Она приподняла палец, а Брэзил улыбнулся:

— Проиграет!

— Вот и нет, — сказала Америка, решительно помотав головой. — Дыши глубже, Эбби.

Голубка закрыла глаза, сделала вдох и взяла со стола последнюю стопку.

— О боже мой, Эбби! Ты же умрешь от алкогольного отравления! — закричал Шепли.

— Она выживет, — заверила его Америка.

Запрокинув голову, Голубка влила текилу себе в горло. За нашими спинами раздались крики и свист восхищенных зрителей. Брэзил передал Эбби деньги.

— Спасибо, — гордо сказала она и спрятала свой выигрыш в лифчик.

Никогда в жизни мне не приходилось видеть ничего подобного.

— Ты сейчас просто страшно сексуальная! — сказал я ей на ухо, пока мы шли в гостиную.

Эбби обняла меня, видимо, для того, чтобы не упасть.

— Ты точно в порядке?

Она хотела сказать, что с ней все отлично, но вместо этого выдала какой-то нечленораздельный набор звуков.

— Ей не помешает хотя бы частично избавиться от того, что она в себя влила. Иди помоги ей, Трэв.

— Господи, Шеп, оставь ее в покое! Все с ней в порядке! — раздраженно сказала Америка.

Шепли нахмурился:

— Такие номера плохо заканчиваются! Я просто хочу, чтобы она избежала тяжелых последствий.

— Эбби, ты как? — спросила Мерик.

Голубка вымученно улыбнулась. Вид у нее был полусонный. Мерик посмотрела на Шепа:

— Ее организм сам со всем справится. Это ведь у нее уже не первое родео. Успокойся.

Но Шеп продолжал возмущаться:

— Просто уму непостижимо! Трэвис!

— Голубка? — сказал я, дотрагиваясь щекой до ее лба. — Может, от греха подальше сунешь два пальца в рот?

— Нет! Хочу танцевать! — сказала она и обняла меня крепче.

Я поглядел на Шепли, пожав плечами:

— Видишь, она вроде пока на ногах, даже плясать собралась…

Шепли сердито фыркнул и затерялся среди гостей. Америка поплелась за ним, выразительно прищелкнув языком и закатив глаза.

Эбби прижалась ко мне. Музыка была быстрая, но мы двигались как под медленную. Гости прыгали вокруг нас и махали руками. Вместе с нами танцевали зеленые, голубые и сиреневые огоньки, скакавшие по стенам и полу. Когда отсветы ложились Голубке на лицо, мне приходилось собираться с силами, чтобы не поддаться действию алкогольных паров и не поцеловать ее.

Через пару часов веселье пошло на убыль, но мы с Эбби продолжали танцевать. После того как я скормил ей несколько крекеров с сыром, она слегка протрезвела и даже попыталась попрыгать с Америкой под какую-то дурацкую попсовую песенку. А так ее запястья почти все время были скрещены у меня на шее.

Многие из гостей уже разъехались, кто-то вырубился. Стало тише, и я заметил, что Мерик с Шепом, оказывается, не переставали бодаться.

— Я уезжаю. Ты со мной? — спросил Шепли, устремляясь к двери.

— Я еще не готова, — пробормотала Америка, взглянув на него из-под полуопущенных век.

— По-моему, мы уже достаточно повеселились. Пора домой, — сказал я и шагнул к выходу, но Эбби не пошевелилась.

Она позеленела и уставилась в пол.

— Тошнит?

Голубка посмотрела на меня, с трудом приоткрыв глаза:

— Вроде того…


Она несколько раз качнулась, явно собираясь упасть. Я сгреб ее в охапку.

— А ты, Трэвис Мэддокс, очень даже ничего, когда не ведешь себя как кобель… — Эбби расплылась в пьяной улыбке.

— Э-э-э… спасибо, — сказал я, перехватывая ее поудобнее.

Голубка приложила ладонь к моей щеке:

— Знаешь что, мистер Мэддокс?

— Что, детка?

Она вдруг посерьезнела:

— В другой жизни я бы тебя полюбила.

С секунду я молчал, глядя в ее помутневшие глаза. Эбби была пьяная, но мне очень захотелось поверить, будто она и трезвая думала то, что сейчас сказала.

— А я бы и в этой тебя полюбил.

Голубка нагнула шею и прижалась губами к уголку моего рта. Пыталась поцеловать, но промазала. Отслонившись, она уронила голову мне на плечо. Я оглянулся: все, кто был еще в сознании, застыли, потрясенные этой сценой.

Ни слова не говоря, я отнес Эбби к машине. Америка стояла возле «чарджера», скрестив руки. Шепли указал на Голубку:

— Полюбуйся! Это твоя подруга, а ты позволяешь ей так измываться над ее организмом! Ты даже подталкиваешь к этому!

Америка ткнула пальцем себе в грудь:

— В отличие от тебя, Шеп, я ее знаю! При мне она еще и не такое вытворяла за деньги!

Я насторожился.

— В смысле, за деньги она еще не столько может выпить, — поправилась Мерик. — Вы же меня поняли!

— Ты сейчас сама себя слышишь?! — вскрикнул Шепли. — Приехала вместе с Эбби из Канзаса, чтобы оберегать ее. А теперь посмотри: она так накачалась алкоголем, что валяется без сознания! И тебя это устраивает?

Америка прищурилась:

— Ой, спасибо, что прочитал мне мораль! Сам-то ты кто, мистер Непогрешимость? Первокурсник, который к своим восемнадцати годам перетрахал миллиард «правильных» девиц? — Произнося слово «правильных», она нарисовала в воздухе кавычки.

У Шепли отвисла челюсть: ему было не смешно.

— Полезай в машину! Ты напилась до безобразия!

Америка расхохоталась:

— Ты еще не видел меня безобразной, маменькин сынок!

— А я-то думал, у нас действительно близкие отношения!

— У меня с моей задницей тоже близкие отношения, так что же мне теперь — звонить ей по два раза на дню?

— Ты сука!

Америка побелела:

— Отвези… меня… домой!

— С удовольствием! Если ты когда-нибудь залезешь в эту долбаную машину! — Шепли под конец фразы сорвался на истошный крик.

Его лицо побагровело, жилы на шее надулись. Америка села на заднее сиденье, оставив дверцу открытой, и помогла мне положить Эбби рядом. Сам я сел вперед.

За то недолгое время, пока мы ехали домой, никто не проронил ни звука. Как только Шеп зарулил на стоянку и перевел рычаг в позицию «парковка», я вылез и отодвинул переднее сиденье. Голова Эбби лежала на плече у Америки, волосы закрывали лицо. Я наклонился вперед и осторожно взял Голубку на руки. Мерик быстро вышла и, достав из сумочки ключи, направилась прямиком к своей машине.

— Мерик! — окликнул ее Шепли.

Судя по тому, как дрогнул его голос, бедняга уже поостыл и начал жалеть о случившемся. Америка уселась за руль, захлопнув дверцу у Шепа перед носом, и дала задний ход. Голубка висела у меня на плече головой вниз.

— Она ведь вернется за Эбби, правда? — спросил Шепли, с тоской глядя вслед своей пассии.

Голубка замычала и пошевелилась. Раздался ужасающий полурык-полустон, обычно предшествующий рвоте, а потом последовал звук выплескиваемой жидкости. Я замер, почувствовав, что джинсы у меня на икрах стали мокрыми.

— Надеюсь, она не…

Шепли наклонился, чтобы оглядеть мои ноги.