* * *


За Разломом Орла




Подлинная история




Держа в ладонях пиалу с кофе, я размышляла о том, чем занимаюсь, вернувшись домой. Одно-единственное слово привело меня сюда с Земли – я всегда надеялась его услышать, но почти позабыла о нем за прошедшие семнадцать лет.

Слово это было «дерьмо», и оно более-менее отражало мое душевное состояние.

Гроссарт пообещал встретиться со мной в кофейне «Ленивцы» на среднем ярусе Страта-Сити. Мне пришлось пробивать себе путь к столику на двоих у окна, недоумевая, почему этот столик – явно с лучшим видом – оказался свободным. Скоро я поняла: кафе «Ленивцы» находилось прямо под стартовой площадкой для дайверов и кто-нибудь из них то и дело с треском пролетал мимо окна. Создавалось впечатление, что сидишь внутри небоскреба после краха фондовой биржи.

– Повторить, мэм?

Мохнатый робот-официант преодолел сплетение трубок под потолком, смахивавшее на кишечник, и завис над моим столиком.

Я решительно поднялась с места:

– Нет, спасибо. Я ухожу. Если меня спросит мужчина… Если он спросит Кэрри Клэй, передайте: чтоб ему мочиться против ветра.

– Ну что вы, это ведь не слишком приятно.

Тот самый мужчина возник рядом со столиком, словно призрак. Я взглянула на него, когда он усаживался на свободный стул, а потом вздохнула, покачав головой:

– Боже! Вы бы хоть попытались придать себе сходство с Гроссартом, если уж не в состоянии явиться вовремя.

– Прошу прощения. Вы же знаете, что пунктуальность не для нас, марсиан. Или знали когда-то.

Я возмутилась:

– На что это вы намекаете?

– Ну, вы провели какое-то время на Земле, верно? – Он подозвал щелчком пальцев официанта, который успел двинуться по потолку в обратный путь. – Мы совсем как японцы: никогда не доверяем тому, кто уезжает, а потом возвращается. Пожалуйста, два кофе.

Я вздрогнула, когда мимо окна просвистел дайвер.

– На этот раз сделайте… – начала я, но официант уже удалился.

– Смотрите, теперь вы связаны обязательством.

Я снова бросила оценивающий взгляд на лысеющего мужчину средних лет.

– Вы не Джим Гроссарт. Даже отдаленно не похожи. Я встречала и более убедительных…

– Двойников Элвиса?

– Кого?

– То же самое говорили про Элвиса, когда он оставил затворничество. Что он выглядит не так, как ожидали поклонники.

– Понятия не имею, о ком или о чем вы толкуете.

– Разумеется, не имеете, – сказал он, торопливо переходя на извиняющийся тон. – Вы и не должны. Это моя вина: постоянно забываю, что не все помнят такие давние события. – Он указал на мой пустой стул. – Не присядете, чтобы мы могли нормально поговорить?

– Спасибо. То есть спасибо, нет.

– И я предполагаю, что даже слово «дерьмо» на данном этапе никак не поможет делу?

– Простите, – помотала я головой. – Вам придется сделать гораздо больше.

Слово, конечно, имело значение, однако меня не сильно впечатлило то, что оно известно собеседнику. Я не оказалась бы на Марсе, если бы некто, знавший его, не связался с моим агентством. Проблема состояла в том, что этот человек едва ли был тем, кого я искала.

Все это началось довольно давно.

Я сделала себе имя, освещая важные события на Земле – единственная журналистка, допущенная в Ватикан в период Перезагрузки Папства, – однако до того я считалась на Марсе репортером средней руки. Мною было написано много статей, но больше всего я гордилась одной, посвященной первой высадке – событию, которое с каждым десятилетием становилось все более туманным и все сильнее обрастало мифами. Считалось, что Джим Гроссарт и остальные погибли во время беспорядков, но я доказала, что дело могло обстоять иначе. В конце концов, ни одного тела не нашли. А беспорядки давали шанс легко исчезнуть из поля зрения общественности раньше, чем груз славы сделается слишком тяжким. Нелишне напомнить также, что прорыв в медицине, который и спровоцировал беспорядки, позволил бы любому человеку той эпохи дожить до сегодняшнего дня, пусть даже «Гидра» совершила посадку столетие назад.

Я и тогда понимала, что вероятность ничтожно мала, однако – сознательно опустив один факт, обнаруженный за время расследования, – оставила способ связаться со мной.


– Ладно, – произнес он. – Давайте я посвящу вас кое во что. Первым словом, произнесенным на Марсе, было слово «дерьмо», и на этом мы сходимся, но далеко не всем известно, что я произнес его, потому что на предпоследней перекладине лестницы у меня соскользнула нога.

Я позволила себе движением брови выразить легкое удивление, не более того. Он продолжил:

– При передаче сообщения слово вырезали, получилось совершенно незаметно. Сообщения приходили на Землю с двадцатиминутной задержкой, и никто не обратил внимания на несколько лишних секунд, потребовавшихся цензорской программе. Помните, как запинался Нил Армстронг, читая свои стихи на Луне? Никто не позволил бы вновь случиться такому.

Официант подал нам кофе, цепляясь за трубки на потолке четырьмя задними конечностями, пока длинная пара передних опускала на стол дымящиеся пиалы. Дешевый коричневый мех плохо прикрывал остов робота.

– Только мне кажется, что это Луи сбивался, читая стихи, – сказала я.

– Луи?

– Армстронг. – Я отхлебнула кофе, он имел насыщенный цвет сливочной ириски, как и настоящее марсианское небо. – Первый человек на Луне. Но опустим это.

Он махнул рукой: мол, ошибся, но это ничего не меняет.

– Не важно. Суть в том, или была в том, что все, сказанное на Марсе, передавалось на Землю через «Гидру». Но корабль не просто отправлял сообщения, он еще и сохранял копии, занося их в карту памяти. И туда все записывалось без цензуры.

Я еще раз с опаской глотнула из пиалы. Я и забыла, какие напитки нравятся нам, марсианам: пиво в глиняных кружках, способных впечатлить своими размерами даже викинга, и кофе в посудинах, из которых вполне мог бы прихлебывать кумыс Чингисхан после целого дня кровопролития.

– Расскажите, как мне удалось заполучить карту памяти, – и я, возможно, останусь, чтобы допить кофе.

– Вот этого я не могу знать наверняка.

– Ага. – Я улыбнулась. – Слабое место.

– Нет, просто я понятия не имею, кому Эдди мог продать карту. Но сам я точно продал ее ему. Он растаман, приторговывает всякой раннемарсианской всячиной. Но в последний раз я видел Эдди несколько десятилетий назад.

Все это внезапно перестало походить на совсем уж напрасную трату времени.

– Эдди до сих пор занимается своей торговлей, – сказала я, припомнив запах дури, сочившийся из передвижной лавки старьевщика и разливавшийся по пологим склонам долины Ареса. – Карту он никому не продавал до меня, пока я не занялась расследованием, касающимся «Гидры».

Он откинулся на спинку стула:

– Итак, теперь вы готовы согласиться с тем, что я тот, за кого себя выдаю?

– Я не уверена. Пока еще.

– Но вы настроены менее скептично, чем несколько минут назад?

– Вероятно, – ответила я.

Все это еще предстояло всесторонне обдумать.

– Послушайте, мой внешний вид – не моя вина. Гроссарт, которого вы знаете по своим исследованиям, был мальчишкой, тридцатилетним парнем.

– Но вы, должно быть, прошли курс лечения от старости, иначе мы не вели бы сейчас этот разговор.

– Верно, только это было ничуть не похоже на марсианское лечение. Не забывайте: если бы его можно было пройти запросто, вообще не случилось бы никаких беспорядков. А я в то время был слишком занят, стараясь исчезнуть, чтобы думать еще и о качестве лечения. – Он потер рукой макушку: морщинистая красная кожа в венчике колючих седых волос. – Мой психологический возраст составляет примерно семьдесят лет, хотя я родился сто тридцать два года назад.

Теперь я взглянула на него внимательнее, вспоминая изображения Джима Гроссарта, с которыми ознакомилась много лет назад. Его лицо было настолько лишено индивидуальных черт – чистый холст, – что не было смысла гадать, как он мог бы выглядеть в старости. Но на самом деле ничто в человеке, сидевшем напротив, не противоречило моим ожиданиям.

– Если вы действительно Джим Гроссарт… – Теперь я говорила, понизив голос.

– Никаких «если», Кэрри.

– Какого черта вы ждали семнадцать лет, чтобы со мной встретиться?

Он улыбнулся:

– Вы уже допили кофе?



Мы вышли из «Ленивцев» и поднялись на лифте на шестнадцатый уровень города, к тому месту, откуда прыгали дайверы. Их падение начиналось с мостков, которые выступали на тридцать метров из городской стены и завершались кольцеобразной платформой. Дайверы в ярких костюмах стояли в ожидании на кольце – ограждение было только с внешней стороны, – и время от времени один из них шагал в центр кольца и падал. Иногда они прыгали по двое и по трое; иногда были связаны друг с другом. Из всей амуниции у них имелось лишь дыхательное оборудование и костюмы белок-летяг – ни парашюта, ни страховочного реактивного ранца.

Это сильно смахивало на самоубийство. А иногда им и являлось.

– Должно быть, это весело, – заметил Гроссарт, пока мы уютно сидели в герметизированной смотровой галерее.

– Ага. Если вы клинический сумасшедший.

Мне тут же захотелось взять свои слова обратно, однако Гроссарта они, кажется, не задели.