– А что думает о них Брэд Тричлер?
Он несколько мгновений молчал.
– Брэд не разделяет моего мнения.
– И до какой степени?
– До такой степени, что считает реликты чашей с ядом. До такой степени, что сомневается, стоило ли нам вообще прилетать на Марс.
– Радикальная точка зрения для того, кто рисковал жизнью, стремясь сюда.
– Я понимаю. И спешу заметить, я ее не разделяю.
Я сделала попытку разрядить обстановку:
– Рада это слышать. Если бы вы не прилетели на Марс, не было бы у меня большого прыжка и пришлось бы искать другой способ испугаться до чертиков.
– Да, в первый раз действительно бывает страшно.
– А во второй?
– В большинстве случаев еще хуже. Зато в третий…
– Сомневаюсь, что будет третий, Мануэл.
– Даже если потом хлопнуть водки?
– Даже так.
К этой минуте мы уже подъехали к пещере, настоящей пещере, которую перевезли из другого места, старательно разобрав и вновь собрав. Вероятнее всего, изначально она располагалась под одним из акведуков и была бы затоплена через несколько лет после начала разработки полярных льдов.
Внутри все казалось чересчур знакомым, до странности. Я то и дело напоминала себе, что это настоящие пещеры ленивцев, настоящие изделия ленивцев и настоящие наскальные росписи; что ленивцы действительно жили в этой норе. И все-таки часть моего разума продолжала настаивать, что это место немногим лучше средненького музейного макета или элитного, но все же китчеватого тематического ресторана, например тех же «Ленивцев», просто декор получше.
Вот только ленивцы действительно здесь обитали. В отличие от всех макетов, какие мне приходилось видеть, тут, например, не было пола. Мысль о поле никогда не приходила в их косматые головы, стены сливались друг с другом, образуя перевернутый пещерный свод. Предположительно, они эволюционировали на густо покрытой лесами планете, где ужасные хищники, как правило, обитали внизу, на земле. Должно быть, ленивцы спустились с деревьев в какой-то момент – они не превратились бы в высокоразвитую цивилизацию, целыми днями просиживая задницу на ветвях, – однако неприязнь к земле, похоже, сохранилась в генетической памяти. Как мы, люди, до сих пор боимся темноты, так и ленивцы не любили бывать на земле, просто свисая сверху.
Все это было очень интересно, я с радостью провела бы здесь много часов, но только не за один визит. Мы два часа подряд со школьническим восторгом застывали перед каждым экспонатом, и на ближайшие пару недель я по горло насытилась мохнатыми инопланетянами о шести конечностях.
Мы договорились встретиться в сувенирной лавке рядом с пещерой. Я купила скромную футболку, изящно украшенную орнаментом ленивцев и словами: «Пещера ленивцев. Голомбек. Марс», стилизованными под надписи ленивцев, – выглядело похоже, если вы специалист по ксенолингвистике.
– Что ж, – произнесла я, начиная ощущать легкие признаки усталости, – это было весело. Что дальше?
– Посадочный модуль недалеко отсюда, – сказал д’Оливейра. – Можем взглянуть, если хотите.
Зря я его не отговорила.
Все складывалось очень хорошо, д’Оливейра и остальные изъяснялись, словно три отдельные личности, однако этому красноречиво противоречил крохотный посадочный модуль. Что-нибудь непременно должно было случиться, но я вряд ли могла написать статью, не коснувшись проблемы одноместного посадочного модуля.
Более того, д’Оливейра, кажется, тоже этого хотел.
В очередном вагоне мы добрались до окраины Голомбека. Этот город был первым портом захода для кораблей из космоса и поэтому в любое время суток кишел вновь прибывшими путешественниками с покрасневшими глазами. Большинство магазинов, баров и ресторанов работали круглосуточно, что тоже притягивало туристов. Из всех здешних достопримечательностей «Гидра» была, безусловно, самой старой. Когда-то – задолго до моего рождения – экскурсии действительно выезжали из Голомбека к месту посадки модуля, но это осталось в прошлом. Гора пришла к Магомету: городские окраины со всех сторон вплотную подступали к кораблю.
Мы с д’Оливейрой немного задержались в герметизированной смотровой галерее. По обеим сторонам от нас раскинулся подковообразный город, занимавший половину квадратного километра марсианской поверхности. Посадочный модуль находился посередине: крохотный, перекошенный серебристый конус впечатлял меньше модели, что содержалась внутри пресс-папье, которое показывал мне Джим. Я взглянула на других посетителей и отметила, что они с трудом скрывают свое разочарование. И я не стала бы их за это винить – я помнила, что ощущала сама, когда впервые увидела «Гидру».
«И это все?»
Но теперь я старше и впечатления совсем иные. Да, модуль крошечный; да, у него такой вид, словно он вряд ли переживет очередную пылевую бурю, – но в этом-то и суть. Будь модуль посолиднее, достижение Джима Гроссарта не было бы и вполовину таким великим.
– Хотите взглянуть поближе? – спросила я наконец.
– Вспомнить старые добрые времена?.. Почему бы нет?
Я, конечно, должна была догадаться: его голос прозвучал как-то иначе.
Мы выбрались из галереи на уровень поверхности. Народ стоял в очереди на роботоуправляемые автобусы, которые катились по запрограммированному маршруту вокруг места высадки, – точно так же было в моем детстве.
– Необязательно ехать, – сказал он. – Можно взять напрокат скафандр и пройтись пешком, если хотите.
– До самого модуля?
– Нет, к самому модулю не пустят. Но все равно мы подберемся гораздо ближе, чем на автобусе.
Я посмотрела на площадку и увидела, что там бродят три человека в скафандрах песочного цвета. Один фотографировал остальных на фоне посадочного модуля, явно пытаясь сделать кадр, куда не попали бы городские постройки. Мой спутник был прав: люди в скафандрах находились гораздо ближе к модулю, чем проезжавшие автобусы, но все равно до него оставалось метров сорок или пятьдесят, и никто из этих людей, кажется, не испытывал желания подойти вплотную.
Большинство туристов не могли заморачиваться с арендой скафандров, поэтому мы быстро получили амуницию.
– Кажется, здесь только два размера, – проворчала я, пока мы дожидались в шлюзовой камере. – Слишком маленький и слишком большой.
Он взглянул на меня без тени веселости:
– Этого достаточно.
Тут меня осенило.
– Разумеется, Брэд.
Мы вышли наружу. Над головой было темно, зато место посадки освещалось ярко, как днем, почти лишенное теней. Посадочный модуль стоял в двухстах метрах от нас, окруженный коллекцией грузовых модулей, марсоходов, научной аппаратуры и систем жизнеобеспечения. Он смахивал на потрепанный за многие века кельтский крест, окруженный чуть менее сакральными камнями.
– Что ж, Брэд, – произнесла я. – Я много о вас слышала.
– Знаю, что слышали.
– Знаете?
Мы побрели по песку цвета ржавчины.
– Я знаю, что обо мне рассказывают Гроссарт и д’Оливейра, так что не утруждайтесь.
– Что они рассказывают? Вы были не так уверены в необходимости путешествия на Марс? Но это трудно назвать нападками. Каждый имеет право на личное мнение.
Даже на три сразу, подумала я про себя.
– Они правы, несомненно: думаю, что нам не следовало сюда стремиться, – но если бы они говорили только это…
Он умолк, когда мимо нас проехал автобус со стеклянным корпусом, плавно скользивший на широких шинах по рыхлой пыли. Автобус был набит туристами, однако некоторые из них, кажется, больше интересовались своими бутербродами, а не «Гидрой».
– О чем еще они говорят, Брэд?
– Вы же наверняка знаете, так к чему притворяться?
– На самом деле я не уверена…
– Да о взрыве же, черт побери! О том самом, случившемся на середине пути. О том, который едва не сорвал нам посадку. Говорят, это я его устроил: пытался саботировать миссию.
– Вообще-то, они почти не упоминали о нем, то есть совсем не упоминали.
– О, вы добры, я признаю это.
– Знаю, но я сейчас о другом. Вы ведь никак не могли саботировать миссию… – Но я умолкла, потому что мой довод означал только одно: «Вас тогда не существовало, как не существует и теперь. Джим Гроссарт тогда был одним человеком, был…» И я неуклюже закончила: – Даже если бы вы передумали, не стали бы устраивать ничего подобного.
– Не стал бы. – Голос его теперь звучал мягче, почти доверительно. – Но наверное, стоило бы.
– Не могу согласиться. Марс не был дикой, нетронутой пустыней, когда мы, люди, прилетели, Брэд. Он был ничем: прискорбно пустой и стерильно-чистый холст. Мы ничего не разрушили, ничего не испортили.
Он остановился и огляделся по сторонам, задержав взгляд на многоярусных галереях города, вздымавшегося над нами, словно замерзшая волна.
– Вы называете это достижением?
– По сравнению с ничем? Да.
– А я называю это осквернением.
– Господи, мы здесь всего сто лет. Это наш первый набросок жизни на Марсе. Что с того, что он не лучший из всех возможных? У нас еще будет время улучшить его.
Несколько секунд он не отвечал.
– Вы говорите так, словно согласны с Джимом Гроссартом.
– Нет, я могу прожить без многого, чем так дорожит Джим, поверьте. Возможно, если на то пошло, мне ближе Мануэл д’Оливейра.
Мы снова тронулись с места, приближаясь к площадке с посадочным модулем.
– Этот придурковатый мистик?
– Пусть мистик, пусть придурковатый, зато он, без сомнения, знает, как совершать большой прыжок. – Я помолчала, недоумевая: с чего это я выгораживаю один аспект его личности перед другим? Но д’Оливейра казался таким же реальным, как и любой знакомый мне человек, и так же заслуживающим моей преданности. – К тому же он прав: отказ от миссии на Марс стал бы величайшей ошибкой человечества. И я тоже имею в виду не только фоссилии. Они еще откроют для нас несколько новых дверей, но даже если бы мы прибыли сюда и нашли одну пыль, то все равно поступили бы правильно. Вся разница в том, что Марс дает нам свободу выбора – пространство, чтобы совершать ошибки.
– Нет, – сказал он. – Мы уже совершили громадную ошибку. А я мог бы ее предотвратить.
Он несколько мгновений молчал.
– Брэд не разделяет моего мнения.
– И до какой степени?
– До такой степени, что считает реликты чашей с ядом. До такой степени, что сомневается, стоило ли нам вообще прилетать на Марс.
– Радикальная точка зрения для того, кто рисковал жизнью, стремясь сюда.
– Я понимаю. И спешу заметить, я ее не разделяю.
Я сделала попытку разрядить обстановку:
– Рада это слышать. Если бы вы не прилетели на Марс, не было бы у меня большого прыжка и пришлось бы искать другой способ испугаться до чертиков.
– Да, в первый раз действительно бывает страшно.
– А во второй?
– В большинстве случаев еще хуже. Зато в третий…
– Сомневаюсь, что будет третий, Мануэл.
– Даже если потом хлопнуть водки?
– Даже так.
К этой минуте мы уже подъехали к пещере, настоящей пещере, которую перевезли из другого места, старательно разобрав и вновь собрав. Вероятнее всего, изначально она располагалась под одним из акведуков и была бы затоплена через несколько лет после начала разработки полярных льдов.
Внутри все казалось чересчур знакомым, до странности. Я то и дело напоминала себе, что это настоящие пещеры ленивцев, настоящие изделия ленивцев и настоящие наскальные росписи; что ленивцы действительно жили в этой норе. И все-таки часть моего разума продолжала настаивать, что это место немногим лучше средненького музейного макета или элитного, но все же китчеватого тематического ресторана, например тех же «Ленивцев», просто декор получше.
Вот только ленивцы действительно здесь обитали. В отличие от всех макетов, какие мне приходилось видеть, тут, например, не было пола. Мысль о поле никогда не приходила в их косматые головы, стены сливались друг с другом, образуя перевернутый пещерный свод. Предположительно, они эволюционировали на густо покрытой лесами планете, где ужасные хищники, как правило, обитали внизу, на земле. Должно быть, ленивцы спустились с деревьев в какой-то момент – они не превратились бы в высокоразвитую цивилизацию, целыми днями просиживая задницу на ветвях, – однако неприязнь к земле, похоже, сохранилась в генетической памяти. Как мы, люди, до сих пор боимся темноты, так и ленивцы не любили бывать на земле, просто свисая сверху.
Все это было очень интересно, я с радостью провела бы здесь много часов, но только не за один визит. Мы два часа подряд со школьническим восторгом застывали перед каждым экспонатом, и на ближайшие пару недель я по горло насытилась мохнатыми инопланетянами о шести конечностях.
Мы договорились встретиться в сувенирной лавке рядом с пещерой. Я купила скромную футболку, изящно украшенную орнаментом ленивцев и словами: «Пещера ленивцев. Голомбек. Марс», стилизованными под надписи ленивцев, – выглядело похоже, если вы специалист по ксенолингвистике.
– Что ж, – произнесла я, начиная ощущать легкие признаки усталости, – это было весело. Что дальше?
– Посадочный модуль недалеко отсюда, – сказал д’Оливейра. – Можем взглянуть, если хотите.
Зря я его не отговорила.
Все складывалось очень хорошо, д’Оливейра и остальные изъяснялись, словно три отдельные личности, однако этому красноречиво противоречил крохотный посадочный модуль. Что-нибудь непременно должно было случиться, но я вряд ли могла написать статью, не коснувшись проблемы одноместного посадочного модуля.
Более того, д’Оливейра, кажется, тоже этого хотел.
В очередном вагоне мы добрались до окраины Голомбека. Этот город был первым портом захода для кораблей из космоса и поэтому в любое время суток кишел вновь прибывшими путешественниками с покрасневшими глазами. Большинство магазинов, баров и ресторанов работали круглосуточно, что тоже притягивало туристов. Из всех здешних достопримечательностей «Гидра» была, безусловно, самой старой. Когда-то – задолго до моего рождения – экскурсии действительно выезжали из Голомбека к месту посадки модуля, но это осталось в прошлом. Гора пришла к Магомету: городские окраины со всех сторон вплотную подступали к кораблю.
Мы с д’Оливейрой немного задержались в герметизированной смотровой галерее. По обеим сторонам от нас раскинулся подковообразный город, занимавший половину квадратного километра марсианской поверхности. Посадочный модуль находился посередине: крохотный, перекошенный серебристый конус впечатлял меньше модели, что содержалась внутри пресс-папье, которое показывал мне Джим. Я взглянула на других посетителей и отметила, что они с трудом скрывают свое разочарование. И я не стала бы их за это винить – я помнила, что ощущала сама, когда впервые увидела «Гидру».
«И это все?»
Но теперь я старше и впечатления совсем иные. Да, модуль крошечный; да, у него такой вид, словно он вряд ли переживет очередную пылевую бурю, – но в этом-то и суть. Будь модуль посолиднее, достижение Джима Гроссарта не было бы и вполовину таким великим.
– Хотите взглянуть поближе? – спросила я наконец.
– Вспомнить старые добрые времена?.. Почему бы нет?
Я, конечно, должна была догадаться: его голос прозвучал как-то иначе.
Мы выбрались из галереи на уровень поверхности. Народ стоял в очереди на роботоуправляемые автобусы, которые катились по запрограммированному маршруту вокруг места высадки, – точно так же было в моем детстве.
– Необязательно ехать, – сказал он. – Можно взять напрокат скафандр и пройтись пешком, если хотите.
– До самого модуля?
– Нет, к самому модулю не пустят. Но все равно мы подберемся гораздо ближе, чем на автобусе.
Я посмотрела на площадку и увидела, что там бродят три человека в скафандрах песочного цвета. Один фотографировал остальных на фоне посадочного модуля, явно пытаясь сделать кадр, куда не попали бы городские постройки. Мой спутник был прав: люди в скафандрах находились гораздо ближе к модулю, чем проезжавшие автобусы, но все равно до него оставалось метров сорок или пятьдесят, и никто из этих людей, кажется, не испытывал желания подойти вплотную.
Большинство туристов не могли заморачиваться с арендой скафандров, поэтому мы быстро получили амуницию.
– Кажется, здесь только два размера, – проворчала я, пока мы дожидались в шлюзовой камере. – Слишком маленький и слишком большой.
Он взглянул на меня без тени веселости:
– Этого достаточно.
Тут меня осенило.
– Разумеется, Брэд.
Мы вышли наружу. Над головой было темно, зато место посадки освещалось ярко, как днем, почти лишенное теней. Посадочный модуль стоял в двухстах метрах от нас, окруженный коллекцией грузовых модулей, марсоходов, научной аппаратуры и систем жизнеобеспечения. Он смахивал на потрепанный за многие века кельтский крест, окруженный чуть менее сакральными камнями.
– Что ж, Брэд, – произнесла я. – Я много о вас слышала.
– Знаю, что слышали.
– Знаете?
Мы побрели по песку цвета ржавчины.
– Я знаю, что обо мне рассказывают Гроссарт и д’Оливейра, так что не утруждайтесь.
– Что они рассказывают? Вы были не так уверены в необходимости путешествия на Марс? Но это трудно назвать нападками. Каждый имеет право на личное мнение.
Даже на три сразу, подумала я про себя.
– Они правы, несомненно: думаю, что нам не следовало сюда стремиться, – но если бы они говорили только это…
Он умолк, когда мимо нас проехал автобус со стеклянным корпусом, плавно скользивший на широких шинах по рыхлой пыли. Автобус был набит туристами, однако некоторые из них, кажется, больше интересовались своими бутербродами, а не «Гидрой».
– О чем еще они говорят, Брэд?
– Вы же наверняка знаете, так к чему притворяться?
– На самом деле я не уверена…
– Да о взрыве же, черт побери! О том самом, случившемся на середине пути. О том, который едва не сорвал нам посадку. Говорят, это я его устроил: пытался саботировать миссию.
– Вообще-то, они почти не упоминали о нем, то есть совсем не упоминали.
– О, вы добры, я признаю это.
– Знаю, но я сейчас о другом. Вы ведь никак не могли саботировать миссию… – Но я умолкла, потому что мой довод означал только одно: «Вас тогда не существовало, как не существует и теперь. Джим Гроссарт тогда был одним человеком, был…» И я неуклюже закончила: – Даже если бы вы передумали, не стали бы устраивать ничего подобного.
– Не стал бы. – Голос его теперь звучал мягче, почти доверительно. – Но наверное, стоило бы.
– Не могу согласиться. Марс не был дикой, нетронутой пустыней, когда мы, люди, прилетели, Брэд. Он был ничем: прискорбно пустой и стерильно-чистый холст. Мы ничего не разрушили, ничего не испортили.
Он остановился и огляделся по сторонам, задержав взгляд на многоярусных галереях города, вздымавшегося над нами, словно замерзшая волна.
– Вы называете это достижением?
– По сравнению с ничем? Да.
– А я называю это осквернением.
– Господи, мы здесь всего сто лет. Это наш первый набросок жизни на Марсе. Что с того, что он не лучший из всех возможных? У нас еще будет время улучшить его.
Несколько секунд он не отвечал.
– Вы говорите так, словно согласны с Джимом Гроссартом.
– Нет, я могу прожить без многого, чем так дорожит Джим, поверьте. Возможно, если на то пошло, мне ближе Мануэл д’Оливейра.
Мы снова тронулись с места, приближаясь к площадке с посадочным модулем.
– Этот придурковатый мистик?
– Пусть мистик, пусть придурковатый, зато он, без сомнения, знает, как совершать большой прыжок. – Я помолчала, недоумевая: с чего это я выгораживаю один аспект его личности перед другим? Но д’Оливейра казался таким же реальным, как и любой знакомый мне человек, и так же заслуживающим моей преданности. – К тому же он прав: отказ от миссии на Марс стал бы величайшей ошибкой человечества. И я тоже имею в виду не только фоссилии. Они еще откроют для нас несколько новых дверей, но даже если бы мы прибыли сюда и нашли одну пыль, то все равно поступили бы правильно. Вся разница в том, что Марс дает нам свободу выбора – пространство, чтобы совершать ошибки.
– Нет, – сказал он. – Мы уже совершили громадную ошибку. А я мог бы ее предотвратить.