Так что же, Андрей ошибся? Слуги шли защищать мою семью, а не убивать или брать в заложники?
— Мы никого не убили, — сказал Гарри. Даже с каким-то вызовом.
Я смотрел на него. Андрей слышал не приказы, а мысли. То, о чём думали Слуги, когда шли сюда.
Но… они наверняка не рискнули бы нарушить приказ Прежнего. У них не сняты запреты на бунт. Они бы вломились в квартиру и заявили, что пришли защищать.
Поглощённый на Трисгарде смысл ожил во мне, и я понял Слуг, понял злобу, обиду, растерянность… и готовность выполнить приказ. Они бы действительно вошли и стали охранять. Ненавидя меня и всех, кто мне дорог, но Слуги охраняли бы их даже ценой своей жизни — так приказал Иван.
Конечно, это был бы незваный и неприятный визит.
Трое молодых парней, у одного из которых со мной личные счёты, и монстр, который вряд ли сохранил бы невидимость внутри квартиры. Весёленькая компания, то, что надо для двух стариков и девочки…
У Прежнего своеобразное чувство юмора.
И всё-таки это не повод бить во все колокола и командовать «беги со всех ног». Уж тем более — не повод их убивать.
— Берёте… этого… и выметаетесь отсюда, — сказал я. — Дверь сегодня же почините. Перед консьержем извинитесь и заплатите компенсацию, сколько скажет. Да… и в подъезде приберётесь. Сегодня же! Лампочку не забудьте сменить!
Кажется, Слуги не могли поверить, что так легко отделались. Двое схватили монстра и потащили по лестнице вниз. Гарри, к моему удивлению, задержался.
— Ты стал крутой, — отметил он, будто бы с укором.
— А ты не изменился, как был дрянью, так и остался, — ответил я безжалостно.
Он даже не обиделся.
— У каждого свой путь. Кому-то свезло больше, кому-то меньше. Каждый крутится, как может.
— Надеешься выслужиться до Прежнего?
— Вряд ли, я же не дурак, — ответил Гарри. — Но не все Избранные, знаешь ли. Когда это осознаёшь, то начинаешь на жизнь смотреть трезво.
— Пошёл вон, — сказал я. — А то вспомню, как погиб Виталий…
— Я-то при чём? — возмутился Гарри. — Это Ника командовала уничтожителями…
Но поспешил вниз.
Я смотрел вслед и думал — зачем же Андрей направил меня сюда? Причём так, чтобы я перехватил их в подъезде… во мне всё сильнее крепла уверенность, что он рассчитал всё точно.
Значит, я должен был что-то узнать или понять. Что-то важное.
Вздохнув, я пошёл по ступенькам вверх.
Ни одна дверь, что характерно, от грохота не открылась.
[1] Иосиф Бродский, «Не выходи из комнаты, не совершай ошибку…»
[2] Иосиф Бродский, «Прощай»
Часть 3. Глава восьмая
Глава восьмая
Прежде чем позвонить, я несколько секунд стоял у двери, держа палец на кнопке звонка.
Рановато ещё, конечно.
И жутковато.
Я вдруг представил, как приходили солдаты с войны. Те, кому повезло. У кого уцелел дом, кого дождались, в общем — кому было куда возвращаться.
Там, за спиной, остались кровь, боль и смерть.
А тебе повезло. Ты, в общем-то, целый (что у тебя в голове — никому не интересно). Ты пришёл к своей двери, стоишь и боишься войти. Там — родные, которые жили тяжёлой, но всё-таки не военной жизнью. Что они увидят в твоих глазах, а ты — в их?
Что я вообще могу им сказать, после Шогара и Трисгарда?
Я вспомнил Викентия и в очередной раз подумал, что он был прав. Даже будь Виталий жив, к нему вернулся бы не маленький ребёнок, а ускоренно выращенный Гнездом и Школой солдат с долгой и кровавой историей за спиной.
Должен ли я вообще входить? Имею ли право?
Замок щёлкнул, и дверь открылась. За порогом стоял отец, в обвислых старых джинсах и майке.
— Привет, папа, — сказал я.
Отец внимательно посмотрел на лестничную клетку. Правую руку он держал за спиной. Потом осторожно поднял её и поставил пистолет на предохранитель.
— Откуда у тебя ствол? — растерялся я.
— Забыл? Наградной, вместе с пенсией получил, — ворчливо ответил отец. — Что тут за грохот был?
— Да… молодежь гуляла… — ответил я. — Пап, дай, я разряжу…
Отец молча вынул магазин, опустил предохранитель, передёрнул затвор. Кряхтя, согнулся, поднял с пола вылетевший патрон. Ого, он его в ствол дослал, прежде чем открывать!
— Я ещё не в маразме… — сообщил отец. — Заходи, что стоишь…
Я вошёл. В квартире было тихо.
— Как Якутск? — спросил папа. С ощутимой иронией.
— Э… прекрасно… — пробормотал я.
Ощущение героя, вернувшегося с войны, куда-то бесследно делось.
Отец неловко обнял меня. Отстранился, подозрительно посмотрел.
— В твоём возрасте уже не растут. Как правило. Это одежда Изменённых на тебе?
Я молчал.
— Когда сможешь, расскажешь, — решил отец. — Догадался сувениры захватить?
Я помотал головой.
— У тебя в холодильнике лежит копчёная нельма, — сообщил отец. — Потом принесёшь, скажешь матери, что привёз из Якутска. Не надо ей… про другие миры.
— Наська меня сдала? — предположил я.
— Она сдаст… — буркнул отец, но заулыбался. — Говорю же, я и сам ещё не в маразме!
Да, папа у меня не так прост. Давно стоило это понять.
В глубине квартиры хлопнула дверь.
Наська вынеслась к дверям и обняла меня. Уткнулась лицом в живот и застыла.
— Эй, мелочь, а где «здравствуйте»? — спросил я.
Наська молча принялась колотить меня кулачками по бокам. Совсем не больно. То, что делало куколок сильнее взрослого человека, навсегда ушло.
— Сейчас обижусь… — прошептал я. И отвернулся — на глаза сами собой вдруг навернулись слёзы. Оказывается, я соскучился по мелкой вредной куколке… впрочем, она уже не куколка, она обычная девочка.
— Пойду мать будить, — решил отец, глядя на нас, и побрёл вглубь квартиры. В одной руке он держал пистолет и магазин, в другой патрон.
— Знала, знала, знала, что ты вернёшься! — выпалила Наська. И тут же непоследовательно добавила: — А если бы не вернулся? Ты у Дарины был?
— Я был в Гнезде, — я погладил её по голове. — Скажи, только честно. Ты не жалеешь? Что ушла?
Наська наконец-то отлепилась и очень серьёзно посмотрела на меня.
— Только без выдумок! — попросил я.
— Не жалею, — решила она наконец. — Но скучаю.
— Это нормально, — кивнул я.
Наська выдохнула, потом ткнула себя пальцем в живот.