– Карим-то? Да кто его знает, – пожал плечами денщик. – Небось, опять пошел за сестрами милосердия следом ходить.

– В смысле?

– А без смысла! Ходит за барышнями ровно телок, только глаза злые, как у волчонка.

– А они что?

– Да ничего. Госпожа Штиглиц жалеет его, а Сутолмина, бывает, подшучивает над мальцом. Он когда поймет, ажно зубами скрипит, а она хохочет… дурочка.

В этот момент в кибитку вошел фельдшер в чистом переднике поверх формы и почтительно обратился к Будищеву.

– Прошу прощения, господин морской подпрапорщик, только вашему денщику пора делать перевязку.

– Я уже ухожу, – кивнул Дмитрий, затем вытащил из кармана несколько монет и, не считая, протянул солдату: – Он мне не только денщик, так что заботься о нем хорошенько!

– И охота деньги тратить, – пробурчал при виде такого расточительства экономный Федор.

– Ой вэй, – всплеснул руками фельдшер, – можно подумать, что он из Бердичева, а не я. Большое спасибо, господин морской подпрапорщик, мы и так ухаживали за вашим другом, как за родной мамой, а теперь и вовсе будем носить на руках!

– Так ты из Бердичева? – заинтересовался Будищев.

– Конечно! А вы там бывали?

– Случалось. Поганый городишко.

– Оно так, – вздохнул солдат. – Но только там моя родина, и я что угодно отдал бы, чтобы хоть одним глазком увидеть его грязные улочки. Услышать родных людей: маму, сестренку, живших по соседству тетю Риву с ее ребятишками, которые наверняка уже совсем большие, дядю Изю с его ревматизмом и даже поляка Яцека, с которым мы постоянно дрались…

– За тетю Риву не скажу, а улочки там по-прежнему грязные, – усмехнулся Будищев. – Как тебя зовут, служивый?

– Марк, ваше благородие.

– Я не «благородие».

– Так будете!

– Твои слова бы, да богу в уши, Марк…

– Барнес, господин морской подпрапорщик.

– Как ты сказал?

– Марк Барнес, ваше благородие.

– Охренеть! Так вот ты какой… северный олень!

– Что, простите?

– Ничего. Делай перевязку.

– Слушаюсь, – растерянно отозвался вслед уходящему Будищеву фельдшер. Потом повернулся к ничего не понимающему Феде и спросил: – Что это с ним?

– Да кто его знает, – пожал плечами Шматов, всем видом показывая, что барин он и есть барин.



Как ни готовились к приезду Скобелева, но появился он все же внезапно. Вроде только что просигналили с вышки, что видят генеральскую кавалькаду, как она вихрем промчалась по кривым улочкам Бами, подняв при этом тучи пыли. Первым делом Михаил Дмитриевич посетил церковь, но полностью стоять службу не стал, а, получив отпуст от батюшки, направился в госпиталь. Найдя его в полном порядке, он тепло поприветствовал Студитского, приложился к ручкам сестер милосердия, едва не доведя этим мадемуазель Сутолмину до обморока, и проведал юного Карима, оказавшегося таким важным заложником.

Закончив дела в госпитале, генерал в сопровождении свиты отправился в штаб, где его с трепетом ожидало все местное начальство. Впрочем, находившийся в добром расположении духа Скобелев выслушал их доклады вполне благожелательно и разносить, против обыкновения, никого не стал. Во всяком случае, пока. Вообще, Михаил Дмитриевич был одинаково скор на расправу и щедр на награды. Бывало даже, что он, не разобравшись хорошенько, наказывал не тех, кого следовало, а потом гордость не позволяла ему признать ошибку. Впрочем, подчиненные никогда на него не обижались, ибо стоило проявить должное усердие и храбрость, как за взысканием следовала заслуженная награда.

Вдобавок ко всему вместе со Скобелевым прибыла почта, а в ней, помимо всего прочего, императорский рескрипт о награждении отличившихся во время ставшей уже знаменитой рекогносцировки Денгиль-Тепе. Каковы будут эти награды, доподлинно никто не знал, но слухи ходили самые разнообразные, так что теперь все заинтересованные лица с нетерпением ожидали оглашения царской воли. И государь не поскупился…

Помимо монаршего благоволения на верные войска пролился дождь наград. Особенно щедро наградили артиллеристов. Полковник Вержбицкий стал георгиевским кавалером, капитан Полковников получил орден Святого Владимира с мечами и бантом. Не забыли и моряков, лейтенант Шеман получил разрешение добавить мечи к имевшемуся у него ордену Святой Анны, а гардемарин Майер неожиданно стал кавалером знака отличия военного ордена. Фамилии Будищева в списках награжденных не было…

Впрочем, совсем без монаршей милости он не остался. Уже поздним вечером, когда поток посетителей к Белому генералу иссяк, выглянувший из штабной кибитки адъютант поманил изрядно заскучавшего и проголодавшегося кондуктора.

Изнутри штабная кибитка освещалась двумя пятилинейными керосиновыми лампами, одна из которых висела под потолком, а вторая стояла на походном столе. В углу стояли два кресла, на одном из которых сидел вымотанный за день Вержбицкий, а расхаживающий по кибитке Скобелев вполголоса что-то ему рассказывал. Престарелый полковник честно пытался слушать своего командующего, но у него плохо получалось. Тем более что в это время два благообразных денщика накрывали для них ужин, уставляя стол умопомрачительно пахнущими блюдами и закусками.

– Кажется, вы меня совсем не слышите? – усмехнулся генерал, заметив это.

Несмотря на долгую дорогу, проделанную в седле, на его лице не было и тени усталости. Напротив, Михаил Дмитриевич выглядел собранным и энергичным.

– Не ругайте старика, – развел руками Вержбицкий. – Умотался…


– Полноте, Антон Игнатьевич, – усмехнулся Скобелев, – уж поругать-то я найду кого и без вас.

Договорив, он резко развернулся на каблуках в сторону только что вошедшего моряка и грозно нахмурил брови.

– Ваше превосходительство, кондуктор Будищев по вашему приказанию прибыл!

– Вижу, что прибыли, – хмыкнул командующий. – Только не знаю, что с вами делать!

На языке Дмитрия, не знавшего, что ему ожидать, так и вертелось «понять и простить», но невероятным усилием воли он смог удержаться от ерничанья и продолжал стоять перед генералом навытяжку, всем своим видом демонстрируя усердие и непоколебимость.

– Вы должны были вместе со своим взводом усиливать пост на Бендессенском перевале, а сами вместо того изволили шляться с охотниками.

Лицо Будищева в ответ на эту претензию осталось бесстрастным. Во-первых, такое нарушение на отдаленных постах не считалось чем-то выходящим из ряда, а во-вторых, во время этих поисков было уничтожено несколько партий текинцев, а победителей, как известно, не судят.

– Во время последнего дела вы и ваша команда оставили вверенный ее попечению транспорт и, вместо того чтобы охранять его, погнались за текинцами, убившими местного джигита, – продолжал Скобелев, внимательно наблюдая за выражением лица Дмитрия. – Правда, тут больше «заслуга» капитана Слуцкого, но уверен, что и без вас не обошлось.

– Так точно! – гаркнул Будищев, не выдержав совсем уж несправедливого наезда начальства.

– Что так точно? – удивился генерал.

– Не обошлось, ваше превосходительство, – уже более спокойным тоном отвечал кондуктор. – Нужно было кое-что проверить.

– И что же? – не предвещавшим ничего доброго голосом поинтересовался Скобелев.

В ответ Дмитрий сунул руку в карман и, вытащив на свет какой-то сверток, высыпал его содержимое на генеральский стол. К изумлению присутствующих, в нем оказались обычные бердановские патроны – точно такие же, как в сумках любого пехотинца.

– Как прикажете это понимать? – раздувая ноздри от гнева, спросил командующий.

– Эти патроны, ваше превосходительство, я нашел у перебитых нами текинцев, во время крайнего дела.

– Послушайте, кондуктор, – едва сдерживая себя, процедил генерал, – если вы хотите поведать мне о том, что масса текинцев вооружена нашими винтовками, ставшими их трофеями после неудач прошлогодней экспедиции, я прекрасно осведомлен и без вас!

– Эти патроны не могли быть захвачены во время экспедиции генерала Ломакина, – почтительно, но твердо возразил Будищев. – Они изготовлены в этом году и только что доставлены в Закаспийский край.

– Что?!!

– Посмотрите на маркировку.

Некоторое время Михаил Дмитриевич яростно смотрел на наглого моряка, как будто хотел прожечь в нем дыру, но встретившись с не менее упрямым взглядом, нервно дернул плечом и протянул руку к все еще лежащим на столе огнеприпасам. Причем сделал это так резко, что большая часть их раскатилась в разные стороны и попадала на земляной пол.

– А ведь верно, – озадаченно хмыкнул он, разглядев на донце гильзы цифры 80. – Может, в этом году захватили?

– Может, – не стал спорить Будищев, – вот только я уже у третьей банды нахожу новенькие патроны. Даже латунь не успела потемнеть.

– Разгромов наших транспортов давно не случалось, – поспешил вмешаться заметивший, что генеральский гнев миновал, Вержбицкий. – Разве что с убитого часового могли снять или посыльного казака.

– Нет, ваше высокоблагородие, больно много патронов для того, чтобы с одного часового снять. Ладно, внутри шайки поделились, но чтобы с тремя другими…

– Полковник, распорядитесь провести следствие, – решительно приказал Скобелев, прекращая дискуссию.

– Слушаюсь!

– Теперь с вами, господин изобретатель. Как выяснилось, у вас немало доброжелателей и заступников в Петербурге. Один из них, небезызвестный господин Путилов, любезно переслал мне копию именного указа о награждении вас орденом Святого равноапостольного Владимира четвертого класса. Как сказано в указе – «за изобретение беспроволочного телеграфа и прочую деятельность, послужившую к вящей славе Отечества».

– Ох… – удивился Дмитрий, но затем пришел в себя и внезапно охрипшим голосом ответил по уставу: – Покорно благодарю, ваше превосходительство!

– Меня не за что, – ухмыльнулся в густые бакенбарды генерал. – Это награждение произошло, когда вы уже находились в Закаспийском крае, и породило некоторые, скажем так, обстоятельства.

Договорив, Скобелев пытливо и даже с какой-то лукавой смешинкой в глазах посмотрел на растерянного кондуктора, как будто ожидая от него чего-то необычного.

– Простите, но я вас не понимаю, – искренне признался тот.

– Да что же тут непонятного, – не выдержал Вержбицкий, с тоской поглядывавший на уже накрытый стол. – Ты теперь дворянин и офицер!

– Как?!

– В Российской империи, – наставительным тоном начал объяснять полковник, неожиданно для себя перешедший с моряком на «вы», – есть два ордена, любая степень которых возводит кавалера в потомственное дворянство. Святого Георгия и Святого Владимира. Жаль, конечно, орден ваш без мечей, однако же, как ни крути, вы – дворянин и кавалер, а посему можете быть произведены в офицеры. Радуйтесь, кондуктор, вы стали человеком!

– Человеком? – нахмурившись, переспросил Будищев.

– Конечно!

– К копии указа приложен приказ по морскому ведомству временного управляющего вице-адмирала Пещурова о допуске кондуктора Будищева к экзамену на чин гардемарина, – добавил улыбающийся Скобелев. – Жаль только, сдавать его тут негде. Разве что оставите свою батарею и вернетесь на флотилию…

– Никак нет, ваше превосходительство, – мотнул головой свежеиспеченный «кавалер». – Я пулеметы не брошу.