— В чем дело? — спросил я, делая вид, что читаю учебник.
— Ты ограбил поликлинику?
Откуда Голубке знать, где берут такие вещи?
— Нет, а что?
Она скривила лицо:
— Ты, видно, решил запастись презервативами на всю оставшуюся жизнь.
Ну вот, началось!
— Береженого Бог бережет, верно?
С этим было не поспорить. Я ждал, что Эбби начнет кричать и обзываться, но она просто закатила глаза. Я продолжал листать учебник, стараясь не выдать своего облегчения.
— Ладно, давай начнем отсюда… Боже мой! Фотосинтез? Разве вы его в старших классах не проходили?
Она замялась:
— Вроде как проходили… Это вводный курс, Трэв. Я не сама составляла себе программу.
— Ты ведь ходишь на матанализ! Как можно быть такой продвинутой по математике и такой отсталой по естественным наукам?
— Я не отсталая. Любой курс начинается с повторения.
— Да что ты говоришь! — съязвил я. Потом принялся в общих чертах объяснять фотосинтез и строение растительной клетки. Говорил долго и нудно, но Эбби слушала, не пропуская мимо ушей ни единого слова. Даже можно было подумать, будто я сам интересую ее не меньше, чем получение зачета. — Итак, липиды… Давай повторим, что это такое.
Голубка сняла очки:
— Все, я пас! Мне в голову больше не влезет ни одна макромолекула.
Ну и хрен с ними, с макромолекулами. Пора спать.
— Тогда на сегодня хватит.
Эбби вдруг забеспокоилась, и я почему-то воспринял это как обнадеживающий знак. Она осталась в комнате наедине со своими нервами, а я отправился в душ. Мысль о том, что Голубка только что стояла голая на том самом месте, где сейчас стою я, возбудила меня, и; прежде чем вылезти, мне пришлось минут пять простоять под ледяной водой. Было не очень приятно, но без этого я бы не успокоился.
Когда я вернулся в спальню, Эбби лежала на боку с закрытыми глазами. Неподвижная, как доска. Я сбросил с себя полотенце, надел трусы, потом заполз в постель и выключил свет. Голубка не шевелилась, но я знал, что она не спит: каждый мускул ее тела был напряжен. Наконец она повернулась ко мне:
— Ты тоже собираешься здесь спать?
— Ну да. Это же моя кровать.
— Знаю, но… — Она осеклась, пытаясь найти какой-нибудь выход из положения.
— Ты мне все еще не доверяешь? Буду вести себя наилучшим образом, клянусь.
При этих словах я показал ей руку с тремя поднятыми пальцами: указательным, средним и мизинцем, — намекая на то, чего обещал не делать. Этот похабный жест был прекрасно известен моим «братьям» из «Сигмы Тау», но Голубка его не поняла.
Разумеется, ужасно хотелось нарушить обещание, но делать глупости было рискованно. Эбби казалась одновременно твердой и нежной. Если бы я пошел напролом, она, пожалуй, повела бы себя как загнанный зверь, и все бы пропало. Поэтому приходилось терпеть. К тому же в наших нынешних отношениях тоже была какая-то своеобразная острота. Они чем-то напоминали ходьбу по канату или экстремальную езду на мотоцикле.
Эбби отвернулась и принялась мутузить одеяло, подтыкая его под каждый изгиб своего тела. Снова расплывшись в улыбке, я приблизил лицо к Голубкиному уху:
— Спокойной ночи, Голубка.
ГЛАВА 6
НАГРУЗИЛИСЬ
Я открыл глаза. Солнце только что взошло, и на стенах спальни появились первые тени. Спутанные волосы Эбби лежали у меня на лице. Я сделал глубокий вдох. «Боже, неужели все это происходит со мной, говнюком?» — подумал я и, перевернувшись на спину, еще раз потянул носом воздух. Голубка по-прежнему пахла шампунем и лосьоном.
Через несколько секунд заблеял будильник, и Эбби, проснувшись, откинула руку мне на грудь, но сразу ее отдернула.
— Трэвис, — сонно пробормотала она, — твой будильник!
Подождав с минуту, она вздохнула, с трудом дотянулась до пластиковой коробочки, стоявшей возле меня, и прихлопнула ее. Звук прекратился. Эбби упала на подушку и облегченно выдохнула. Я усмехнулся и этим себя выдал. Голубка негодующе вскинулась:
— Так ты не спал?
— Вот видишь, я вел себя хорошо! Хотя мы и не договаривались, что ты будешь на меня ложиться.
— Я на тебя не ложилась, просто не могла достать до будильника. Никогда еще не слыхала такого противного звука! Как будто раненый зверь кричит.
— Позавтракаешь? — спросил я, засовывая руки под голову.
— Не голодная.
Похоже, Эбби из-за чего-то разозлилась, но я делал вид, что все в порядке. Может, моя Голубка просто не жаворонок и по утрам всегда бывает такая. Правда, днем и вечером она тоже не слишком-то приветливая. Видно, мне попалась та еще колючка. Что ж, прекрасно!
— А я голодный. Почему бы нам не заехать в кафе?
— Вряд ли я смогу с утра пораньше вытерпеть твое вождение, — парировала она и, просунув в тапочки худенькие ступни, пошлепала к двери.
— Ты куда?
Эбби взорвалась:
— Одеваться и на занятия. Может, пока я здесь, я должна составить для тебя план своих передвижений?
Кажется, она любит играть жестко. Ну ладно, пожалуйста. Я подошел и взял ее за плечи. Черт! Какая же она приятная на ощупь!
— Ты всегда такая темпераментная или остынешь, когда поймешь, что я не строю хитроумных планов, чтобы залезть тебе в трусы?
— Я не темпераментная!
Я наклонился и прошептал ей в самое ухо:
— Я не хочу с тобой спать, Голубка. Ты мне слишком сильно нравишься.
Она вся напряглась, а я отошел, не говоря больше ни слова. От радости победы я чуть не запрыгал на месте, но сдержался и, только выйдя за дверь, несколько раз торжествующе ударил воздух. Ее было нелегко смутить, но, когда мне это удавалось, я чувствовал, что на шажок приблизился… Стоп! Приблизился к чему? Этого я точно не знал, но, по-моему, все шло как надо.
Мы давненько не пополняли наши продуктовые запасы, поэтому завтрак получился не особенно изысканный. Хотя вполне съедобный. Я взбил в миске несколько яиц, добавил немножко лука, зеленого и красного перца и вылил эту смесь в сковородку. Эбби вошла и села за стойку.
— Точно не будешь яичницу?
— Точно не буду, спасибо.
Она еще не до конца проснулась, но уже выглядела потрясающе. Надо же! Вообще-то, я имел представление о том, что в женщине, которая только встала с постели, есть какая-то своеобразная привлекательность, и все равно не мог не удивиться. Раньше в это время суток я видел только девушек своего братца и старался их особенно не разглядывать.
Шепли достал тарелки и поднес к сковороде. Я лопаточкой разложил яичницу. Эбби наблюдала за мной с некоторым интересом.
— Ой, только не смотри на меня так! Извини, но я не хочу туда идти, — фыркнула Америка, когда Шеп поставил перед ней ее порцию.
Он уже несколько дней ныл из-за того, что она отказывалась пойти с ним на вечеринку для пар. Я был согласен с Мерик: эти вечеринки — сплошное мучение. Хотя большинство девчонок от них без ума и из кожи вон лезут, чтобы напроситься на приглашение.
— Но, детка, — простонал Шепли, — такие вечера бывают всего дважды в год, и ближайший только через месяц, даже больше. У тебя вагон времени, чтобы купить платье и всякие ваши девчачьи штучки.
Америка вроде бы не собиралась сдаваться, и я перестал следить за разговором. Вдруг до меня донеслось, что она согласится пойти на вечеринку, только если пойдет и Эбби. А чтобы Эбби могла пойти, ей нужен парень. Мерик уставилась на меня. Я недоуменно приподнял бровь.
— Трэв не ходит на вечеринки для пар, — не раздумывая, отрезал Шеп. — Это ведь для тех, у кого есть девушка, а у него… Сама знаешь: он для этого слишком крутой.
Америка пожала плечами:
— Можем найти ей кого-нибудь.
Я тоже хотел было высказаться, но Эбби не дала: ей явно не понравилось, что мы пытаемся принять решение за нее.
— Эй, ребята, я, вообще-то, здесь и все слышу. Вас это не смущает? — проворчала она.
Америка надула губки (на Шепа это всегда действовало безотказно):
— Ну пожалуйста, Эбби. Мы найдем симпатичного парня, веселого и остроумного. Я сама выберу для тебя кого-нибудь посексуальнее, и ты прекрасно проведешь время, вот увидишь! Может, у вас с ним даже что-нибудь получится!
Я нахмурился: Америка собралась подыскивать Голубке парня. Для вечеринки. Из числа моих «братишек». Ну уж нет, хрена с два! У меня волосы встали дыбом, как только я подумал, что у нее с кем-нибудь (не важно с кем) может «что-нибудь получиться».
— Вообще-то, я не отказывался повести ее на вечеринку, — выпалил я, с грохотом швырнув сковородку в раковину.
Эбби закатила глаза: