Собравшиеся закивали.

– Уровень океана поднимается слишком быстро, миру наступает пипец.

Никто не возражал. Данные говорили сами за себя.

– Итак, – подбодрил Пит коллегу, – я слышал, что кое-кто предложил закачать талую воду обратно в полярное плато, верно?

Боб покачал головой. Идея не нова, возразил он, ей одно время занимался Потсдамский институт, сделав неутешительные выводы: чтобы закачать такое количество воды в ледяной покров восточной Антарктики, потребуется примерно семь процентов объема электроэнергии, произведенного за все время существования глобальной цивилизации. «Слишком накладно», – подвел итог Боб.

Славек фыркнул.

– Энергия – наименьшая из забот. Раз уж один процент всей электроэнергии уходит только на эмиссию биткоинов, о семи процентах ради снижения уровня океана можно договориться. Препоной являются проблемы физического свойства. Вы проверяли цифирь?

– Нет.

– Скажем, уровень океана повысился на один сантиметр. Это равняется трем тысячам шестистам кубическим километрам воды.

Адель и Боб удивленно переглянулись. Гриффен молча улыбался.

– Во-от. Это в шестьсот раз больше ежегодно добываемого объема нефти. Строительство нужной инфраструктуры экономически не оправданно. Причем энергия должна быть чистой, иначе придется сжигать еще больше углеводородов. В Потсдаме подсчитали, что для такого количества чистой энергии пришлось бы построить десять миллионов ветряков. Воду придется качать по трубам, их потребуется больше, чем было произведено за всю историю человечества. Последнее и одновременно худшее – то то, что доставленная в нужную точку вода должна замерзнуть. Скажем, пластом толщиной в один метр за год. Больше вряд ли получится. И так по всей восточной Антарктиде.

– Слишком много всего нужно, куда ни глянь, – резюмировала Адель.

Четверо погрузились в раздумья.

– Не молчи, Славек, – подтолкнул Гриффен коллегу. – Объясни свою идею. Расскажи им.

Славек кивнул.

– Реальная проблема в том, что ледники сползают в океан в десять раз быстрее прежнего.

– Да.

– Из-за глобального потепления на поверхности льда каждое лето скапливается все больше талой воды. Вода просачивается по колодцам и трещинам в самый низ ледника, где ей некуда деваться. За счет этого ледник немного приподнимается над ложем. Вода играет роль смазки. Прежде лед был сцеплен – по крайней мере в определенных местах, а часто во многих – со скальной породой. Ледник давил своим весом все, что попадалось на пути. Лед плотно оседал на скалах. Толщина в километр дает огромную массу. Итак, ледник выскребал каменное ложе подчистую, не оставляя зазора между льдом и скалами. Иногда даже примерзал к скалам. Стопорился. В таких случаях движение ледника в его низовьях приводило вместо сползания льда к его существенной вязкой деформации.

Адель и Боб согласно кивали. Адель выглядела задумчивой, Пит же улыбался до ушей.

– Ну и? – спросил Боб.

Славек засмущался.

Гриффен ободряюще воскликнул:

– Валяй!

– Хорошо. Выкачиваем из-под ледника воду. Буравим лед, как для проверки уровня подледных озер или толщины ледяного шельфа. Технология хорошо освоена и довольно проста. Достаточно пробурить и поставить насос, подледная вода сама поднимется по скважине под давлением массы льда – процентов на девяносто. На оставшееся расстояние ее можно поднять насосами и направить по трубам на устойчивый лед по соседству.

– И много наберется воды? – поинтересовался Боб.

– Если сложить все ледники вместе, то около шестидесяти кубических километров. Это, конечно, много, но до трех тысяч шестисот далеко.

– Или до трех тысяч и шестисот тысяч! – воскликнула Адель. – Что соответствует подъему уровня океана всего на один метр.

– Правильно. Кроме того, талая вода под ледниками на самом деле имеет тройное происхождение. Поверхностная вода, просачивающаяся через вертикальные трещины, – новое явление. Геотермальная энергия тоже немного подтопляет ледник снизу. Третий источник – тепло, выделяемое в результате трения при сползании ледника. Геотермальная энергия в большинстве точек поднимает температуру самой нижней части ледника выше нуля, в то время как на поверхности она может составлять минус сорок. Поэтому тепло из геотермальных источников обычно рассеивается в толще льда, улетучивается, и ледник остается примерзшим к ложу. Теперь же вода, поступающая из вертикальных трещин, действует как смазка, движение ледника вниз ускоряется, из-за чего вырабатывается больше теплоты трения, что вызывает дальнейшее таяние и ускорение движения. Но если снизу выкачать воду и затормозить ледник, трение тоже уменьшится, а вместе с ним и таяние. Ледник остынет, ляжет на ложе, примерзнет к скалам, и скорость его движения вернется к прежней. Достаточно откачать около тридцати кубических километров из-под крупнейших ледников Антарктиды и Гренландии.

– На скольких?

– Скажем, на сотне самых крупных. Не так страшно.

– Сколько на один ледник потребуется насосов?

– Кто знает? Я уверен, что количество везде будет разным. Это – эксперимент, придется работать методом тыка.

– К тому же дорогой, – кивнул Боб.

– В сравнении с чем? – вскинулся Пит.

Адель рассмеялась.

– Юрген называл цифру в квадрильон долларов.

Славик, надув губы, торжественно кивнул.


– Наш план дешевле.

Все рассмеялись.

– Славек, – спросила Адель, – почему ты не предложил его на сегодняшнем заседании? Ведь оно было посвящено ускорению сползания ледников.

Гляциолог замотал головой.

– Это не для меня. Когда ученый лезет в геоинжинирию, он перестает быть ученым и становится политиком. Посыплются сообщения с проклятьями, полетят камни в окна, люди перестанут воспринимать твои работы всерьез и все такое. Я всего лишь хочу вернуться на лед, пока еще способен выдержать проверку.

– А как же судьба цивилизации? – спросил Боб.

Славек пожал плечами.

– Это разве не по твоей части? Поэтому я и решил рассказать. Вернее, Пит за меня решил.

– Спасибо, Славек, – ответил Пит. – Ты настоящий гляциолог.

– Так и есть.

– Пожалуй, за это стоит выпить.

– Согласен.





23




Много времени занял поиск огнестрельного оружия. Наконец Фрэнку удалось похитить винтовку и боеприпасы из шкафа у их швейцарского владельца, мужчины в Швейцарии нередко держат в таких шкафах оружие. Кража сошла с рук до нелепости легко, жизнь в стране была настолько безопасна, что лишь немногие запирали двери. Разумеется, от швейцарских мужчин требовалось держать штатные автоматы под замком, и все они так и делали, однако охотничье оружие кое-кто хранил халатно. Фрэнку попался именно такой хозяин.

Теперь можно действовать.

Фрэнк изучил подходящих фигурантов. Один из них должен был через месяц присутствовать на конференции в Дюбендорфе.

Фрэнк спрятал винтовку в рюкзак – по частям – и отнес ее в парковочный гараж конференц-центра в Дюбендорфе на другом склоне Цюрихберга. Он поднялся по лестнице до верхнего этажа, оттуда вышел на крышу. Оценил вид с крыши на вход в конференц-центр. Собрав винтовку, Фрэнк положил ее на деревянную подставку, которую сам и смастерил, и посмотрел на вход через прицел.

Объект, поднимаясь по широким ступеням ко входу, обернулся и что-то сказал ассистенту. Синий костюм, белая рубашка, красный галстук. Похоже, отпустил какую-то шутку.

Фрэнк рассмотрел человека в перекрестие прицела. Сглотнув ком в горле, снова прицелился. Лицо быстро горячело, ладони и ступни тоже. Человек скрылся в здании.

Фрэнк сложил части винтовки обратно в рюкзак и спустился по лестнице. В лесу на холме, отделяющем центр города от окрестностей, бросил оружие на землю под деревом. Повернулся и пошел вниз по склону к своему сараю.

В перекрестии прицела находился негодяй сродни военному преступнику. Климатический преступник. Редкому военному преступнику удастся погубить столько душ, скольких погубит этот тип. И все-таки Фрэнк не нажал на спуск. Не смог. Перед ним был объект, посвятивший всю жизнь уничтожению видов, обрекающий на смерть миллионы людей, а Фрэнк не смог пересилить себя.

Может, он не настолько безумен, как ему казалось? Или оторвался от реальности. Либо просто струсил. Он уже не знал, что и думать. Его тошнило, трясло. Как будто на него летел автобус, а он чудом успел отскочить. Мысль разозлила Фрэнка пуще прежнего. Желание убить одного из тех, кто губит планету, ощутить себя одним из детей Кали, их западным соратником, еще не прошло.

Фрэнк видел, как умирают люди, и столкновение со смертью надломило его. Возможно, новыми смертями делу не поможешь. Один из психотерапевтов сказал: травмированные люди травмируют других людей. Несомненная правда. Но слишком уж общая, слишком простая. Не приложимая к каждому отдельному случаю. То, что он хотел кого-то или что-то уничтожить, тоже правда. Как, например, этого нефтяного магната или того дебила, которого он свалил поленом, – выдающихся людей, беспечных говнюков, которые могли совмещать в себе оба качества. Вероятно, они однажды заплатят жизнью за свои преступления, чего вполне заслуживают. Однако сделает это не Фрэнк. Он не жалел, что ударил того парня, и все-таки нападение произошло спонтанно. Застрелить человека не то же самое, что дать в морду засранцу. Несмотря на непреходящую жажду с кем-нибудь расправиться, Фрэнк не мог не признать: придется искать другой путь.





24




Все люди, ввиду природы наших органов чувств и физической реальности, подвержены ошибкам восприятия. Мы также подвержены некоторым когнитивным искажениям, застрявшим в наших мозгах в период человеческой эволюции. Отдавая себе в этом отчет, мы все равно не способны их избежать.

Сенсорные иллюзии легко объяснимы. Существуют определенные черно-белые повторяющиеся фигуры, которые, если их напечатать на бумажном круге и вращать этот круг на палочке, воспринимаются органами зрения человека как цветные вспышки. Достаточно замедлить скорость вращения круга, как сразу становится ясно, что перед нами черно-белые фигуры. Если скорость вращения увеличить, у нас на глазах они превращаются в цветные пятна. Так устроен мир.

Ракурсное сокращение – еще одно искажение восприятия, которое мы не способны корректировать. Когда вы стоите под отвесной скалой в горах, ее высота всегда выглядит одинаковой, скажем, примерно триста метров. Даже если вы стоите под северной стеной Айгера и вам известно, что ее высота 1800 метров, она все равно выглядит не выше трехсот метров. Колоссальные размеры северной стены Айгера становятся заметны, только если отойти от нее на несколько километров, например, к берегу озера Тун. С близкого расстояния их невозможно оценить.

С существованием оптических иллюзий соглашаются все – достаточно демонстрации. А вот для выявления когнитивных искажений требуются тесты. Когнитивисты, логики и экономисты-бихевиористы лишь недавно начали сортировать и придумывать названия когнитивным искажениям, споры идут по сей день. Однако тест за тестом выявляет неизбежные ошибки, порождая новые и новые названия вроде «эффекта привязки» (человек предпочитает держаться первичной оценки либо услышанного в самом начале) или «эффекта простоты изложения» (человек считает более правдивым то объяснение, что доступнее его пониманию). Им несть числа. По интернету гуляет превосходная диаграмма в виде круга – колесо ошибок, распределяющее искажения по категориям, куда входят закон малых чисел, ошибка базового процента, эвристика доступности, иллюзия асимметричной проницательности, иллюзия оценки вероятности, эффект фрейминга, контекстуальная сегрегация, асимметричность выигрыша и потерь, ошибка конъюнкции, закон типичности, ошибка казуальной атрибуции, асимметрия причин и следствий, эффект достоверности, синдром иррационального благоразумия, диктат невозвратных издержек, иллюзорные корреляции, неоправданная самоуверенность – график представляет собой прекрасный экземпляр последней, претендуя на истинность знаний о том, как мы мыслим и что должно считаться нормой.

Как и в случае с сенсорными иллюзиями, знание того, что когнитивные искажения существуют, не помогает нам избегать их при столкновении с новой проблемой. Наоборот. Искажения эти постоянны, встречаются у всех тестируемых, имеют одинаковые тенденции, не зависят от личностных факторов испытуемых и не поддаются исправлению, потому как знание о них не позволяет их избежать либо усомниться в выводах, которые мы делаем в новой ситуации. Мы всегда более уверены в своих заключениях, чем следует. Самоуверенность – не только экспертов, но всех и каждого – воистину одна из наиболее распространенных иллюзий. Данный анализ, несомненно, дает еще один пример: насколько мы действительно во всем этом разобрались?

Батюшки! Что тогда означают последние открытия когнитивной науки? Одни говорят, что они не более чем демонстрация статистической безграмотности простых людей. Другие утверждают, что по своему значению они могут сравниться с открытием подсознания.

Вернемся-ка к идеологии, без которой невозможно упорядочить огромный поток проливающейся на нас информации. Может ли идеология быть еще одной когнитивной иллюзией, полезным вымыслом?