
– Это неприлично…
– Мы тут убийство расследуем, служанка Сои. Не надо от меня ничего утаивать.
Ее глаза метнулись в мою сторону, как будто она почувствовала мое присутствие.
– Как я уже сказала тамо, у моей госпожи был любовник. Когда я увидела, как она ночью украдкой покидает поместье, я последовала за ней, господин. Она часто говорила о горе Нам[24], и я решила, что она пойдет туда.
– Рассказывай, что ты видела.
– Я шла по улице. Комендантский час уже наступил, так что все спали. К горе Нам я пошла в обход, чтобы осмотреть как можно больше улиц… – девушка умолкла. Даже сейчас, будучи привязанной к стулу, она умудрилась сесть прямо. А когда она подняла голову, в ее глазах засветилась внезапная ясность. – Я вспомнила. Я кое-кого видела.
Толпа замерла. Не было больше слышно шепота и размышлений, а тишину прорезали лишь звуки веера, которым обмахивался молодой вельможа, стоявший со своим слугой в первых рядах. Мужчина был одет в сверкающий на солнечном свете фиолетовый верхний халат; у него были блестящие угольно-черные глаза, изогнутые брови и не сходящая с губ ухмылка. Казалось, снисходительность была высечена у него на лице.
– Как выглядел этот человек? – продолжил инспектор Хан. – Отвечай без утайки.
– Он был на коне. В синем верхнем халате. Было в нем что-то подозрительное: кто будет бродить в комендантский час? Но было слишком темно, так что лица я не разглядела, а подойти не успела – он быстро уехал.
Зеваки дружно вдохнули и нахмурились – все, кроме молодого вельможи. Тот как ни в чем не бывало обмахивался веером, только уголки его губ приподнялись еще выше.
– Когда ты видела этого человека?
– Незадолго до рассвета, – ответила Сои.
– Почему ты так долго бродила по улицам после полуночи?
– Я искала госпожу, а когда не нашла, вернулась в поместье. Но потом я вспомнила, что госпожа Ким приказала мне следить за ее дочерью. И я так испугалась ее гнева, что решила поискать хозяйку еще раз. Хотела даже гору Нам обойти.
Инспектор Хан поднял бровь.
– Ты ведь могла нам это рассказать. Тем не менее ты предпочла сбежать. А сбегают только дети или преступники.
– Я слышала, что меня кто-то видел, и испугалась. – Волосы девушки, до этого уложенные в аккуратную косу, растрепались и теперь висели черными прядями, сквозь которые Сои глядела на инспектора. – Мою мать казнили за преступление, которого она не совершала. Я боялась, что со мной случится то же самое.
– Вот, значит, как. И ты была в хороших отношениях с хозяйкой, верно?
– Я… – буквально на мгновение она запнулась. – Да, была.
– Тогда были ли у госпожи О какие-нибудь особые причины упоминать тебя в своем дневнике? Почему она на тебя злилась?
Моя рука взметнулась к горлу. Дневник? Но полиция не находила никакого дневника. Инспектор блефовал, а служанка Сои ему, похоже, поверила. Она широко раскрыла глаза, и ее зрачки показались мне еще чернее, чем раньше.
– Она… она писала обо мне?
– Писала. Только вот о чем?
– Я… не знаю.
Время как будто замедлилось. Я вцепилась в воротник. Я одновременно хотела узнать правду и боялась ее. Неужели я настолько ошиблась в человеке, что, глядя ему прямо в глаза, не распознала убийцу?