Похоже, и правильно, так как мастер Ригуми расцвёл улыбкой:
— Умница, Трикси-кан. Сегодня я сделаю исключение и поговорю с тобой сам. Затем вы будете заниматься с подмастерьем. Хороший мальчик, его зовут Итасэ Ран. Думаю, вы подружитесь.
Я невольно сглотнула. Обычно когда кто-то предполагает, что вы с кем-то подружитесь, на практике бывает ровно наоборот.
— Надеюсь на это, — осторожно заметила я. — Простите, а мне можно задавать вопросы? Или я должна только слушать?
Глаза мастера Ригуми стали на тон холоднее.
— Ах, Тейт ничего не объяснил? Как на него похоже. Ничего, ты быстро освоишься Трикси-кан. И — нет, несколько вопросов сегодня задам я, а ты станешь отвечать. Вот с Итасэ сможете поболтать вволю, — с обманчивой мягкостью добавил он.
Опять завуалированный приказ: "Вопросы будешь задавать равным по положению, а со мной, будь любезна, помалкивай, пока к тебе не обратятся". Купол у меня рефлекторно перескочил аж на третью ступень и переориентировался на защиту. Похоже, характер у этого Ригуми при всей внешней податливости — тот ещё лёд. Обжигающе холодный и режется к тому же.
Тем временем мы добрались до пустой ниши в стене. Мастер Ригуми повёл рукой. Воздух задрожал, словно поплыл от жара. Потолок тут же выплюнул осветительную гроздь, а из марева соткались две плотно набитые подушки. На одну из них мастер и сел, указав мне на вторую.
Шрах, как там ноги положено загибать?
Минут пять он меня просто разглядывал. Попытался прощупать защитный купол, но понял, что я заметила, и отступил. Улыбка его стала ещё ласковей и слаще. Затем он приказал коротко:
— Создай что-нибудь.
"Что именно?" — хотела уточнить я, но вовремя прикусила язык и задумалась. Первые две ступени, наверно, не подойдут — это фактически гипноз, заставляющий ограниченное число людей видеть несуществующий образ, причём желательно накладывать его на что-то реальное. Полезно, например, когда учитель идёт между рядами, а у тебя шпаргалка лежит на самом заметном месте. Можно тихонько превратить её в чистый лист. Или, к примеру, нацепить другое лицо, чтобы избежать встречи с бывшим на вечеринке.
Третья ступень — уже ближе. Создание визуального образа, который фиксируют даже камеры. Особенно прочные образы могут просуществовать долгое время после смерти создателя. Говорят, что легендарная призрачная шхуна "Бродяга", которая является кораблям, обречённым на смерть, это работа какого-то древнего моряка-псионика. Может, обезумевшего капитана, который в разгар бури понял, что его шхуна обречена…
Я так сконцентрировалась на кораблях, что сама не заметила, как на свободном пространстве между нашими подушками заплескались иллюзорные волны, а из них вынырнул мрачный трёхмачтовик в обрывках парусов. Образ был хрупким, дунь — и рассыплется. Над кораблём сгустились тучи, и из них проглянула жёлтая луна.
— Красиво, Трикси-кан, — сдержанно похвалил мастер Ригуми. И безжалостно добавил: — Но непрочно.
Не знаю, что он сделал, но за какие-то мгновения контроль над иллюзией уплыл к нему. Я ощутила это, как если бы у меня в руках было что-то тяжёлое и дорогое, а потом оно вдруг исчезло. Чувство лёгкости и потери… Хотя глупо, наверно, сожалеть о потере чего-то несуществующего.
Мастер снова повёл рукой, и иллюзия изменилась. Появились звуки — плеск волн, скрип дерева в напряжённых от ветра мачтах, запахи — затхлая морская вода и гнилые доски. Повеяло прохладой.
— Дотронься, — приказал он.
Я подчинилась. Вода на ощупь оказалась маслянистой и чуть липкой, палуба корабля — шершавой, занозистой. А ещё он нырял в волны от каждого прикосновения, как игрушечный. До меня не сразу дошло, что случилось. Нет, осязаемые иллюзии псионики создавали где-то начиная с пятой ступени. Сложно, однако вполне реально. Фальшивый огонь обжигал человека, но бумага в нём не горела; фальшивое яблоко можно было надкусить, ощутив вкус, но не насытиться. Кислота обжигала, яд травил. Под микроскопом и капля иллюзорной воды, и цветочный лепесток выглядели одинаково — хаотически перемещающиеся частицы неизвестной природы, чьё поведение и свойства невозможно изучить по одной причине: они всё время изменяются, зачастую подстраиваясь под представления того, кто на них смотрит. Компьютеры в половине случаев вообще не фиксировали ничего.
Сплошные загадки… Однако занимались конструированием и моделированием повсеместно. Это как с человеческим мозгом: мы что-то знаем о нём, о чём-то догадываемся, но использовать мозг может каждый…
Ну, почти каждый.
Но один закон действовал для всех псиоников, даже высочайшей ступени: нельзя создать то, чего ты не знаешь. Нет, можно придумать любую химеру, но воссоздать, скажем, запах апельсина по картинке невозможно. А мастер Ригуми совершенно точно не нюхал моря из моего воображения, не трогал плохо оструганных досок. На сознание он не воздействовал, считать образы из памяти не мог.
— Как, — прошептала я, оглаживая маленький кораблик. Паруса липли к пальцам. — Не понимаю… Нельзя создать то, что раньше не ощущал. Но он абсолютно такой, как мне представлялось. Так как же… — я осеклась, вспомнив указание насчёт вопросов.
Мастер Ригуми улыбнулся ласково, но глаза у него стали совсем ледяными. Даже море в образе-иллюзии подёрнулось тонкой корочкой, и корабль застыл, как вмёрзшая в лужу бутылка.
— В качестве исключения, Трикси-кан, я отвечу на этот вопрос прежде чем передать тебя Итасэ. А пока займись делом. Представь, что за тобой гонится враг, который неспособен распознать овеществлённое ничто. Что ты ему покажешь?
Я без тени сомнения изобразила жуткую хохлатую змею, которая спугнула нас с Тейтом в долине свободных. После этого мастер дал мне ещё десятка два заданий. Последнее вообще походило на марафон по конструированию и моделированию: он называл предметы, я должна была мгновенно их воссоздать. Иногда случались запинки. Например, изобразить загадочное фуубе удалось только в виде бифштекса. Но когда мастер Ригуми понял, что мне просто-напросто неизвестны значения многих слов, то стал использовать только самые простые.
— Прекрасно, Трикси-кан, — подвёл он итог наконец. Я в изнеможении откинулась на подушке, упираясь на локоть. Пот тёк ручьём, голова болела, и на правила приличия было уже плевать с самой высокой террасы наблюдения. — А теперь я вызову помощника, и ты ответишь на два вопроса: каков главный недостаток твоего овеществлённого ничто и каково самое большое достоинство. Игамина-кан, подойди! — позвал он ласковым голосом и слегка откинул голову назад.
Я наблюдала за ним, тяжело дыша. Нет, красивый, конечно, глаза голубые, прямо как у Лоран, и нос аристократический. Просто принц из детских мультиков… если о характере не знать. Загонял меня почти до беспамятства. Если это — приемлемый вариант, то насколько же строг Ао, к которому Тейт отговаривал идти?
Кстати, об именах. Игамина… как-то знакомо звучит.
— Звали, Шаа-кан? — услужливо отозвались у края ниши.
Меня передёрнуло. Уже догадываясь, кто там стоит, я медленно обернулась.
Маронг. Тот парень в зелёном трико. Сегодня без группы поддержки, но одет так же, только шарфа на голове нет, и можно оценить экстравагантную стрижку. Ничего себе, встреча! Зато хоть понятно, откуда он подцепил это странное "кан", которое тут почти никто не использует…
И тут он тоже меня узнал.
— Ты?!
— Ты?!
Не знаю, кто это подумал, а кто подхватил, но заорали мы одновременно, и глаза округлили тоже одинаково. Мастер Ригуми перевёл взгляд на него, потом на меня — и расхохотался, впервые от чистого сердца за весь сегодняшний день.
— Так вы знакомы, — произнёс он мягко и вкрадчиво, оборвав смех. — Прекрасно, замечательно. Тогда, думаю, не стоит отвлекать от занятий Итасэ Рана. Игамина-кан вполне может объяснить основы. Учиться ведь лучше у друзей, верно?
Я-то своё лицо контролировала даже в полудохлом состоянии, но беднягу Маронга перекосило, словно ему уронили на мизинец сейф и одновременно заставили улыбаться. Впрочем, примерно так и было, учитывая, какой образ я транслировала бедняге во время недавнего столкновения.
Вот повезло-то…
— Да, Шаа-кан, — приложила я руку к груди, как учил мастер Лагона. — Вы очень добры, большое спасибо.
— Благодарю за доброту, — отзеркалил моё движение Маронг Игамина. Кажется, он сумел справиться с удивлением. — Шаа-кан, что я должен сделать?
Мастер Ригуми одним движением создал третью подушку и пригласил его присесть. Затем приказал:
— Я буду говорить слова, ты — создавать образы. Тут же, без промедления.
Лицо у Маронга стало озабоченно-сосредоточенным. На меня он больше уже не косился и ноги подвернул, как ему удобно, а не как по этикету положено. А через секунду мастер Ригуми принялся бомбардировать его словами: кижу, фуубе, подушка, дерево, холм, айр, пиала, щипцы, цветок…
Что подразумевалось под недостатком моих образов-моделей, было ясно с самого начала: непрочные, нельзя потрогать, запаха нет. А вот достоинство я распознала не сразу.
— Довольно, — произнёс мастер, поднимая ладонь. — Трикси-кан так прелестно улыбается. Похоже, она знает ответ на вопрос. Итак?
Уверенности у меня резко поубавилось. Однако я выпрямила спину, насколько усталость позволяла, и спокойно сказала:
— Непрочность и недостаточный уровень овеществления — это мой недостаток. У меня получаются действительно иллюзии, ничто в буквальном смысле — визуальный неосязаемый образ, который легко разрушается. А достоинство… — Я намеренно сделала паузу, потому что Маронг тоже заинтересованно прислушивался. — Скорость. Мои иллюзии появляются почти мгновенно. В среднем от замысла до воплощения проходит около двух десятых секунды, — припомнила я результаты измерений в лаборатории дяди Эрнана. — У Игамины-кана — от двенадцати до пятнадцати секунд.
— Секунд? — выгнул брови мастер Ригуми.
Шрах! Опять забыла.
— Шестидесятая часть ката. Единица измерения времени у нас дома, — пояснила я непринуждённо. Расслабилась, называется! Ещё бы, купол, настроенный на защиту, а не на общение, таких нюансов не передаёт.
Он замер, видимо, производя расчёты.
— Прекрасно, Трикси-кан. А как ты оценишь мою скорость?
Коварный вопрос, на самом деле. Ответишь недостаточно почтительно, занизишь по незнанию скорость реакции — заработаешь врага. Отмолчишься — опять-таки мастер будет недоволен. Расплывчатое "очень быстро" тоже не пойдёт.
— Полторы секунды для создания подушек от начала движения руки до явления зримого результата, — осторожно сформулировала я. — Перехват контроля над образом — точное время отследить не удалось, но около половины секунды. Полагаю, Шаа-кан, что ваша зона комфорта при создании образа в среднем меньше секунды.
Взгляд его смягчился. Так, вроде бы пронесло.
— Со скоростью мысли, — ответил мастер Ригуми. Вот и пойми, согласился он или поправил меня. Но хотя бы не сердится — уже хорошо. — И в качестве вознаграждения я отвечу на твой вопрос. Запахи, звуки, прочность — всё это уже было в твоём образе. Это не ничто, но действительно овеществлённое ничто. Если ты будешь усердно работать, то через тридцать дней сумеешь воплотить его по-настоящему. А теперь ступай. До конца дня ты в распоряжении Игамины-кана.
Это "в распоряжении" мне не понравилось, но Маронг, похоже, и не думал понимать слова буквально. Вообще первое, что он спросил, когда мы отошли на приличное расстояние от мастера Ригуми, было: "Сильно он тебя загонял?". Я, не раздумывая, провела пальцем по горлу, закатив глаза.
Жест оказался универсальный, межмировой, потому что Маронг меня понял и без пояснений. Проглотил смешок и — великий человек! — предложил сперва отдохнуть, а потом уже продолжать. Он отвёл меня к источнику, где можно было ополоснуть лицо и попить, и угостил безопасной для здоровья лепёшкой из листьев шерги. Пока я ела, пытаясь сохранить независимый вид, Маронг рассказал кое-что об особенностях местных воплощённых иллюзий… то есть овеществлённого ничто.
Почти сразу всплыли фатальные различия с псионикой.
Здешние маги не пытались разложить воплощённую модель на составляющие и ни о каких частицах не слышали. Зато использовали для создания своих иллюзий какое-то загадочное поле, к которому у меня доступа не было. Что-то вроде второго слоя реальности. Маронг даже разрешил взглянуть на него своими глазами, через телепатию.
Этот слой выглядел абсолютно реальным — всё то же самое, что существует в действительности, но окружённое зыбким маревом, которое можно мысленным усилием спрессовать в любой образ. Получалось, что я как бы делала свои иллюзии вслепую. И, возможно, вовсе не была способна выходить на другой уровень… Но кое-что обнадёживало: когда мастер Ригуми в первый раз создавал подушки, то мне померещилось какое-то дрожание воздуха.
Значит, положение не такое уж безнадёжное?
Когда я покончила с жестковатой лепёшкой и в изнеможении привалилась к стене, Маронг внимательно посмотрел, дёргая себя за длинные пряди волос, и произнёс задумчиво:
— Выходит, ты правда маг, Трикси-кан.
— Псионик.
— Всё равно, — ответил он неопределённо, то ли соглашаясь, то ли отмахиваясь. — Можно дать тебе совет, как враг врагу?
Вот это честное "враг врагу" меня так подкупило, что я благосклонно склонила голову к плечу. К тому же лепёшка, если подумать, была очень вкусной, да и сам Маронг оказался не таким плохим человеком…
— Давай.
Он опустил взгляд, как-то слишком внимательно рассматривая собственные руки. От него веяло неловкостью и досадой. А ещё — ревностью.
— Знаешь, Трикси-кан, чужую добычу не обязательно отбирать силой, в драке. Есть и другие способы. Например, соблазнить, завоевать доверие, переманить к себе… — перечислил он глухим голосом, а в мысленном фоне промелькнул образ чего-то красивого, серебристого, но неприятного. — А в охоту могут включиться не только ученики, но и мастера. Такое редко происходит, правда. А мастер Оро-Ич никогда ни с кем просто так не возится.
— Это я уже поняла, — ответила я холодно, хотя уверена была, что резонанс в его "неправильном" понимании мастеру Лагона ни к шраху не нужен, а против "правильного", обогащающего обе стороны, возражать в принципе глупо. — Но чем обязана такому любезному предупреждению?
Маронг вдруг уставился на меня в упор. Глаза с такого расстояния казались яркими, как в мультике — насыщенный и одновременно прозрачный зелёно-голубой цвет, как в чистом-чистом море. Я рефлекторно сглотнула — правда ведь симпатичный, пока не пытается драться, похищать и вообще творить насилие.
— Не хочу, чтоб ты досталась кому-то другому. А Танеси про такие вещи даже не задумывается, поэтому предупреждать тебя не будет, — ответил он честно и вдруг смутился. — А волосы у тебя не крашеные, правда чёрные?
— Правда.
— Умница, Трикси-кан. Сегодня я сделаю исключение и поговорю с тобой сам. Затем вы будете заниматься с подмастерьем. Хороший мальчик, его зовут Итасэ Ран. Думаю, вы подружитесь.
Я невольно сглотнула. Обычно когда кто-то предполагает, что вы с кем-то подружитесь, на практике бывает ровно наоборот.
— Надеюсь на это, — осторожно заметила я. — Простите, а мне можно задавать вопросы? Или я должна только слушать?
Глаза мастера Ригуми стали на тон холоднее.
— Ах, Тейт ничего не объяснил? Как на него похоже. Ничего, ты быстро освоишься Трикси-кан. И — нет, несколько вопросов сегодня задам я, а ты станешь отвечать. Вот с Итасэ сможете поболтать вволю, — с обманчивой мягкостью добавил он.
Опять завуалированный приказ: "Вопросы будешь задавать равным по положению, а со мной, будь любезна, помалкивай, пока к тебе не обратятся". Купол у меня рефлекторно перескочил аж на третью ступень и переориентировался на защиту. Похоже, характер у этого Ригуми при всей внешней податливости — тот ещё лёд. Обжигающе холодный и режется к тому же.
Тем временем мы добрались до пустой ниши в стене. Мастер Ригуми повёл рукой. Воздух задрожал, словно поплыл от жара. Потолок тут же выплюнул осветительную гроздь, а из марева соткались две плотно набитые подушки. На одну из них мастер и сел, указав мне на вторую.
Шрах, как там ноги положено загибать?
Минут пять он меня просто разглядывал. Попытался прощупать защитный купол, но понял, что я заметила, и отступил. Улыбка его стала ещё ласковей и слаще. Затем он приказал коротко:
— Создай что-нибудь.
"Что именно?" — хотела уточнить я, но вовремя прикусила язык и задумалась. Первые две ступени, наверно, не подойдут — это фактически гипноз, заставляющий ограниченное число людей видеть несуществующий образ, причём желательно накладывать его на что-то реальное. Полезно, например, когда учитель идёт между рядами, а у тебя шпаргалка лежит на самом заметном месте. Можно тихонько превратить её в чистый лист. Или, к примеру, нацепить другое лицо, чтобы избежать встречи с бывшим на вечеринке.
Третья ступень — уже ближе. Создание визуального образа, который фиксируют даже камеры. Особенно прочные образы могут просуществовать долгое время после смерти создателя. Говорят, что легендарная призрачная шхуна "Бродяга", которая является кораблям, обречённым на смерть, это работа какого-то древнего моряка-псионика. Может, обезумевшего капитана, который в разгар бури понял, что его шхуна обречена…
Я так сконцентрировалась на кораблях, что сама не заметила, как на свободном пространстве между нашими подушками заплескались иллюзорные волны, а из них вынырнул мрачный трёхмачтовик в обрывках парусов. Образ был хрупким, дунь — и рассыплется. Над кораблём сгустились тучи, и из них проглянула жёлтая луна.
— Красиво, Трикси-кан, — сдержанно похвалил мастер Ригуми. И безжалостно добавил: — Но непрочно.
Не знаю, что он сделал, но за какие-то мгновения контроль над иллюзией уплыл к нему. Я ощутила это, как если бы у меня в руках было что-то тяжёлое и дорогое, а потом оно вдруг исчезло. Чувство лёгкости и потери… Хотя глупо, наверно, сожалеть о потере чего-то несуществующего.
Мастер снова повёл рукой, и иллюзия изменилась. Появились звуки — плеск волн, скрип дерева в напряжённых от ветра мачтах, запахи — затхлая морская вода и гнилые доски. Повеяло прохладой.
— Дотронься, — приказал он.
Я подчинилась. Вода на ощупь оказалась маслянистой и чуть липкой, палуба корабля — шершавой, занозистой. А ещё он нырял в волны от каждого прикосновения, как игрушечный. До меня не сразу дошло, что случилось. Нет, осязаемые иллюзии псионики создавали где-то начиная с пятой ступени. Сложно, однако вполне реально. Фальшивый огонь обжигал человека, но бумага в нём не горела; фальшивое яблоко можно было надкусить, ощутив вкус, но не насытиться. Кислота обжигала, яд травил. Под микроскопом и капля иллюзорной воды, и цветочный лепесток выглядели одинаково — хаотически перемещающиеся частицы неизвестной природы, чьё поведение и свойства невозможно изучить по одной причине: они всё время изменяются, зачастую подстраиваясь под представления того, кто на них смотрит. Компьютеры в половине случаев вообще не фиксировали ничего.
Сплошные загадки… Однако занимались конструированием и моделированием повсеместно. Это как с человеческим мозгом: мы что-то знаем о нём, о чём-то догадываемся, но использовать мозг может каждый…
Ну, почти каждый.
Но один закон действовал для всех псиоников, даже высочайшей ступени: нельзя создать то, чего ты не знаешь. Нет, можно придумать любую химеру, но воссоздать, скажем, запах апельсина по картинке невозможно. А мастер Ригуми совершенно точно не нюхал моря из моего воображения, не трогал плохо оструганных досок. На сознание он не воздействовал, считать образы из памяти не мог.
— Как, — прошептала я, оглаживая маленький кораблик. Паруса липли к пальцам. — Не понимаю… Нельзя создать то, что раньше не ощущал. Но он абсолютно такой, как мне представлялось. Так как же… — я осеклась, вспомнив указание насчёт вопросов.
Мастер Ригуми улыбнулся ласково, но глаза у него стали совсем ледяными. Даже море в образе-иллюзии подёрнулось тонкой корочкой, и корабль застыл, как вмёрзшая в лужу бутылка.
— В качестве исключения, Трикси-кан, я отвечу на этот вопрос прежде чем передать тебя Итасэ. А пока займись делом. Представь, что за тобой гонится враг, который неспособен распознать овеществлённое ничто. Что ты ему покажешь?
Я без тени сомнения изобразила жуткую хохлатую змею, которая спугнула нас с Тейтом в долине свободных. После этого мастер дал мне ещё десятка два заданий. Последнее вообще походило на марафон по конструированию и моделированию: он называл предметы, я должна была мгновенно их воссоздать. Иногда случались запинки. Например, изобразить загадочное фуубе удалось только в виде бифштекса. Но когда мастер Ригуми понял, что мне просто-напросто неизвестны значения многих слов, то стал использовать только самые простые.
— Прекрасно, Трикси-кан, — подвёл он итог наконец. Я в изнеможении откинулась на подушке, упираясь на локоть. Пот тёк ручьём, голова болела, и на правила приличия было уже плевать с самой высокой террасы наблюдения. — А теперь я вызову помощника, и ты ответишь на два вопроса: каков главный недостаток твоего овеществлённого ничто и каково самое большое достоинство. Игамина-кан, подойди! — позвал он ласковым голосом и слегка откинул голову назад.
Я наблюдала за ним, тяжело дыша. Нет, красивый, конечно, глаза голубые, прямо как у Лоран, и нос аристократический. Просто принц из детских мультиков… если о характере не знать. Загонял меня почти до беспамятства. Если это — приемлемый вариант, то насколько же строг Ао, к которому Тейт отговаривал идти?
Кстати, об именах. Игамина… как-то знакомо звучит.
— Звали, Шаа-кан? — услужливо отозвались у края ниши.
Меня передёрнуло. Уже догадываясь, кто там стоит, я медленно обернулась.
Маронг. Тот парень в зелёном трико. Сегодня без группы поддержки, но одет так же, только шарфа на голове нет, и можно оценить экстравагантную стрижку. Ничего себе, встреча! Зато хоть понятно, откуда он подцепил это странное "кан", которое тут почти никто не использует…
И тут он тоже меня узнал.
— Ты?!
— Ты?!
Не знаю, кто это подумал, а кто подхватил, но заорали мы одновременно, и глаза округлили тоже одинаково. Мастер Ригуми перевёл взгляд на него, потом на меня — и расхохотался, впервые от чистого сердца за весь сегодняшний день.
— Так вы знакомы, — произнёс он мягко и вкрадчиво, оборвав смех. — Прекрасно, замечательно. Тогда, думаю, не стоит отвлекать от занятий Итасэ Рана. Игамина-кан вполне может объяснить основы. Учиться ведь лучше у друзей, верно?
Я-то своё лицо контролировала даже в полудохлом состоянии, но беднягу Маронга перекосило, словно ему уронили на мизинец сейф и одновременно заставили улыбаться. Впрочем, примерно так и было, учитывая, какой образ я транслировала бедняге во время недавнего столкновения.
Вот повезло-то…
— Да, Шаа-кан, — приложила я руку к груди, как учил мастер Лагона. — Вы очень добры, большое спасибо.
— Благодарю за доброту, — отзеркалил моё движение Маронг Игамина. Кажется, он сумел справиться с удивлением. — Шаа-кан, что я должен сделать?
Мастер Ригуми одним движением создал третью подушку и пригласил его присесть. Затем приказал:
— Я буду говорить слова, ты — создавать образы. Тут же, без промедления.
Лицо у Маронга стало озабоченно-сосредоточенным. На меня он больше уже не косился и ноги подвернул, как ему удобно, а не как по этикету положено. А через секунду мастер Ригуми принялся бомбардировать его словами: кижу, фуубе, подушка, дерево, холм, айр, пиала, щипцы, цветок…
Что подразумевалось под недостатком моих образов-моделей, было ясно с самого начала: непрочные, нельзя потрогать, запаха нет. А вот достоинство я распознала не сразу.
— Довольно, — произнёс мастер, поднимая ладонь. — Трикси-кан так прелестно улыбается. Похоже, она знает ответ на вопрос. Итак?
Уверенности у меня резко поубавилось. Однако я выпрямила спину, насколько усталость позволяла, и спокойно сказала:
— Непрочность и недостаточный уровень овеществления — это мой недостаток. У меня получаются действительно иллюзии, ничто в буквальном смысле — визуальный неосязаемый образ, который легко разрушается. А достоинство… — Я намеренно сделала паузу, потому что Маронг тоже заинтересованно прислушивался. — Скорость. Мои иллюзии появляются почти мгновенно. В среднем от замысла до воплощения проходит около двух десятых секунды, — припомнила я результаты измерений в лаборатории дяди Эрнана. — У Игамины-кана — от двенадцати до пятнадцати секунд.
— Секунд? — выгнул брови мастер Ригуми.
Шрах! Опять забыла.
— Шестидесятая часть ката. Единица измерения времени у нас дома, — пояснила я непринуждённо. Расслабилась, называется! Ещё бы, купол, настроенный на защиту, а не на общение, таких нюансов не передаёт.
Он замер, видимо, производя расчёты.
— Прекрасно, Трикси-кан. А как ты оценишь мою скорость?
Коварный вопрос, на самом деле. Ответишь недостаточно почтительно, занизишь по незнанию скорость реакции — заработаешь врага. Отмолчишься — опять-таки мастер будет недоволен. Расплывчатое "очень быстро" тоже не пойдёт.
— Полторы секунды для создания подушек от начала движения руки до явления зримого результата, — осторожно сформулировала я. — Перехват контроля над образом — точное время отследить не удалось, но около половины секунды. Полагаю, Шаа-кан, что ваша зона комфорта при создании образа в среднем меньше секунды.
Взгляд его смягчился. Так, вроде бы пронесло.
— Со скоростью мысли, — ответил мастер Ригуми. Вот и пойми, согласился он или поправил меня. Но хотя бы не сердится — уже хорошо. — И в качестве вознаграждения я отвечу на твой вопрос. Запахи, звуки, прочность — всё это уже было в твоём образе. Это не ничто, но действительно овеществлённое ничто. Если ты будешь усердно работать, то через тридцать дней сумеешь воплотить его по-настоящему. А теперь ступай. До конца дня ты в распоряжении Игамины-кана.
Это "в распоряжении" мне не понравилось, но Маронг, похоже, и не думал понимать слова буквально. Вообще первое, что он спросил, когда мы отошли на приличное расстояние от мастера Ригуми, было: "Сильно он тебя загонял?". Я, не раздумывая, провела пальцем по горлу, закатив глаза.
Жест оказался универсальный, межмировой, потому что Маронг меня понял и без пояснений. Проглотил смешок и — великий человек! — предложил сперва отдохнуть, а потом уже продолжать. Он отвёл меня к источнику, где можно было ополоснуть лицо и попить, и угостил безопасной для здоровья лепёшкой из листьев шерги. Пока я ела, пытаясь сохранить независимый вид, Маронг рассказал кое-что об особенностях местных воплощённых иллюзий… то есть овеществлённого ничто.
Почти сразу всплыли фатальные различия с псионикой.
Здешние маги не пытались разложить воплощённую модель на составляющие и ни о каких частицах не слышали. Зато использовали для создания своих иллюзий какое-то загадочное поле, к которому у меня доступа не было. Что-то вроде второго слоя реальности. Маронг даже разрешил взглянуть на него своими глазами, через телепатию.
Этот слой выглядел абсолютно реальным — всё то же самое, что существует в действительности, но окружённое зыбким маревом, которое можно мысленным усилием спрессовать в любой образ. Получалось, что я как бы делала свои иллюзии вслепую. И, возможно, вовсе не была способна выходить на другой уровень… Но кое-что обнадёживало: когда мастер Ригуми в первый раз создавал подушки, то мне померещилось какое-то дрожание воздуха.
Значит, положение не такое уж безнадёжное?
Когда я покончила с жестковатой лепёшкой и в изнеможении привалилась к стене, Маронг внимательно посмотрел, дёргая себя за длинные пряди волос, и произнёс задумчиво:
— Выходит, ты правда маг, Трикси-кан.
— Псионик.
— Всё равно, — ответил он неопределённо, то ли соглашаясь, то ли отмахиваясь. — Можно дать тебе совет, как враг врагу?
Вот это честное "враг врагу" меня так подкупило, что я благосклонно склонила голову к плечу. К тому же лепёшка, если подумать, была очень вкусной, да и сам Маронг оказался не таким плохим человеком…
— Давай.
Он опустил взгляд, как-то слишком внимательно рассматривая собственные руки. От него веяло неловкостью и досадой. А ещё — ревностью.
— Знаешь, Трикси-кан, чужую добычу не обязательно отбирать силой, в драке. Есть и другие способы. Например, соблазнить, завоевать доверие, переманить к себе… — перечислил он глухим голосом, а в мысленном фоне промелькнул образ чего-то красивого, серебристого, но неприятного. — А в охоту могут включиться не только ученики, но и мастера. Такое редко происходит, правда. А мастер Оро-Ич никогда ни с кем просто так не возится.
— Это я уже поняла, — ответила я холодно, хотя уверена была, что резонанс в его "неправильном" понимании мастеру Лагона ни к шраху не нужен, а против "правильного", обогащающего обе стороны, возражать в принципе глупо. — Но чем обязана такому любезному предупреждению?
Маронг вдруг уставился на меня в упор. Глаза с такого расстояния казались яркими, как в мультике — насыщенный и одновременно прозрачный зелёно-голубой цвет, как в чистом-чистом море. Я рефлекторно сглотнула — правда ведь симпатичный, пока не пытается драться, похищать и вообще творить насилие.
— Не хочу, чтоб ты досталась кому-то другому. А Танеси про такие вещи даже не задумывается, поэтому предупреждать тебя не будет, — ответил он честно и вдруг смутился. — А волосы у тебя не крашеные, правда чёрные?
— Правда.