Петер смерил ее долгим взглядом. Ана включила блендер, забыв накрыть его крышкой. Развернувшись, Петер вышел из кухни и с нарастающим отчаянием заорал:

– Дорогая!!!



Мая лежала в кровати, медленно перебирая струны гитары. Звуки мягко ударялись о стены и потолок и одиноко таяли в воздухе, исчезая в небытии. Словно ждали, пока кто-то откликнется. Мая слышала, как на кухне свирепствует Ана, как родители мечутся по коридору – папа, заспанный и удивленный, как будто каждое утро просыпался в новом незнакомом месте; мама, сосредоточенная и целеустремленная, как радиоуправляемая газонокосилка с перегоревшим фотоэлементом, распознающим препятствия.



Ее зовут Мира, но в Бьорнстаде упорно отказываются выговаривать это имя. В конце концов она сдалась и стала откликаться на Мию. Народ здесь немногословный – похоже, им даже неохота тратить силы на лишние согласные. Поначалу Мира развлекалась тем, что, когда речь заходила о ее муже, переспрашивала: «Пит?» Но те очень серьезно смотрели на нее и в ответ говорили: «Нет, Петер!» Ирония в этих краях, как и все остальное, превращается в лед. Мире оставалось только радоваться, что ее детей зовут самыми оптимальными именами с точки зрения экономии согласных: Лео и Мая, – по крайней мере, у работников загсов мозг не взорвется.

Мира бороздила дом, передвигаясь привычными тропами: одевалась, пила кофе, одновременно совершая поступательные движения в ванную, прихожую и кухню. Она подняла с пола футболку в комнате дочери, одним ловким движением сложила ее и, не прерываясь на вздох, сообщила, что пора отложить гитару и встать.

– Прими душ! Запах такой, как будто здесь был пожар, который тушили «Ред буллом». Через двадцать минут папа подбросит вас в школу.

Мая привычным манером неохотно выкатилась из-под одеяла. Мама у нее не из тех, с кем стоит спорить, потому что мама у нее адвокат, и это по жизни.

– А папа сказал, ты нас отвезешь.

– Папа ошибся. И будь добра, попроси Ану убрать за собой на кухне, когда она закончит готовить свои смузи. Я понимаю, что она твоя лучшая подруга, и я ее очень люблю и не возражаю против того, что она ночует у нас чаще, чем у себя дома, но если она хочет делать смузи у нас на кухне, то ей придется запомнить, что крышку блендера надо закрывать. И кроме того, ты должна научить ее основным правилам работы с половой тряпкой, о’кей?

Прислонив гитару к стене, Мая отправилась в ванную. Повернувшись к матери спиной, она так закатила глаза, что на рентгеновском снимке зрачки можно было бы принять за почечные камни.

– Хватит тут мне глаза закатывать. Я тебя насквозь вижу, даже из другой комнаты, – прошипела мама.

– Сплошные домыслы и спекуляции, – пробормотала в ответ Мая.

– Я тебе уже говорила, так выражаются только персонажи американских сериалов, – возразила мама.

В ответ дверь в ванную хлопнула чуть сильнее обычного. Издалека послышался вопль Петера: «Дорогая!!!» Тем временем Мира мимоходом сложила еще одну брошенную футболку и услышала, как Ана на кухне выругалась: «Фак!» – и брызги от смузи украсили потолок.

– Господи, на что я трачу свою жизнь? – тихо сказала Мира, обращаясь к невидимому слушателю, и положила в карман ключи от «вольво».



Мужчины в пиджаках продолжали смеяться шутке про шпильку, когда в дверях раздалось неуверенное покашливание. Директор клуба ответил уборщице одобрительным жестом, даже не глядя в ее сторону. Та извинилась перед всеми, но большинство ее не заметило, впрочем, один из мужчин любезно приподнял ноги, когда она потянулась за корзиной для мусора. Уборщица поблагодарила, но никто не обратил на это внимания, а она, в свою очередь, совсем не обиделась, – величайший талант Фатимы состоял в том, чтобы никому не мешать. И только оказавшись в коридоре, она позволила себе схватиться за спину и тихонько застонала от боли. Главное, чтобы никто ее не увидел и не рассказал Амату. Сынок и так слишком о ней беспокоится.



Амат замедлил скольжение возле борта, пот щипал глаза, клюшка лежала на льду, ладони вспотели, и пальцы от влажности скользили в перчатках; воздух со свистом вырывался из легких, мышцы дрожали от напряжения. Трибуна была пуста, но Амат все же поглядывал туда время от времени. Мама всегда говорит, что они должны быть благодарны, и он ее понимает. Она безмерно благодарна всем на свете: стране, городу, людям, коммуне, соседям и работодателю. Надо всегда говорить спасибо – мамы, они такие. А у детей другие задачи. Детям надо мечтать. И ее сын мечтает о том, чтобы однажды мама могла войти в комнату и ни перед кем не извиняться.

Он сморгнул пот, поправил шлем и устремился вперед, врезаясь коньками в лед. Еще раз. Еще раз. И еще раз.



У Петера в телефоне было четыре пропущенных звонка от генерального директора, он нервно посмотрел на часы и повернулся к Мире, промаршировавшей на кухню. Та с улыбкой пробежалась взглядом по столешнице и полу, перепачканным липкой жижей, – Мира знала, что Петер мысленно вопит на весь дом. У них разные подходы к чистоте: Мира ненавидит, когда вещи разбросаны по полу, а Петер не выносит липких поверхностей. Когда они познакомились, его квартира выглядела так, будто на нее только что совершили налет, оставив нетронутыми только кухню и ванную, – здесь было стерильно, как в операционной. У Миры дома все было в точности до наоборот. Не самое удачное сочетание для людей, собравшихся создать семью.

– Ну наконец-то! Я опаздываю на важную встречу. Ты не видела ключей от «вольво»? – пропыхтел Петер.

Он попытался облачиться в пиджак и галстук, вышло так себе. На Мире все всегда сидело безукоризненно, словно одежда перед нею заискивала. Одним плавным движением она отхлебнула кофе и надела пальто.

– Видела.

Петер так и стоял перед ней – красный, запыхавшийся, с всклокоченными волосами и остатками смузи на носках. Он спросил:

– И где же?

– У меня в кармане.

– Что? Это еще почему?

Поцеловав его в лоб, Мира ответила:

– Хороший вопрос, пупсик. Понимаешь, если человек собирается ехать на работу, то ему могут пригодиться ключи от «вольво». Согласись, будет странно, если адвокат начнет заводить машину воровским способом.

Петер в замешательстве вцепился руками в волосы. – Но… какого… ты ведь собиралась ехать на маленькой машине?

– Вовсе нет, ты собирался отогнать ее в сервис – после того, как подбросишь в школу детей. Мы об этом говорили.

– Мы об этом не говорили!

Петер схватил салфетку и без спроса протер снизу Мирину кофейную чашку. Та улыбнулась.


– Пупсик мой любимый, об этом написано в календаре, который висит на холодильнике.

– Как ты можешь что-то записать в календаре, даже не поговорив со мной?!

Стараясь не терять самообладания, Мира потерла брови.

– Мы говорили. И сейчас говорим. Мы только и делаем, что говорим. А вот слушать никто не…

– Мира, дорогая, но у меня важная встреча! Если я опоздаю…

Мира слишком энергично закивала:

– Конечно-конечно, дорогой. А если я опоздаю на работу, невинный человек может оказаться в тюрьме. Извини, что перебиваю, так что же случится, если ты опоздаешь на свою важную встречу?

Петер старался дышать через нос и держать себя в руках:

– Дорогая, завтра самый крупный матч года.

– Я знаю, любимый. Завтра я тоже сделаю вид, что это очень важно. А сегодня тебе придется довольствоваться тем, что так считает весь город.

На Миру сложно произвести впечатление. Это одновременно привлекало его и выводило из себя. Он попытался найти другие аргументы, но тщетно. Вздохнув на манер актрисы драматического театра, Мира достала из кармана ключи от «вольво» и, положив их на стол, сжала руку в кулак у него перед носом:

– Ладно, давай сыграем в «камень-ножницы-бумага».

Петер покачал головой, стараясь удержаться от смеха.

– Ну что ты как ребенок, тебе сколько лет?

Мира удивленно подняла глаза:

– Ты что, слабак?

Петер мгновенно стал серьезным и, вперив в нее взгляд, сжал кулак. Мира досчитала до трех – Петер сделал бумагу, а она, явно задержавшись на полсекунды, сложила пальцы ножницами. Петер возмущенно вскрикнул, но было поздно: Мира уже схватила ключи и двинулась в прихожую.

– Ты сжульничала!

– Милый, умей проигрывать. Дети, пока! Слушайтесь папу! Хотя бы немного.

Петер заорал ей вслед:

– Только попробуй уйти! Мошенница!

Он посмотрел на календарь, висевший на холодильнике:

– Да здесь же ни слова про…

Входная дверь хлопнула. Слышно было, как во дворе заводится «вольво». Ана со следами смузи вокруг рта стояла посреди кухни.

– Петер, вы хоть раз у нее в чем-нибудь выиграли? Он помассировал виски.

– Будь добра, скажи моему сыну и дочери, чтобы поскорей одевались и садились в машину.

Ана усердно кивнула:

– Конечно! Вот только пол вытру!

Петер умоляюще покачал головой и достал новую упаковку тряпок.

– Нет, Ана, не надо… пожалуйста! Думаю, будет только хуже.



Когда все отсмеялись, один из спонсоров недовольно посмотрел на директора клуба и, постучав по столу, спросил:

– Ну так что? С Петером могут быть проблемы?

Вытерев со лба пот, директор покачал головой.

– Петер всегда делает так, как лучше для клуба. Всегда. Вы же знаете.

Спонсор встал и, застегнув пиджак, допил кофе.

– Вот и хорошо. Мне пора на другую встречу, но я надеюсь, ты объяснишь ему, что стоит на кону. И напомни, откуда берутся деньги ему на зарплату. Мы все знаем, как он привязан к Суне, но нельзя допустить, чтобы в прессу просочилась информация о конфликте.