Пока мы шли к таверне, дождь сек нам лицо. У всех нас троих под промокшими плащами были надеты кольчуги, но мечей и шлемов мы не взяли. Вместо них — грубой вязки шерстяная шапка и нож, который каждый моряк носит на поясе. Я хромал, Гербрухт слегка поддерживал меня. Земля раскисла, вода лилась с крытой соломой крыши таверны.
— Довольно! Стойте там! — крикнул нам более рослый из пары в красных плащах, когда мы приблизились к двери.
Мы покорно остановились. Те двое стояли под крыльцом, и их явно забавляло, что мы вынуждены ждать под проливным дождем.
— Что вам тут понадобилось? — спросил высокий.
— Лорд, мы ищем укрытие, — ответил Гербрухт.
— Я не лорд. И за укрытие тут берут плату с кораблей, — объявил дружинник.
Он был рослый, широколицый, с густой окладистой бородой, коротко подстриженной. Под красным плащом была кольчуга, на груди висел покрытый эмалью крест, а на боку длинный меч. Вид у него был уверенный и деловитый.
— Ну конечно, — смиренно сказал Гербрухт. — Плату мы должны внести тебе?
— Мне, разумеется. Я тут городской рив. С вас три монеты. — Он протянул руку.
Гербрухт был не самый смышленый из людей, поэтому просто вытаращился, что являлось лучшим ответом на столь возмутительное требование.
— Три? — воскликнул я. — Да мы в Лундене одним обошлись!
Высокий неприятно улыбнулся:
— Дедуля, плати три. Или ты хочешь, чтобы мои парни обшарили твою жалкую лодку и забрали то, что нам понравится?
— Ясное дело, нет, — обрел дар речи Гербрухт. — Заплати ему, — бросил он мне.
Я достал из кошеля монеты и протянул высокому.
— Неси их сюда, дубина ты этакая! — потребовал он.
— Несу. — Я заковылял через лужу.
— Кто ты такой? — спросил высокий, сгребая серебро с моей ладони.
— Его отец, — сказал я, кивнув в сторону Гербрухта.
— Мы паломники из Фризии, — пояснил Гербрухт. — Мой отец хочет попросить исцеления у шлепанцев святого Григория в Контварабурге.
— Все так, — закивал я.
Свой амулет в виде молота я спрятал под кольчугу, а оба моих спутника были христиане, и на шее у них висел крест. Ветер рвал солому из кровли таверны, вывеска в виде бочки опасно раскачивалась. Дождь не ослабевал.
— Черт бы побрал этих чужеземцев-фризов, — пробормотал с подозрением высокий. — Еще и паломники! С каких это пор паломники носят кольчугу?
— Это самая теплая одежда, какая у нас есть, — проговорил Гербрухт.
— Да и корабли данов рыщут в море, — вставил я.
Длинный осклабился:
— Дедуля, староват ты для драки, и уж тем паче с датскими викингами! — Он снова посмотрел на Гербрухта и добавил язвительно: — Священные шлепанцы вам понадобились, значит?
— Прикосновение к туфлям святого Григория исцеляет больных, — подтвердил Гербрухт. — А отец мой страдает от горячки в ногах.
— Многовато вы захватили паломников, чтобы вылечить ноги одного старика, — недоверчиво заметил высокий, кивнув в сторону «Сперхафока».
— По большей части это рабы, — пояснил Гербрухт. — Некоторых мы собираемся продать в Лундене.
Высокий внимательно смотрел на «Сперхафок», но мои парни или сидели, сгорбившись, на банках, или забились под рулевую площадку. День был пасмурный, лил дождь, никто бы не разобрал, рабы это или нет.
— Вы работорговцы? — спросил он.
— Так и есть, — подтвердил я.
— Тогда вы обязаны уплатить пошлину! Много у вас невольников?
— Тридцать, мастер, — сказал я.
Длинный помедлил. Я понимал, что он прикидывает, сколько запросить.
— Пятнадцать шиллингов, — изрек он наконец и протянул руку.
На этот раз уже я вытаращился на него, и его ладонь легла на эфес меча.
— Пятнадцать шиллингов, — повторил он членораздельно, как если бы подозревал, что фризы не поймут сказанного. — Или мы заберем ваш товар.
— Хорошо. — Я тщательно отсчитал пятнадцать серебряных чешуек и ссыпал их ему на ладонь.
Высокий ухмыльнулся, довольный, что одурачил иноземцев.
— А смазливых бабенок на вашем корабле нет?
— Трех последних продали в Дамноке, — ответил я.
— Жаль, — сказал длинный.
Его приятель хмыкнул:
— Погодите пару дней, и мы сможем предложить вам на продажу пару мальчиков.
— Очень маленьких?
— Младенчики.
— Это не про вас товар! — рявкнул первый, явно раздосадованный тем, что спутник завел разговор про детей.
— Мы за маленьких мальчиков хорошо платим, — заявил я. — При помощи плети их можно вышколить как надо. За пухлого послушного мальчишку не сложно выручить добрую цену!
Я выудил из кошеля золотую монету и подбросил ее пару раз на ладони. Я как мог старался подражать фризскому говору Гербрухта и явно преуспел, потому что никто из собеседников ничего не заподозрил.
— Маленькие мальчики продаются почти так же хорошо, как молодые женщины, — продолжил я.
— Мальчики, может, будут продаваться, а может, и нет, — буркнул длинный. — Но если вы их купите, то с обязанностью сбыть за границей. Тут их перепродавать нельзя. — Глаза его проводили золотую монету, которая, отправившись обратно в кошель, звякнула о своих товарок.
— Как тебя зовут? — почтительно спросил я.
— Вигхельм.
— А меня Лиудульф, — представился я распространенным фризским именем. — Нам нужно убежище, и ничего больше.
— Старик, сколько вы собираетесь пробыть здесь?
— Как далеко отсюда до Контварабурга? — осведомился я.
— Десять миль, — сказал длинный. — Нормальный человек способен дойти туда за день, но тебе неделя понадобится. Как ты собираешься туда добираться? Ползком?
Он и его спутник расхохотались.
— Я пробуду здесь столько, сколько мне потребуется, чтобы добраться до Контварабурга и вернуться.
— И нам нужно какое-нибудь жилье, — добавил у меня из-за спины Гербрухт.
— Можете поселиться в одной из тех хижин, — разрешил Вигхельм, кивнув на противоположный берег маленькой гавани. — Но позаботьтесь, чтобы ваши проклятые рабы оставались в оковах.
— Разумеется, — ответил я. — Спасибо. Бог благословит тебя за твою доброту.
Вигхельм на это вновь хохотнул, потом они с товарищем вернулись в таверну. Я едва успел заметить сидящих за столами людей, как дверь захлопнулась, и было слышно, как лязгнул засов.
— А это и в самом деле городской рив? — спросил Фолькбальд, пока мы шли обратно к кораблю.
Вопрос не праздный. Мне было известно, что у Этельхельма есть земли по всей Южной Британии, наверняка владеет он и какой-то частью Кента. Вот только едва ли Эдгифу стала искать убежища где-то вблизи этих имений.
— Врун он бессовестный, вот кто он такой, — отрезал я. — И задолжал мне восемнадцать шиллингов.
По моему предположению, Вигхельм или кто-то из его людей наблюдал из таверны, как мы переводим «Сперхафок» через реку и швартуемся у полусгнившей пристани. По моему приказу половина воинов, покидая корабль, передвигали ноги так, будто им мешают кандалы. Это представление их забавляло, но дождь был такой сильный, а день такой пасмурный, что едва ли кто мог разглядеть издалека их ухмылки. Большинству членам команды пришлось разместиться в складском строении, потому что в маленькой хижине, где в очаге яростно полыхал плавник, места не хватало. Хозяин, здоровяк по имени Калф, был рыбаком. Они с женой угрюмо смотрели, как добрая дюжина чужаков вваливается в комнату.
— Да вы чокнулись, если выходили в море в такую погоду, — наконец заявил Калф на ломаном английском.
— Боги сберегли нас, — ответил я ему по-датски.
Лицо у него просветлело.
— Так вы даны!
— Даны, саксы, ирландцы, фризы, норманны и много кто еще. — Я выложил на бочку, служившую семье столом, два шиллинга. Присутствие тут данов меня не удивило: десятки лет назад они вторглись в эту часть Кента и многие осели здесь, женились на местных и приняли христианство. Я кивнул на серебряные монеты. — Одна из них за предоставленный нам кров. Вторая — если откроешь рот.
— Открою рот? — Рыбак растерялся.