Но я точно знала: моя фамилия, Чон, значила «верность», как и первый слог в имени Джонъюн.
«Чон Джонъюн! – донесся до меня из воспоминаний дразнящий и ласковый голос старшего брата. – Чон Джонъюн, девочка, полная верности».
Пятнадцать
Дождь продолжал идти.
В детстве, когда лило как из ведра, мне только дай повод – я мигом выбегала наружу и заходилась смехом. Теперь же я могла лишь с холодным сердцем смотреть на застланную бумагой дверь, за которой виднелось небо, плавно переходившее из черного в серый.
Чон, Чон, Чон. Имя из моего прошлого крутилось в голове, как мухи вокруг трупа, прилетевшие на запах смерти. В моем прошлом не было ничего, кроме смерти, – смерти моего имени, смерти моей матери в изгнании на острове.
Как и семью инспектора Хана, мою семью тоже изгнали на десять лет, а потом сократили этот срок до трех.
От совпадений меня тошнило. Их накопилось уже слишком много, и не обращать на них внимания я не могла.
Вчера перед уходом я попросила Урим проводить меня к старому дому инспектора Хана. Если она не забыла о нашей договоренности, она должна была ждать меня возле ворот поместья госпожи Кан.
От переполнявшего меня любопытства я словно потеряла контроль над собственным телом. Я врезалась в стены. Не могла заставить руки работать. Из ведомства вышла в распахнутой форме – я не затянула пояс на груди – и с распущенными волосами, спадавшими по бокам.
Как-то я добралась до поместья. Казалось бы, день был самый обычный – и все же он был другим. Ничто больше не казалось настоящим. Ничто не имело никакого смысла.
Как Урим и обещала, она ждала меня перед воротами, потирая руки от утреннего морозца. При виде меня девушка раскрыла крохотные губы и бросилась ко мне. Ее косичка качалась из стороны в сторону.
– А вот и ты! Ну как, боишься?
Я вылупилась на нее, не в состоянии произнести ни слова. Я в ужасе.
– Когда я была помладше, мы с братьями и сестрами бродили ночами по лесу и рассказывали друг другу всякие истории о призраках, – воодушевленно зашептала она. – У меня поджилки тряслись, а волосы на теле вставали дыбом! Домой мы бежали с криками. А ты правда хочешь пойти в заброшенный дом так рано с утра? Ведь в это время как раз ни один дух не спит.
– Уверена, там не водится никаких духов.
– Нет, водится! Стоит только шагнуть в дом – и тут же дрожать начнешь, как в ледохранилище.
Мы шли под дождем по сонным улицам, одетые в соломенные плащи и деревянные башмаки. О чем-то болтали, но мои мысли витали где-то далеко. Я вспомнила первую встречу с инспектором Ханом. Я впервые оказалась в полицейском ведомстве и, распростершись у него под ногами, услышала голос сверху: «Мы раньше не встречались?»
Я взглянула ему прямо в лицо, но при виде незнакомца снова низко склонила голову. «Извините, господин, но вряд ли». Он больше не спрашивал – наверное, подумал, что ошибся.
Но теперь этим вопросом задавалась я… А не встречались ли мы раньше?
Мы с Урим прижимались к узорчатым каменным стенам, обрамлявшим узенькую грязную улочку, на которой находилось поместье. Улица уходила все выше и выше на склон холма, и мы уже начали задыхаться. В конце концов мы добрались до края Северного округа, где перед нами предстало одинокое поместье с деревянными воротами, покрытыми белыми бумажками – амулетами, с помощью которых шаманы отпугивали злых духов. С карниза ворот на нас маленькими блестящими глазками глядел голубь и ворковал: «Урр, урр».
Урим подошла к воротам и подергала медную ручку.
– Все еще заперто. А еще, говорят, с другой стороны ворот прибиты доски, чтобы никто не смог войти.
– Откуда ты знаешь?
– Я вчера проходила тут неподалеку и решила заглянуть внутрь поместья, но меня поймал какой-то незнакомец.
Я кинула на нее сердитый взгляд. Девушка виновато улыбнулась.
– Ну все же обошлось! Я, правда, думала, что не обойдется, поэтому выдумала трагичную историю о давно потерянном родственнике и обитающих в доме семейных призраках, которых надо было навестить, чтобы почтить предков. По-моему, он проникся.
– В каком смысле?
– Он сказал, что внутрь можно попасть только через стену. Но мы же не можем этого сделать?
Другого выхода у нас не было. Я отошла на три шага назад, разбежалась, зацепилась за нижнюю створку между воротами и стеной. Приподнявшись на локтях и еле закинув ногу на черепицу, я оседлала стену.
– Сумасшедшая! – прошептала Урим, и тем не менее, сдерживая улыбку, последовала за мной внутрь.
В поместье и правда никто не жил. Сплошное кладбище сорняков и паутины. Бумага на дверях ханока была порвана, некоторые рамы свисали с петель – наверное, их ветром сбило.
Краем глаза я заметила какую-то тень и обернулась.
В углу двора стояла старая сосна, формой похожая на реку. Я, запинаясь, шагнула к ней. Кажется, я прежде видела это дерево. Оно предстало передо мной, словно старый друг из другой жизни – такое чужое и такое знакомое.
– Точно тебе говорю, ни в одном поместье в округе не водится столько призраков. – Урим обошла двор кругом. Взобралась на террасу, и та скрипнула под ее шагами. Девушка вытянула шею и оглянулась. – Это место полно хана.
Хан. У этого слова было множество значений – неразрешенная обида, беспомощность, сильная боль, желание отомстить, и все эти значения выражались одним-единственным словом. Хан.
Урим продолжила:
– Отец инспектора был конфуцианским ученым и при этом католиком. Его казнили за хранение западных книг, а его голову насадили на палку и охраняли днем и ночью, чтоб никто не снял.
– Откуда ты знаешь? – прошептала я.
– Я слышала, как госпожа рассказывала тебе об инспекторе. Поэтому потом я расспросила ее поподробнее. Она поначалу даже сопротивлялась.
– Что еще она тебе рассказала?
– Когда инспектор Хан был мальчишкой, он пытался захоронить тело отца, но магистрат распорядился выставить труп на публику. После этого всю его семью изгнали.
Вслед за Урим я вошла в мрачное здание. Порванные обои колыхались на ветру.
– Из его семьи не выжил никто, – рассказывала девушка. – Его мать совершила самоубийство, потому что не вытерпела обвинений. Люди звали ее католическим демоном. А его сестер, говорят, сделали слугами, но они умерли от чумы.
Чума. Я еле от нее спаслась. Сестра добровольно предложила стать ноби в доме семьи Нам. Иначе нам было не спастись от нищеты: в изгнании мы лишились статуса, уважения и богатства. Но дочь нашего хозяина и несколько слуг чем-то заразились, и дом распорядились закрыть на карантин. Юная госпожа Ына вся посинела, кожа сморщилась, глаза запали. На следующий день она была уже мертва. Той же ночью старшая сестра разбудила меня, и мы сбежали от стражников, охранявших дом.
– Может, мы и их духов здесь встретим, – прошептала Урим. – Духов мертвых сестер инспектора.
Она без умолку рассказывала о призраках, но ее голос доносился до меня как будто издалека, становясь все тише и тише.
– Глянь-глянь, – услышала я голос голубя. – Глянь-глянь.
Я повернулась и посмотрела сквозь выломанную дверь во двор, на старую сосну. Под ней никого не было. И все же кто-то был: женщина. Мне вспомнились истории, которые рассказывал старший брат, и я словно очутилась в одной из них. Я была совсем маленькой, лежала на руках у женщины под деревом и смотрела на необычайно яркий свет, блестящий среди зеленых игл. Дерево качнулось. Я закрыла глаза и почувствовала свежий сосновый запах в горном ветре.
Запах дома.
Меня как будто пронзила молния. Истории брата о нашем прошлом так не пахли, и все же где-то глубоко внутри я знала, что это воспоминание принадлежит мне. Только мне одной. Я ошеломленно, как в каком-то трансе, поплыла через коридор, во двор, перелетела через стену. Я чувствовала себя скорее духом, чем физическим телом. Лишь голос Урим вывел меня из транса.
– Ты его видела? Видела призрака? – девушка встряхнула меня за плечи.
По-моему, я сказала:
– Иди домой, Урим.
Колени подогнулись, я закрыла голову руками, чтобы не дать никому вторгнуться в хаос моих мыслей.
– Ты что-то увидела, – Урим присела передо мной на корточки. – Не бойся. Я с тобой. Открой глаза, взгляни на меня.
Я открыла глаза и сначала увидела лицо Урим – доброе и круглое. А затем я заметила тень у нее за спиной. Человек был одет во все черное. Нижнюю половину его лица закрывал шарф. Верхнюю – бамбуковая шляпа.
– Сзади, – прошептала я. Меня сковал ужас. – Сзади тебя…
* * *
Мы с Урим вскочили и, держась за руки, прижались спиной к стене поместья.
– Ч-что вам нужно? – залепетала она.
Незнакомец стоял молча, неподвижно, как мертвец.
– В-вы потерялись, господин?
Глаз его было не видно, но, судя по повороту головы, смотрел он на Урим. Я услышала свой хрип – мне вдруг вспомнилось, что именно из-за мужчины в бамбуковой шляпе погибли госпожа О и ученый Ан. Легкие наполнил страх. Нет, ну не может же это быть тот же мужчина! В нашем королевстве тысячи людей носят бамбуковые шляпы и черные одежды.
Глубоко вдохнув, я заслонила собой Урим. Ужас разлился в груди, перетек в живот. Мой голос звучал куда храбрее, чем я себя чувствовала:
– Вы же ее слышали. Уходите. Оставьте нас…
Его кулак врезался мне в грудь; отлетев назад, я ударилась головой о стену. Перед глазами взорвались звезды. Кто-то захныкал. Проморгавшись, я осознала, что лежу, скорчившись на земле, и прижимаю руку к груди.
– Нет! – услышала я дрожащий голос Урим. – П-пожалуйста, не надо!
От раскаленной добела боли я не могла двинуть ни рукой, ни ногой; даже голова отказывалась поворачиваться – я видела только то, что находилось прямо передо мной. Урим колотила ногами по преследователю, ее юбка трепыхалась вокруг лодыжек. «Почему он схватил Урим, а не меня?» – мелькнул в голове вопрос, но я не заметила его за отчаянием, сковавшим мне горло.
«Чон Джонъюн! – донесся до меня из воспоминаний дразнящий и ласковый голос старшего брата. – Чон Джонъюн, девочка, полная верности».
Пятнадцать
Дождь продолжал идти.
В детстве, когда лило как из ведра, мне только дай повод – я мигом выбегала наружу и заходилась смехом. Теперь же я могла лишь с холодным сердцем смотреть на застланную бумагой дверь, за которой виднелось небо, плавно переходившее из черного в серый.
Чон, Чон, Чон. Имя из моего прошлого крутилось в голове, как мухи вокруг трупа, прилетевшие на запах смерти. В моем прошлом не было ничего, кроме смерти, – смерти моего имени, смерти моей матери в изгнании на острове.
Как и семью инспектора Хана, мою семью тоже изгнали на десять лет, а потом сократили этот срок до трех.
От совпадений меня тошнило. Их накопилось уже слишком много, и не обращать на них внимания я не могла.
Вчера перед уходом я попросила Урим проводить меня к старому дому инспектора Хана. Если она не забыла о нашей договоренности, она должна была ждать меня возле ворот поместья госпожи Кан.
От переполнявшего меня любопытства я словно потеряла контроль над собственным телом. Я врезалась в стены. Не могла заставить руки работать. Из ведомства вышла в распахнутой форме – я не затянула пояс на груди – и с распущенными волосами, спадавшими по бокам.
Как-то я добралась до поместья. Казалось бы, день был самый обычный – и все же он был другим. Ничто больше не казалось настоящим. Ничто не имело никакого смысла.
Как Урим и обещала, она ждала меня перед воротами, потирая руки от утреннего морозца. При виде меня девушка раскрыла крохотные губы и бросилась ко мне. Ее косичка качалась из стороны в сторону.
– А вот и ты! Ну как, боишься?
Я вылупилась на нее, не в состоянии произнести ни слова. Я в ужасе.
– Когда я была помладше, мы с братьями и сестрами бродили ночами по лесу и рассказывали друг другу всякие истории о призраках, – воодушевленно зашептала она. – У меня поджилки тряслись, а волосы на теле вставали дыбом! Домой мы бежали с криками. А ты правда хочешь пойти в заброшенный дом так рано с утра? Ведь в это время как раз ни один дух не спит.
– Уверена, там не водится никаких духов.
– Нет, водится! Стоит только шагнуть в дом – и тут же дрожать начнешь, как в ледохранилище.
Мы шли под дождем по сонным улицам, одетые в соломенные плащи и деревянные башмаки. О чем-то болтали, но мои мысли витали где-то далеко. Я вспомнила первую встречу с инспектором Ханом. Я впервые оказалась в полицейском ведомстве и, распростершись у него под ногами, услышала голос сверху: «Мы раньше не встречались?»
Я взглянула ему прямо в лицо, но при виде незнакомца снова низко склонила голову. «Извините, господин, но вряд ли». Он больше не спрашивал – наверное, подумал, что ошибся.
Но теперь этим вопросом задавалась я… А не встречались ли мы раньше?
Мы с Урим прижимались к узорчатым каменным стенам, обрамлявшим узенькую грязную улочку, на которой находилось поместье. Улица уходила все выше и выше на склон холма, и мы уже начали задыхаться. В конце концов мы добрались до края Северного округа, где перед нами предстало одинокое поместье с деревянными воротами, покрытыми белыми бумажками – амулетами, с помощью которых шаманы отпугивали злых духов. С карниза ворот на нас маленькими блестящими глазками глядел голубь и ворковал: «Урр, урр».
Урим подошла к воротам и подергала медную ручку.
– Все еще заперто. А еще, говорят, с другой стороны ворот прибиты доски, чтобы никто не смог войти.
– Откуда ты знаешь?
– Я вчера проходила тут неподалеку и решила заглянуть внутрь поместья, но меня поймал какой-то незнакомец.
Я кинула на нее сердитый взгляд. Девушка виновато улыбнулась.
– Ну все же обошлось! Я, правда, думала, что не обойдется, поэтому выдумала трагичную историю о давно потерянном родственнике и обитающих в доме семейных призраках, которых надо было навестить, чтобы почтить предков. По-моему, он проникся.
– В каком смысле?
– Он сказал, что внутрь можно попасть только через стену. Но мы же не можем этого сделать?
Другого выхода у нас не было. Я отошла на три шага назад, разбежалась, зацепилась за нижнюю створку между воротами и стеной. Приподнявшись на локтях и еле закинув ногу на черепицу, я оседлала стену.
– Сумасшедшая! – прошептала Урим, и тем не менее, сдерживая улыбку, последовала за мной внутрь.
В поместье и правда никто не жил. Сплошное кладбище сорняков и паутины. Бумага на дверях ханока была порвана, некоторые рамы свисали с петель – наверное, их ветром сбило.
Краем глаза я заметила какую-то тень и обернулась.
В углу двора стояла старая сосна, формой похожая на реку. Я, запинаясь, шагнула к ней. Кажется, я прежде видела это дерево. Оно предстало передо мной, словно старый друг из другой жизни – такое чужое и такое знакомое.
– Точно тебе говорю, ни в одном поместье в округе не водится столько призраков. – Урим обошла двор кругом. Взобралась на террасу, и та скрипнула под ее шагами. Девушка вытянула шею и оглянулась. – Это место полно хана.
Хан. У этого слова было множество значений – неразрешенная обида, беспомощность, сильная боль, желание отомстить, и все эти значения выражались одним-единственным словом. Хан.
Урим продолжила:
– Отец инспектора был конфуцианским ученым и при этом католиком. Его казнили за хранение западных книг, а его голову насадили на палку и охраняли днем и ночью, чтоб никто не снял.
– Откуда ты знаешь? – прошептала я.
– Я слышала, как госпожа рассказывала тебе об инспекторе. Поэтому потом я расспросила ее поподробнее. Она поначалу даже сопротивлялась.
– Что еще она тебе рассказала?
– Когда инспектор Хан был мальчишкой, он пытался захоронить тело отца, но магистрат распорядился выставить труп на публику. После этого всю его семью изгнали.
Вслед за Урим я вошла в мрачное здание. Порванные обои колыхались на ветру.
– Из его семьи не выжил никто, – рассказывала девушка. – Его мать совершила самоубийство, потому что не вытерпела обвинений. Люди звали ее католическим демоном. А его сестер, говорят, сделали слугами, но они умерли от чумы.
Чума. Я еле от нее спаслась. Сестра добровольно предложила стать ноби в доме семьи Нам. Иначе нам было не спастись от нищеты: в изгнании мы лишились статуса, уважения и богатства. Но дочь нашего хозяина и несколько слуг чем-то заразились, и дом распорядились закрыть на карантин. Юная госпожа Ына вся посинела, кожа сморщилась, глаза запали. На следующий день она была уже мертва. Той же ночью старшая сестра разбудила меня, и мы сбежали от стражников, охранявших дом.
– Может, мы и их духов здесь встретим, – прошептала Урим. – Духов мертвых сестер инспектора.
Она без умолку рассказывала о призраках, но ее голос доносился до меня как будто издалека, становясь все тише и тише.
– Глянь-глянь, – услышала я голос голубя. – Глянь-глянь.
Я повернулась и посмотрела сквозь выломанную дверь во двор, на старую сосну. Под ней никого не было. И все же кто-то был: женщина. Мне вспомнились истории, которые рассказывал старший брат, и я словно очутилась в одной из них. Я была совсем маленькой, лежала на руках у женщины под деревом и смотрела на необычайно яркий свет, блестящий среди зеленых игл. Дерево качнулось. Я закрыла глаза и почувствовала свежий сосновый запах в горном ветре.
Запах дома.
Меня как будто пронзила молния. Истории брата о нашем прошлом так не пахли, и все же где-то глубоко внутри я знала, что это воспоминание принадлежит мне. Только мне одной. Я ошеломленно, как в каком-то трансе, поплыла через коридор, во двор, перелетела через стену. Я чувствовала себя скорее духом, чем физическим телом. Лишь голос Урим вывел меня из транса.
– Ты его видела? Видела призрака? – девушка встряхнула меня за плечи.
По-моему, я сказала:
– Иди домой, Урим.
Колени подогнулись, я закрыла голову руками, чтобы не дать никому вторгнуться в хаос моих мыслей.
– Ты что-то увидела, – Урим присела передо мной на корточки. – Не бойся. Я с тобой. Открой глаза, взгляни на меня.
Я открыла глаза и сначала увидела лицо Урим – доброе и круглое. А затем я заметила тень у нее за спиной. Человек был одет во все черное. Нижнюю половину его лица закрывал шарф. Верхнюю – бамбуковая шляпа.
– Сзади, – прошептала я. Меня сковал ужас. – Сзади тебя…
* * *
Мы с Урим вскочили и, держась за руки, прижались спиной к стене поместья.
– Ч-что вам нужно? – залепетала она.
Незнакомец стоял молча, неподвижно, как мертвец.
– В-вы потерялись, господин?
Глаз его было не видно, но, судя по повороту головы, смотрел он на Урим. Я услышала свой хрип – мне вдруг вспомнилось, что именно из-за мужчины в бамбуковой шляпе погибли госпожа О и ученый Ан. Легкие наполнил страх. Нет, ну не может же это быть тот же мужчина! В нашем королевстве тысячи людей носят бамбуковые шляпы и черные одежды.
Глубоко вдохнув, я заслонила собой Урим. Ужас разлился в груди, перетек в живот. Мой голос звучал куда храбрее, чем я себя чувствовала:
– Вы же ее слышали. Уходите. Оставьте нас…
Его кулак врезался мне в грудь; отлетев назад, я ударилась головой о стену. Перед глазами взорвались звезды. Кто-то захныкал. Проморгавшись, я осознала, что лежу, скорчившись на земле, и прижимаю руку к груди.
– Нет! – услышала я дрожащий голос Урим. – П-пожалуйста, не надо!
От раскаленной добела боли я не могла двинуть ни рукой, ни ногой; даже голова отказывалась поворачиваться – я видела только то, что находилось прямо передо мной. Урим колотила ногами по преследователю, ее юбка трепыхалась вокруг лодыжек. «Почему он схватил Урим, а не меня?» – мелькнул в голове вопрос, но я не заметила его за отчаянием, сковавшим мне горло.