Мая треснула ее по ноге, но Ана увернулась и продолжила как ни в чем не бывало:
– Мы можем предложить вам осторожно слизывать соль с арахи…
Мира прекрасно все видела, слышала и понимала, но ничего не говорила. Ни одна мать по доброй воле не позволила бы ребенку так быстро расти. Проблема только в том, что выбора нет. Мире когда-то тоже было пятнадцать, и, к сожалению, она слишком хорошо помнила, какие мысли тогда проносились в ее голове.
– Пойду принесу молоко из машины, – поспешно сказала она, когда почувствовала, что Ана сейчас скажет нечто не предназначенное для ее ушей, особенно в присутствии Маи.
Отец уже сидел в машине, он попросил Кевина сесть спереди и начал экзаменовать его перед предстоящим в понедельник экзаменом по английскому. Жизнь отца была одним сплошным перфекционизмом, она напоминала шахматную доску, где он на пару ходов должен опережать остальных, иначе все пропало. «Успех не бывает случайным. Удача приносит шальные деньги, но не успех», – любил повторять отец. Его жесткость в бизнесе многих пугала, но Кевин ни разу не видел, чтобы отец поднял на кого-либо руку или повысил голос. Когда хотел, он умел быть обаятельным, при этом умудряясь ни словом не обмолвиться о себе. Он никогда не терял самообладания и никого из себя не строил – так бывает, если ты все время живешь будущим. Сегодня полуфинал, но экзамен по английскому в понедельник никто не отменял. Ты всегда на пару ходов впереди.
«Моя задача – быть твоим отцом, а не приятелем», – сказал отец, когда Кевин впервые за много лет упомянул, что мать Беньи приходит почти на все матчи. Не было никакой необходимости доказывать это с пеной у рта, Кевин и так все понимал: мать Беньи не отстегивает ежегодно миллион крон на нужды клуба и не следит за тем, чтобы в ледовом дворце исправно работали все лампы. Поэтому у нее есть время ходить на матчи.
Беньи выбрал дорожку, ведущую к озеру, чтобы спокойно покурить и никому не попасться на глаза, а то мать Лита опять устроит сбор подписей, как в тот раз, когда в детском саду Лит засек, что Беньи ест сладости, хотя была не суббота[2]. Мать Лита ратовала за справедливость и равноправие – разумеется, в ее собственном понимании. Почти все родители такие. Беньи всегда считал, что для взрослых Бьорнстад – не самое лучшее место. Он вдавил в снег окурок и, закрыв глаза, встал под деревом, размышляя, не пойти ли ему в другую сторону. Прочь отсюда. Угнать автомобиль и оставить Бьорнстад в зеркале заднего вида. Интересно, станет ли ему после этого легче?
На парковке у ледового дворца собрался народ. Отец Кевина запарковался чуть поодаль.
– Сегодня поговорить не успеем. – Он кивнул другим спонсорам и родителям, очарованным деньгами Эрдалей не меньше, чем их дети – игрой Кевина.
Если ты вырос в семье, где не принято говорить о чувствах, то различаешь малейшие нюансы в словах. Он мог бы не извиняться перед Кевином за то, что не подбросил его до самых дверей, и все же извинился. Они похлопали друг друга по плечам, и Кевин вышел из машины.
– Созвонимся, – сказал отец.
Кевин всегда звонил ему сразу после матчей. Есть папы, которые спрашивают: «Вы победили?» – но папа Кевина спрашивает: «С каким счетом победили?» Кевин всегда слышал, как он отмечает это в блокноте. Целый отсек у них в подвале заполнен аккуратно сложенными коробками с толстыми блокнотами на пружинках, где ровным почерком записан счет после каждого матча, в котором Кевин участвовал с тех пор, как был совсем крохой. Наверняка найдутся люди, которые считают, что нельзя спрашивать у ребенка: «Сколько голов ты забил?» – но и отец Кевина, и он сам ответили бы им на это одинаково: «А сколько голов забили ваши сыновья?»
Кевин не спросил отца, останется ли тот посмотреть первый период, он просто захлопнул дверь и закинул на плечо сумку с амуницией, как будто сегодня самый обычный день. Но когда машина обогнула парковку, он повернулся и долго смотрел ей вслед. Родителей на парковке было больше, чем игроков. Для них сегодняшний день – вовсе не самый обычный.
Мать Кевина почему-то обернулась и посмотрела в заднее стекло. Вообще-то это совершенно не в ее духе, она, как и ее муж, считает, что сентиментальность – лишнее и Кевин должен учиться самостоятельности. Перед глазами у них стоял пример соседских избалованных детей с Холма, из которых выросли самоуверенные посредственности, хилые, немощные нытики, которых всю жизнь надо держать за ручку, – нет, они не допустят, чтобы Кевин стал таким, как эти дети. Даже если ему больно, даже если приходится идти пешком из Хеда по темной дороге, как в детстве, когда отец решил показать ему, что бывает с теми, кто опаздывает, а когда Кевин пришел домой, мама притворилась, что спит. И молча плакала в подушку. То, что удобно родителям, для ребенка может оказаться губительным, в этом она была уверена, и Кевин вырос сильным именно потому, что они ему это позволяли.
Но мать навсегда запомнила то, что увидела через заднее стекло в ту субботу: как ее сын стоял на парковке. В главный день своей жизни он был самым одиноким мальчиком на земле.
Амат притворился, что проходил мимо и случайно заглянул в кафетерий – с таким же успехом можно было сделать вид, что ты случайно съел мороженое своего лучшего друга. Мира шла в другую сторону, но весело помахала и слишком громко спросила:
– Привет, Амат! Ищешь Маю?
В этот момент Амат чувствовал себя далеко не Джеймсом Бондом. Мира приветливо кивнула на кафетерий и убежала по лестнице, но на полпути обернулась и крикнула:
– Удачи тебе сегодня!
Затем сделала стойку и прорычала с чувством, как делают подростки в Бьорнстаде, когда хотят пожелать друг другу удачи:
– Сделай их!
Амат смущенно улыбнулся. Из кафетерия доносился оживленный спор Аны и Маи, и Мира поспешила вниз по лестнице, пока кто-то из девочек не ляпнул о мальчиках чего-то такого, от чего материнский мозг придется отмывать водой с мылом и приличным количеством рислинга.
Беньи бесшумно приблизился к Кевину и встал рядом. Его рука легла на плечо друга, и он не спросил Кевина, почему у того блестят глаза. В ответ тот не упомянул ни поминок, ни кладбища. Слова были им не нужны. Посмотрев друг другу в глаза, они сказали то, что говорили накануне каждого матча:
– Кев, какое удовольствие у нас на втором месте в мире?
Кевин ответил не сразу, и Беньи заехал ему локтем в живот.
– Что у нас на втором месте, а ну говори, суперзвезда!
– Трахаться… – улыбнулся Кевин.
– Правильно! Но сначала мы с тобой выйдем на площадку и сделаем то, что у нас на первом месте! – крикнул Беньи и так энергично взмахнул сумкой, что Кевин едва успел отпрыгнуть.
По дороге в раздевалку Кевин, приподняв бровь, спросил:
– Беньямин, мальчик мой, ты сходил в туалет?
Однажды в детстве, во время одного из их первых матчей Беньи описался прямо на скамье запасных. Не потому, что не успел добежать до туалета, – просто его соперник на протяжении всего матча пытался применить к Кевину силовой прием и Беньи не хотел уходить, чтобы не пропустить момент, когда надо будет прийти на смену.
Беньи заржал. Кевин тоже. Отсмеявшись, они взяли клюшки и отправились за удовольствием номер один.
– Ты послушала новые треки? Это снос крыши! Я
– Мы можем предложить вам осторожно слизывать соль с арахи…
Мира прекрасно все видела, слышала и понимала, но ничего не говорила. Ни одна мать по доброй воле не позволила бы ребенку так быстро расти. Проблема только в том, что выбора нет. Мире когда-то тоже было пятнадцать, и, к сожалению, она слишком хорошо помнила, какие мысли тогда проносились в ее голове.
– Пойду принесу молоко из машины, – поспешно сказала она, когда почувствовала, что Ана сейчас скажет нечто не предназначенное для ее ушей, особенно в присутствии Маи.
Отец уже сидел в машине, он попросил Кевина сесть спереди и начал экзаменовать его перед предстоящим в понедельник экзаменом по английскому. Жизнь отца была одним сплошным перфекционизмом, она напоминала шахматную доску, где он на пару ходов должен опережать остальных, иначе все пропало. «Успех не бывает случайным. Удача приносит шальные деньги, но не успех», – любил повторять отец. Его жесткость в бизнесе многих пугала, но Кевин ни разу не видел, чтобы отец поднял на кого-либо руку или повысил голос. Когда хотел, он умел быть обаятельным, при этом умудряясь ни словом не обмолвиться о себе. Он никогда не терял самообладания и никого из себя не строил – так бывает, если ты все время живешь будущим. Сегодня полуфинал, но экзамен по английскому в понедельник никто не отменял. Ты всегда на пару ходов впереди.
«Моя задача – быть твоим отцом, а не приятелем», – сказал отец, когда Кевин впервые за много лет упомянул, что мать Беньи приходит почти на все матчи. Не было никакой необходимости доказывать это с пеной у рта, Кевин и так все понимал: мать Беньи не отстегивает ежегодно миллион крон на нужды клуба и не следит за тем, чтобы в ледовом дворце исправно работали все лампы. Поэтому у нее есть время ходить на матчи.
Беньи выбрал дорожку, ведущую к озеру, чтобы спокойно покурить и никому не попасться на глаза, а то мать Лита опять устроит сбор подписей, как в тот раз, когда в детском саду Лит засек, что Беньи ест сладости, хотя была не суббота[2]. Мать Лита ратовала за справедливость и равноправие – разумеется, в ее собственном понимании. Почти все родители такие. Беньи всегда считал, что для взрослых Бьорнстад – не самое лучшее место. Он вдавил в снег окурок и, закрыв глаза, встал под деревом, размышляя, не пойти ли ему в другую сторону. Прочь отсюда. Угнать автомобиль и оставить Бьорнстад в зеркале заднего вида. Интересно, станет ли ему после этого легче?
На парковке у ледового дворца собрался народ. Отец Кевина запарковался чуть поодаль.
– Сегодня поговорить не успеем. – Он кивнул другим спонсорам и родителям, очарованным деньгами Эрдалей не меньше, чем их дети – игрой Кевина.
Если ты вырос в семье, где не принято говорить о чувствах, то различаешь малейшие нюансы в словах. Он мог бы не извиняться перед Кевином за то, что не подбросил его до самых дверей, и все же извинился. Они похлопали друг друга по плечам, и Кевин вышел из машины.
– Созвонимся, – сказал отец.
Кевин всегда звонил ему сразу после матчей. Есть папы, которые спрашивают: «Вы победили?» – но папа Кевина спрашивает: «С каким счетом победили?» Кевин всегда слышал, как он отмечает это в блокноте. Целый отсек у них в подвале заполнен аккуратно сложенными коробками с толстыми блокнотами на пружинках, где ровным почерком записан счет после каждого матча, в котором Кевин участвовал с тех пор, как был совсем крохой. Наверняка найдутся люди, которые считают, что нельзя спрашивать у ребенка: «Сколько голов ты забил?» – но и отец Кевина, и он сам ответили бы им на это одинаково: «А сколько голов забили ваши сыновья?»
Кевин не спросил отца, останется ли тот посмотреть первый период, он просто захлопнул дверь и закинул на плечо сумку с амуницией, как будто сегодня самый обычный день. Но когда машина обогнула парковку, он повернулся и долго смотрел ей вслед. Родителей на парковке было больше, чем игроков. Для них сегодняшний день – вовсе не самый обычный.
Мать Кевина почему-то обернулась и посмотрела в заднее стекло. Вообще-то это совершенно не в ее духе, она, как и ее муж, считает, что сентиментальность – лишнее и Кевин должен учиться самостоятельности. Перед глазами у них стоял пример соседских избалованных детей с Холма, из которых выросли самоуверенные посредственности, хилые, немощные нытики, которых всю жизнь надо держать за ручку, – нет, они не допустят, чтобы Кевин стал таким, как эти дети. Даже если ему больно, даже если приходится идти пешком из Хеда по темной дороге, как в детстве, когда отец решил показать ему, что бывает с теми, кто опаздывает, а когда Кевин пришел домой, мама притворилась, что спит. И молча плакала в подушку. То, что удобно родителям, для ребенка может оказаться губительным, в этом она была уверена, и Кевин вырос сильным именно потому, что они ему это позволяли.
Но мать навсегда запомнила то, что увидела через заднее стекло в ту субботу: как ее сын стоял на парковке. В главный день своей жизни он был самым одиноким мальчиком на земле.
Амат притворился, что проходил мимо и случайно заглянул в кафетерий – с таким же успехом можно было сделать вид, что ты случайно съел мороженое своего лучшего друга. Мира шла в другую сторону, но весело помахала и слишком громко спросила:
– Привет, Амат! Ищешь Маю?
В этот момент Амат чувствовал себя далеко не Джеймсом Бондом. Мира приветливо кивнула на кафетерий и убежала по лестнице, но на полпути обернулась и крикнула:
– Удачи тебе сегодня!
Затем сделала стойку и прорычала с чувством, как делают подростки в Бьорнстаде, когда хотят пожелать друг другу удачи:
– Сделай их!
Амат смущенно улыбнулся. Из кафетерия доносился оживленный спор Аны и Маи, и Мира поспешила вниз по лестнице, пока кто-то из девочек не ляпнул о мальчиках чего-то такого, от чего материнский мозг придется отмывать водой с мылом и приличным количеством рислинга.
Беньи бесшумно приблизился к Кевину и встал рядом. Его рука легла на плечо друга, и он не спросил Кевина, почему у того блестят глаза. В ответ тот не упомянул ни поминок, ни кладбища. Слова были им не нужны. Посмотрев друг другу в глаза, они сказали то, что говорили накануне каждого матча:
– Кев, какое удовольствие у нас на втором месте в мире?
Кевин ответил не сразу, и Беньи заехал ему локтем в живот.
– Что у нас на втором месте, а ну говори, суперзвезда!
– Трахаться… – улыбнулся Кевин.
– Правильно! Но сначала мы с тобой выйдем на площадку и сделаем то, что у нас на первом месте! – крикнул Беньи и так энергично взмахнул сумкой, что Кевин едва успел отпрыгнуть.
По дороге в раздевалку Кевин, приподняв бровь, спросил:
– Беньямин, мальчик мой, ты сходил в туалет?
Однажды в детстве, во время одного из их первых матчей Беньи описался прямо на скамье запасных. Не потому, что не успел добежать до туалета, – просто его соперник на протяжении всего матча пытался применить к Кевину силовой прием и Беньи не хотел уходить, чтобы не пропустить момент, когда надо будет прийти на смену.
Беньи заржал. Кевин тоже. Отсмеявшись, они взяли клюшки и отправились за удовольствием номер один.
– Ты послушала новые треки? Это снос крыши! Я
Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Купить недорого с доставкой можно здесь.
Перейти к странице: