Также на территории когда-то действовал большой цех по производству мебели, и усилиями механиков и простых работяг он был превращен в единую мастерскую, куда стащили все оборудование, которое только смогли достать в городе и окрестностях. Там теперь делали все: от банального пошива одежды до починки инструмента, фрагментов очистительных систем и генераторов.
На фоне произошедших событий отменили ужесточение к тем, кто отбывал в тюрьме пожизненные сроки, и запрет на работу – напротив, теперь это стало их прямой обязанностью, если не хотели умереть какой-нибудь экзотической смертью за стенами. Обитатели «Белого лебедя» разделились на касты, которые объединяло одно: и зэки, и охрана, и мирные жители – все были обречены на пожизненное. Ибо теперь бежать с территории, находившейся в центре озера, погруженного в Хмарь, было попросту некуда, разве что по тропе через болота к Железным. Однако те вполне могли и сожрать, если заявиться без пароля и предварительной договоренности между начальниками.
Так и выживали.
Жили.
* * *
Утро выдалось вполне сносным, но за ворота никому не хотелось просто адски: первое число, как-никак, и с утра опять приходил Дед-из-Хмари, порадовал ответными письмами. Страсть как хотелось перечитывать их вновь и вновь, забив на работу. Разве что в конверте бойца Николаева вместо исписанного листка бумаги оказалось немного черного пепла. Как, откуда? Мешок-то начальник колонии Чулков со своими помощниками на глазах у всех открывал: сотрудникам и вольным конверты вручал сразу же, а лебединые откладывал в сторону, чтобы их потом раздал Герцог. Так что все только плечами пожали. А кое-кто и позлорадствовал. Болт, надо сказать, тоже недолюбливал этого детину: он был уверен, что, не стрясись Катастрофа, тот рано или поздно оказался бы в «Белом лебеде» вовсе не в качестве охранника. И все-таки ему Николаева было даже немного жаль.
Однако жизнь диктовала свои правила: надо было ловить погоду и мирную Хмарь, а также закрепить успешные переговоры, проведенные накануне с Железными. Колонии постоянно требовалось топливо, а значит, и сено для его производителей. Сейчас дополнительный корм был нужен позарез, потому как один вагон с сеном сожрали кочующие крысы – буквально вместе с железными засовами.
Еще до войны многие ученые обращали внимание на тот факт, что метан, вырабатываемый животными, или, как его окрестили еще на заре производства, «пердеж», серьезно способствовал развитию парникового эффекта.
Спустя три месяца после Катастрофы добровольцы, назначенные следить за новой фермой, расселись кто на чем у старенькой грифельной доски в подвале котельной. Похихикивая и перемигиваясь, ждали разъяснений Физика: бывший вундеркинд Петя Семочкин был горазд на всякого рода технические придумки. До того, как попасть в колонию, он блестяще оканчивал последний курс физтеха, но сел за то, что убил соседей по общаге и вахтершу. Трем парням достались множественные ножевые ранения, несовместимые с жизнью, а вечно что-то вязавшей склочной бабе Семочкин воткнул в ухо ее же спицу, которая с хрустом прошла почти насквозь.
– Итак, технари из Аргентины подсчитали, что одна корова выпускает в день около трехсот литров метана, – увлеченно рассказывал Физик. – Этого количества хватит, чтобы холодильник емкостью сто литров работал целый день при температуре от двух до шести градусов.
– И на хрена эта говнотематика? – проворчал кто-то с задних рядов. – У нас подстанция есть. Класть мы хотели, сколько там чего корова выпускает. За своей жопой лучше следи.
На него шикнули.
– То есть коровий пердеж как альтернативный источник энергии? – поинтересовался со своего места Шпунт, вертя между пальцев незажженную самокрутку.
– Именно! – с энтузиазмом откликнулся Физик. – Подстанция – это, может, и ненадолго, кто же поручится. А стадо из двухсот коров, как показали предварительные расчеты, за год выделяет в атмосферу Земли такое количество метана, сколько хватит обычному автомобилю на сто восемьдесят тысяч километров пути. Если считать в бензине, это двадцать одна тысяча четыреста литров.
– Да ладно!
– А как собирать-то его, газ этот?
– А ты за телухой с тазиком шкандыбай!
Хохотали громко, со вкусом и матерками. Физик поцокал языком, подождал, затем терпеливо продолжил:
– Для сбора использовали систему трубок. С одной стороны ее подсоединяли к внутренней полости желудка, содержащей метан, а с другой – к пластиковому пакету, прикрепленному к… в общем, к задней части животного. Количество собранного газа зависит от количества переработанной пищи и от размера скотины. Взрослая корова, например, испускает около тысячи двухсот литров газа в день, из которых двести пятьдесят, а то и триста – метан.
– Трэш какой-то, а не ферма, – сдавленно просипел Миклуха, крутя головой. – Еще и в живой тварине дырки сверлить. Раньше – люди-батарейки, синтетическая плоть… И то в играх да кино.
– А ты почем знаешь, что там было? – хмыкнул Шпунт. – Кино или не кино, так тебе все и рассказали-показали в вечерних новостях по Первому каналу.
Мужики заволновались, заспорили.
– Это наука! – повысил голос Физик, останавливая перепалку. – А для нас шанс. Это может вызывать некоторое отвращение, но по крайней мере такой вид топлива наиболее экологически чистый.
– Некоторое?! – взвился Миклуха. – Ни хрена себе «некоторое»! И так вовремя про экологию запел, интеллигент. Продление агонии, и только.
– Ну иди, опять в петлю лезь, – зло сплюнул сидевший рядом Буряк. – Я тебя второй раз с крюка снимать не буду.
– Так, закончили, – хлопнул ладонями по коленям Савелий Павлович. – Идея в нынешней ситуации дельная. На одной станции и генераторах мы далеко не уедем. Но где взять коров? У нас только свиньи да куры. Получается, надо по окрестностям животину собирать.
– Во-во, – поддержал Шпунт. – И сена им еще надо. Много сена. Дохренища.
– Да, придется походить-пошариться, – согласился Физик. – Поскрести по сусекам. Разбрелось достаточно, я уверен. Не до зверья, в конце концов, было. Привести, сколько сможем найти.
– Ну, это нормально. А лучше сколько влезет, – деловито покивал Шпунт. – Только вот уверен, что мы одни умные такие?
– А как насчет тех, кто в «Лебедя» не добежал? – тонким голосом проговорил Миклуха. – Кто там так и остался, снаружи? Ну из живых типа. Если там сейчас вообще жить можно. Думаете, они нам так животину сразу на блюдечке и отдадут? Хрен тебе, а не редька.
– А если скотину и ее владельца сюда, как пропуск?
– Сбрендил? Мы что, резиновые? – недовольно буркнул молчавший до этого Зюзя.
– Чья бы жопа мычала, – гыкнул Шпунт, остальные заржали.
– А помните книгу «Тайна двух океанов»?! – перекричал хохот встрепенувшийся Аптекарь. – Да погодите же, там дельная штука была насчет энергии! Советская подлодка «Пионер», ну помните же, да? Так вот у нее нагревалась морда, докрасна, и потому вода, соприкасаясь с раскаленным металлом, испарялась. – Аптекарь увлеченно зажестикулировал, изображая плывущую воображаемую подлодку и пар, исходящий от ее «морды». – А на жопе лодки был двигатель, который работал на водороде, и вот взрывы водорода толкали и толкали лодку сквозь воду, которая испарялась об раскаленную морду, и она в пузыре пара неслась. С четкими законами физики все! Читайте матчасть. А еще диалектику Гегеля, хех.
– Это да, – покивал Физик, прищурившись. – Молодец. И идея хорошая, и в целом доходчиво. Ты субмарину где достанешь?
Аптекарь осекся. Неловко хмыкнул и плюхнулся на место.
– Спасибо, конечно, однако… Энергия – первоочередная задача. Скотину будем отбивать, если придется, – жестко заключил Физик.
Все замолчали, осунулись, переглядываясь.
– Снова драться, – покачал головой Савелий Павлович. – Резать. Убивать, кромсать, жечь. А может, это последнее, что там у людей осталось? Мало нам всем по башке дали? Добавки захотелось, а?
– Если бы я мог придумать что-то еще, – ровно проговорил Физик, – я бы предложил. Но выживает сильнейший.
Мичурин тяжело вздохнул, понимая, что тот прав.
– Чего еще ждать от человечества… Даже после всего этого глобального дерьма… Люди. Говно на блюде.
На том и порешили.
Несколько дней спустя небольшой охраняемый караван сошелся на мен с Железнодорожниками, которых все называли Железными, или, для пущей краткости, Жезлами. Железные сидели на пятой точке ровно среди сожженных, изувеченных, редко – уцелевших локомотивов, ни к кому не лезли, правда, одинокими людьми не брезговали и таскали иногда по мелочи. Однажды только сторожевую вышку попытались поджечь, однако лебеди успели. Потом начальство как-то договорилось, и вновь начался обмен.
В общем, пригнали от Жезлов и с окрестностей необходимое количество коров и еще кое-какой зверины, накосили травы. «Топливо» для скотины с жутковатой фермы запасли впрок, а хранили в нескольких грузовых вагонах, стоявших на старой железнодорожной ветке по пути на вокзал. Вдобавок одну из башен колонии приспособили под силос, где заквашивались ботва, листья и прочие стебли, годные в пищу. Получаемое топливо шло в дело в основном на бытовые нужды, сварочные аппараты и огнеметы.
Правда, в первое время не обошлось без накладки. Дежурный в одном из помещений, переоборудованном под метаферму, не внял инструкции, понадеялся на русский авось и надумал скурить припасенный с утра косячок. Двух коров разорвало, раскидав кругом кишки и копыта, а остальные заметались, отчаянно мыча под плавящимися, объятыми пламенем пластиковыми баллонами.
Разобрались, намотали на ус, бросили пару ласковых напутствий над опаленными говнодавами ротозея-дежурного, и больше желающих взлететь на воздух никогда не находилось. Из подобных инцидентов колонии запомнились только пожар в пятнадцатом да затопление генераторной в восемнадцатом.
БТР, неторопливо колдыбая по кочкам колесами, обмотанными цепями, пересекал Мертвую топь. Керосин для «коробочки» берегли как могли, поэтому немалыми усилиями, но группе механиков удалось-таки «научить» драгоценную машину ползать на газу.
– Да он бы у меня на спиртяге шел, только дайте, – хорохорился гордый Карбид, хлопая сварочной перчаткой по массивной броне. – Это ж Россия, м-мать. Совок. Тут все на совесть сработано. Что угодно жрать может.
Хотя попотеть ловкому зэку, в прошлом отличному автомеханику, с движком все-таки пришлось прилично, не без помощи Болта и еще нескольких рукастых мужиков. Но сдюжили в итоге. Правда, для первого завода опять тянули проволоку, а машину выгнали за периметр. Ну его, рисковать, когда тут бабы да дети. Не подвела техника, хлопнула, заворчала и пошла, родимая, под радостный мат.
Карбид был из местных и знал окрестности так, что мог проехать с закрытыми глазами, поэтому волноваться не приходилось. На боку машины размашистыми розовыми буквами, которые время от времени любовно подновляли, было выведено: «Поросенок Петр» – автограф когда-то маленькой Аси.
Теперь же повзрослевшая Ася, держа на коленях медицинскую сумку с красным крестом, гордо устроилась в салоне между Болтом и Васяном, озираясь по сторонам и всеми силами стараясь не показывать, насколько волнуется. В толстой куртке и штанах, на голове – черный платок с намалеванной белой масляной краской черепушкой. То ли девка, то ли парень. Пожалуй, лишь глаза выдавали, да изредка выбивавшийся из-под платка кончик косы. Упорная девчонка дожала-таки отца, и Калинин сдался, отпустил в рейд под командованием Анатолия Девятова, правой руки зама по БОР, к тому же взяв с Болта твердое слово глаз с девки не спускать. Ей-то главное, что рядом был Вова, который иногда переглядывался с ней, стараясь, чтобы в глазах не мелькали полные счастья смешинки.
В салоне тряслась еще пара матерых бойцов, а Труха предпочел сесть снаружи на задках, покрикивая на двух коровенок внутри средних размеров клети, наваренной на шасси бывшей маршрутки. Кроме того, на мен везли самопалы, кованые замки, кожаную обувь и одежду, кое-какую провизию, огромное количество деревянных поделок – от простых ложек и свистулек до затейливо вырезанных шкатулок и дубинок. Хорошая предстояла торговля. Инцидентов не предвиделось, разве что немного напрягал Труха, судя по всему, дунувший какой-то дряни на дорожку, но тот пока не бузил. Сидел смирно и негромко тянул одну песню за другой, обмахиваясь мухобойкой да изредка покрикивая на скотину.
Небо в тучах, небо в тучах,
Тополя роняют цвет.
Мне так скучно, мне так грустно,
Потому что солнца нет…
Спокойно как-то сегодня было, даже благостно. То ли подразмякли, то ли сказывалось присутствие Аськи. Тушевались мужики при ребенке, дочери единственного толкового врача в колонии. Ни матюгнуться, ни анекдот проорать под завывание мотора. Калинина-младшая, конечно, и не такого уже понаслышалась, но все-таки.
Какое-то время спустя из обычного серого тумана Хмари проступил невысокий столбик с красной тряпкой: знак, что дальше начинается земля Железных. Немного сбавили ход, и еще через сотню метров из свинцового марева стали вырисовываться огромные цистерны и локомотивы – обиталища Жезлов с того самого Последнего дня. Между цистернами и покосившимися столбами были натянуты веревки с болтающимся тряпьем, тут и там стояли бочки, в которых металось пламя, и везде шныряли стайки детворы. Откуда-то даже доносилось конское ржание.
Машина остановилась, и Девятов высунулся из люка. Снаружи резко пахнуло гудроном и креозотом.
– Стой! Кто идет? – окликнули откуда-то сверху, с одной из цистерн.
– Из «Белого лебедя»! – дружелюбно отозвался Девятов. – По уговору от Чулкова! Мен или кость?
На цистерне помолчали, пошептались.
– Мен! – наконец ответил дозорный.
Девятов с бойцами, Карбид и Труха остались у БТРа охранять, торговаться и грузить, а Болт и Васян решили пройтись неподалеку: поискать что-нибудь интересное на развале и заодно показать Асе дивный новый мир, ведь она раньше еще никогда не покидала надежных стен колонии.
Однако на этот раз разложенный на тряпье товар не представлял для колонии никакой ценности, и мужики вернулись к клети, которая споро заполнялась тюками с сеном. Пахло гарью, помоями и немытой скотиной. Ася чуть отстала, оглядываясь.
– Давай мен?
Ася вздрогнула, когда к ней подскочил чумазый паренек, тыча чуть ли не в лицо бусы из нанизанных на проволоку гаек, подшипников и пружин, а свободной рукой указывая на медицинскую сумку у нее на плече. Ася похолодела: Девятов ведь говорил оставить внутри «коробочки»!
– Не хочу, – помотала головой девушка, крепче сжав лямку.
– Иди к мамке, пацан, – мягко посоветовал тут же развернувшийся Васян, беря Асю за локоть.
– Мен! – не отставал юнец, метнувшись к девушке с другой стороны и переключившись на платок с черепушкой.
На фоне произошедших событий отменили ужесточение к тем, кто отбывал в тюрьме пожизненные сроки, и запрет на работу – напротив, теперь это стало их прямой обязанностью, если не хотели умереть какой-нибудь экзотической смертью за стенами. Обитатели «Белого лебедя» разделились на касты, которые объединяло одно: и зэки, и охрана, и мирные жители – все были обречены на пожизненное. Ибо теперь бежать с территории, находившейся в центре озера, погруженного в Хмарь, было попросту некуда, разве что по тропе через болота к Железным. Однако те вполне могли и сожрать, если заявиться без пароля и предварительной договоренности между начальниками.
Так и выживали.
Жили.
* * *
Утро выдалось вполне сносным, но за ворота никому не хотелось просто адски: первое число, как-никак, и с утра опять приходил Дед-из-Хмари, порадовал ответными письмами. Страсть как хотелось перечитывать их вновь и вновь, забив на работу. Разве что в конверте бойца Николаева вместо исписанного листка бумаги оказалось немного черного пепла. Как, откуда? Мешок-то начальник колонии Чулков со своими помощниками на глазах у всех открывал: сотрудникам и вольным конверты вручал сразу же, а лебединые откладывал в сторону, чтобы их потом раздал Герцог. Так что все только плечами пожали. А кое-кто и позлорадствовал. Болт, надо сказать, тоже недолюбливал этого детину: он был уверен, что, не стрясись Катастрофа, тот рано или поздно оказался бы в «Белом лебеде» вовсе не в качестве охранника. И все-таки ему Николаева было даже немного жаль.
Однако жизнь диктовала свои правила: надо было ловить погоду и мирную Хмарь, а также закрепить успешные переговоры, проведенные накануне с Железными. Колонии постоянно требовалось топливо, а значит, и сено для его производителей. Сейчас дополнительный корм был нужен позарез, потому как один вагон с сеном сожрали кочующие крысы – буквально вместе с железными засовами.
Еще до войны многие ученые обращали внимание на тот факт, что метан, вырабатываемый животными, или, как его окрестили еще на заре производства, «пердеж», серьезно способствовал развитию парникового эффекта.
Спустя три месяца после Катастрофы добровольцы, назначенные следить за новой фермой, расселись кто на чем у старенькой грифельной доски в подвале котельной. Похихикивая и перемигиваясь, ждали разъяснений Физика: бывший вундеркинд Петя Семочкин был горазд на всякого рода технические придумки. До того, как попасть в колонию, он блестяще оканчивал последний курс физтеха, но сел за то, что убил соседей по общаге и вахтершу. Трем парням достались множественные ножевые ранения, несовместимые с жизнью, а вечно что-то вязавшей склочной бабе Семочкин воткнул в ухо ее же спицу, которая с хрустом прошла почти насквозь.
– Итак, технари из Аргентины подсчитали, что одна корова выпускает в день около трехсот литров метана, – увлеченно рассказывал Физик. – Этого количества хватит, чтобы холодильник емкостью сто литров работал целый день при температуре от двух до шести градусов.
– И на хрена эта говнотематика? – проворчал кто-то с задних рядов. – У нас подстанция есть. Класть мы хотели, сколько там чего корова выпускает. За своей жопой лучше следи.
На него шикнули.
– То есть коровий пердеж как альтернативный источник энергии? – поинтересовался со своего места Шпунт, вертя между пальцев незажженную самокрутку.
– Именно! – с энтузиазмом откликнулся Физик. – Подстанция – это, может, и ненадолго, кто же поручится. А стадо из двухсот коров, как показали предварительные расчеты, за год выделяет в атмосферу Земли такое количество метана, сколько хватит обычному автомобилю на сто восемьдесят тысяч километров пути. Если считать в бензине, это двадцать одна тысяча четыреста литров.
– Да ладно!
– А как собирать-то его, газ этот?
– А ты за телухой с тазиком шкандыбай!
Хохотали громко, со вкусом и матерками. Физик поцокал языком, подождал, затем терпеливо продолжил:
– Для сбора использовали систему трубок. С одной стороны ее подсоединяли к внутренней полости желудка, содержащей метан, а с другой – к пластиковому пакету, прикрепленному к… в общем, к задней части животного. Количество собранного газа зависит от количества переработанной пищи и от размера скотины. Взрослая корова, например, испускает около тысячи двухсот литров газа в день, из которых двести пятьдесят, а то и триста – метан.
– Трэш какой-то, а не ферма, – сдавленно просипел Миклуха, крутя головой. – Еще и в живой тварине дырки сверлить. Раньше – люди-батарейки, синтетическая плоть… И то в играх да кино.
– А ты почем знаешь, что там было? – хмыкнул Шпунт. – Кино или не кино, так тебе все и рассказали-показали в вечерних новостях по Первому каналу.
Мужики заволновались, заспорили.
– Это наука! – повысил голос Физик, останавливая перепалку. – А для нас шанс. Это может вызывать некоторое отвращение, но по крайней мере такой вид топлива наиболее экологически чистый.
– Некоторое?! – взвился Миклуха. – Ни хрена себе «некоторое»! И так вовремя про экологию запел, интеллигент. Продление агонии, и только.
– Ну иди, опять в петлю лезь, – зло сплюнул сидевший рядом Буряк. – Я тебя второй раз с крюка снимать не буду.
– Так, закончили, – хлопнул ладонями по коленям Савелий Павлович. – Идея в нынешней ситуации дельная. На одной станции и генераторах мы далеко не уедем. Но где взять коров? У нас только свиньи да куры. Получается, надо по окрестностям животину собирать.
– Во-во, – поддержал Шпунт. – И сена им еще надо. Много сена. Дохренища.
– Да, придется походить-пошариться, – согласился Физик. – Поскрести по сусекам. Разбрелось достаточно, я уверен. Не до зверья, в конце концов, было. Привести, сколько сможем найти.
– Ну, это нормально. А лучше сколько влезет, – деловито покивал Шпунт. – Только вот уверен, что мы одни умные такие?
– А как насчет тех, кто в «Лебедя» не добежал? – тонким голосом проговорил Миклуха. – Кто там так и остался, снаружи? Ну из живых типа. Если там сейчас вообще жить можно. Думаете, они нам так животину сразу на блюдечке и отдадут? Хрен тебе, а не редька.
– А если скотину и ее владельца сюда, как пропуск?
– Сбрендил? Мы что, резиновые? – недовольно буркнул молчавший до этого Зюзя.
– Чья бы жопа мычала, – гыкнул Шпунт, остальные заржали.
– А помните книгу «Тайна двух океанов»?! – перекричал хохот встрепенувшийся Аптекарь. – Да погодите же, там дельная штука была насчет энергии! Советская подлодка «Пионер», ну помните же, да? Так вот у нее нагревалась морда, докрасна, и потому вода, соприкасаясь с раскаленным металлом, испарялась. – Аптекарь увлеченно зажестикулировал, изображая плывущую воображаемую подлодку и пар, исходящий от ее «морды». – А на жопе лодки был двигатель, который работал на водороде, и вот взрывы водорода толкали и толкали лодку сквозь воду, которая испарялась об раскаленную морду, и она в пузыре пара неслась. С четкими законами физики все! Читайте матчасть. А еще диалектику Гегеля, хех.
– Это да, – покивал Физик, прищурившись. – Молодец. И идея хорошая, и в целом доходчиво. Ты субмарину где достанешь?
Аптекарь осекся. Неловко хмыкнул и плюхнулся на место.
– Спасибо, конечно, однако… Энергия – первоочередная задача. Скотину будем отбивать, если придется, – жестко заключил Физик.
Все замолчали, осунулись, переглядываясь.
– Снова драться, – покачал головой Савелий Павлович. – Резать. Убивать, кромсать, жечь. А может, это последнее, что там у людей осталось? Мало нам всем по башке дали? Добавки захотелось, а?
– Если бы я мог придумать что-то еще, – ровно проговорил Физик, – я бы предложил. Но выживает сильнейший.
Мичурин тяжело вздохнул, понимая, что тот прав.
– Чего еще ждать от человечества… Даже после всего этого глобального дерьма… Люди. Говно на блюде.
На том и порешили.
Несколько дней спустя небольшой охраняемый караван сошелся на мен с Железнодорожниками, которых все называли Железными, или, для пущей краткости, Жезлами. Железные сидели на пятой точке ровно среди сожженных, изувеченных, редко – уцелевших локомотивов, ни к кому не лезли, правда, одинокими людьми не брезговали и таскали иногда по мелочи. Однажды только сторожевую вышку попытались поджечь, однако лебеди успели. Потом начальство как-то договорилось, и вновь начался обмен.
В общем, пригнали от Жезлов и с окрестностей необходимое количество коров и еще кое-какой зверины, накосили травы. «Топливо» для скотины с жутковатой фермы запасли впрок, а хранили в нескольких грузовых вагонах, стоявших на старой железнодорожной ветке по пути на вокзал. Вдобавок одну из башен колонии приспособили под силос, где заквашивались ботва, листья и прочие стебли, годные в пищу. Получаемое топливо шло в дело в основном на бытовые нужды, сварочные аппараты и огнеметы.
Правда, в первое время не обошлось без накладки. Дежурный в одном из помещений, переоборудованном под метаферму, не внял инструкции, понадеялся на русский авось и надумал скурить припасенный с утра косячок. Двух коров разорвало, раскидав кругом кишки и копыта, а остальные заметались, отчаянно мыча под плавящимися, объятыми пламенем пластиковыми баллонами.
Разобрались, намотали на ус, бросили пару ласковых напутствий над опаленными говнодавами ротозея-дежурного, и больше желающих взлететь на воздух никогда не находилось. Из подобных инцидентов колонии запомнились только пожар в пятнадцатом да затопление генераторной в восемнадцатом.
БТР, неторопливо колдыбая по кочкам колесами, обмотанными цепями, пересекал Мертвую топь. Керосин для «коробочки» берегли как могли, поэтому немалыми усилиями, но группе механиков удалось-таки «научить» драгоценную машину ползать на газу.
– Да он бы у меня на спиртяге шел, только дайте, – хорохорился гордый Карбид, хлопая сварочной перчаткой по массивной броне. – Это ж Россия, м-мать. Совок. Тут все на совесть сработано. Что угодно жрать может.
Хотя попотеть ловкому зэку, в прошлом отличному автомеханику, с движком все-таки пришлось прилично, не без помощи Болта и еще нескольких рукастых мужиков. Но сдюжили в итоге. Правда, для первого завода опять тянули проволоку, а машину выгнали за периметр. Ну его, рисковать, когда тут бабы да дети. Не подвела техника, хлопнула, заворчала и пошла, родимая, под радостный мат.
Карбид был из местных и знал окрестности так, что мог проехать с закрытыми глазами, поэтому волноваться не приходилось. На боку машины размашистыми розовыми буквами, которые время от времени любовно подновляли, было выведено: «Поросенок Петр» – автограф когда-то маленькой Аси.
Теперь же повзрослевшая Ася, держа на коленях медицинскую сумку с красным крестом, гордо устроилась в салоне между Болтом и Васяном, озираясь по сторонам и всеми силами стараясь не показывать, насколько волнуется. В толстой куртке и штанах, на голове – черный платок с намалеванной белой масляной краской черепушкой. То ли девка, то ли парень. Пожалуй, лишь глаза выдавали, да изредка выбивавшийся из-под платка кончик косы. Упорная девчонка дожала-таки отца, и Калинин сдался, отпустил в рейд под командованием Анатолия Девятова, правой руки зама по БОР, к тому же взяв с Болта твердое слово глаз с девки не спускать. Ей-то главное, что рядом был Вова, который иногда переглядывался с ней, стараясь, чтобы в глазах не мелькали полные счастья смешинки.
В салоне тряслась еще пара матерых бойцов, а Труха предпочел сесть снаружи на задках, покрикивая на двух коровенок внутри средних размеров клети, наваренной на шасси бывшей маршрутки. Кроме того, на мен везли самопалы, кованые замки, кожаную обувь и одежду, кое-какую провизию, огромное количество деревянных поделок – от простых ложек и свистулек до затейливо вырезанных шкатулок и дубинок. Хорошая предстояла торговля. Инцидентов не предвиделось, разве что немного напрягал Труха, судя по всему, дунувший какой-то дряни на дорожку, но тот пока не бузил. Сидел смирно и негромко тянул одну песню за другой, обмахиваясь мухобойкой да изредка покрикивая на скотину.
Небо в тучах, небо в тучах,
Тополя роняют цвет.
Мне так скучно, мне так грустно,
Потому что солнца нет…
Спокойно как-то сегодня было, даже благостно. То ли подразмякли, то ли сказывалось присутствие Аськи. Тушевались мужики при ребенке, дочери единственного толкового врача в колонии. Ни матюгнуться, ни анекдот проорать под завывание мотора. Калинина-младшая, конечно, и не такого уже понаслышалась, но все-таки.
Какое-то время спустя из обычного серого тумана Хмари проступил невысокий столбик с красной тряпкой: знак, что дальше начинается земля Железных. Немного сбавили ход, и еще через сотню метров из свинцового марева стали вырисовываться огромные цистерны и локомотивы – обиталища Жезлов с того самого Последнего дня. Между цистернами и покосившимися столбами были натянуты веревки с болтающимся тряпьем, тут и там стояли бочки, в которых металось пламя, и везде шныряли стайки детворы. Откуда-то даже доносилось конское ржание.
Машина остановилась, и Девятов высунулся из люка. Снаружи резко пахнуло гудроном и креозотом.
– Стой! Кто идет? – окликнули откуда-то сверху, с одной из цистерн.
– Из «Белого лебедя»! – дружелюбно отозвался Девятов. – По уговору от Чулкова! Мен или кость?
На цистерне помолчали, пошептались.
– Мен! – наконец ответил дозорный.
Девятов с бойцами, Карбид и Труха остались у БТРа охранять, торговаться и грузить, а Болт и Васян решили пройтись неподалеку: поискать что-нибудь интересное на развале и заодно показать Асе дивный новый мир, ведь она раньше еще никогда не покидала надежных стен колонии.
Однако на этот раз разложенный на тряпье товар не представлял для колонии никакой ценности, и мужики вернулись к клети, которая споро заполнялась тюками с сеном. Пахло гарью, помоями и немытой скотиной. Ася чуть отстала, оглядываясь.
– Давай мен?
Ася вздрогнула, когда к ней подскочил чумазый паренек, тыча чуть ли не в лицо бусы из нанизанных на проволоку гаек, подшипников и пружин, а свободной рукой указывая на медицинскую сумку у нее на плече. Ася похолодела: Девятов ведь говорил оставить внутри «коробочки»!
– Не хочу, – помотала головой девушка, крепче сжав лямку.
– Иди к мамке, пацан, – мягко посоветовал тут же развернувшийся Васян, беря Асю за локоть.
– Мен! – не отставал юнец, метнувшись к девушке с другой стороны и переключившись на платок с черепушкой.