Я ничего не слышу, в голове такой звон, как будто я сижу возле парового молота. И не вижу. Но это ладно – я и дышать не могу. Засыпало! Судорожно дергаюсь извиваюсь. Руки проваливаются в пустоту, еще одно усилие и в легкие врывается воздух. Кислый, пахнущий гарью, огнем и металлом, но боги, какое счастье. Вспоминаю, что глаза теперь тоже можно открыть. Надо мной чистое небо – накат из бревен, похоже, снесло взрывной волной. Все-таки перестарался.
Поезда больше нет. С первого взгляда понимаю, что мы зря нагнали сюда столько народа. От первого вагона остался только кусок крыши, остальные повалены и измяты, деревянная обшивка кое-где горит. С последними примерно такая же ситуация. Относительно неплохо сохранились только те три, что в середине. Но сомнительно, что там кто-то способен оказывать сопротивление. Опять грязная работа.
Ну хорошо, пора выбираться. Нужно убедиться, что из наших никого не прибило. Выбраться из окопа с первого раза не выходит, руки подламываются. Оказывается, меня здорово тряхнуло. Контузия, как ее описывали в книгах – я до сих пор не слышу ничего, кроме звона, а зрение слегка плывет. С третьего раза удается выползти из порушенного окопа и взгромоздиться на ноги – как раз вовремя, чтобы увидеть несколько партизан во главе с Рубио, бредущих ко мне. Им не так сильно досталось, все же их окопы вдвое дальше, но впечатление взрыв явно произвел.
– Паршиво выглядишь, – сообщает старик. Голос доносится как сквозь вату. – Не бережешь ты себя.
– Раненые есть? – спрашиваю.
– Да кто ж их знает, – пожимает плечами трибун. – Вроде все живы. Ладно, хватит здесь топтаться. Пойдемте, посмотрим, что у нас получилось.
Мы и пошли. Первыми осмотрели наименее пострадавшие вагоны. В двух из них ехали чистые – их добивали без жалости. Кололи штыками. Не из боязни выдать себя – после такого-то фейерверка, патроны экономили. Мерзкое занятие. Кто-то из повстанцев отказывался заниматься мясницкой работой. Заставлять не стали – нашлось достаточно тех, кто не страдал излишним гуманизмом. Отказавшиеся не остались без работы – нужно было собрать трофеи, которых оказалось неожиданно много. Позже выяснилось, что в поезде было даже пять картечниц Гатлинга с изрядным запасом патронов. Очень ценное приобретение, жаль, две оказались безвозвратно испорчены.
Выживших жандармов было достаточно – больше сотни. Посоветовавшись, решили не добивать. Спорное решение, но я был рад, что оно было принято. В ближайшее время никто из них уже не будет участвовать в боях с бунтовщиками, так и незачем зря кровь лить.
Наиболее пострадавшие вагоны оставили напоследок. Рубио вообще не хотел туда лезть – время поджимало, очень скоро о катастрофе станет известно властям. Больших сил в ближайших окрестностях нет, а проблема с оружием у нас временно не актуальна, но зачем лишние потери? День и так выдался непростой.
Стон, донесшийся из первого вагона я не услышал. Зато услышал, как кто-то из повстанцев крикнул: «Там кто-то живой!» и принялся отдирать тлеющую деревяшку от боковины первого вагона. Я не успел крикнуть, чтобы он прекратил и дождался подмоги. Доска, наконец, поддалась, а в следующий момент верхняя половина тела «спасателя» осыпалась невесомым пеплом. Столб света больше походил на тот, что испускали прожекторы в лагере чистых, только был гораздо насыщеннее. Ничего общего с теми лучами, которыми обычно орудуют рядовые чистые. Кажется, нам попался кто-то рангом повыше.
– Всем укрыться! – Рубио сориентировался мгновенно. Жаль только, командует он не преторианцами, которые сначала выполняют приказ, а потом думают. Замешкавшихся было достаточно, и некоторые попали под раздачу, как только священник выбрался-таки из покореженного вагона.
Стрелять я начал, как только увидел чистого. И не я один. Пули летели со всех сторон. Бестолку. Вокруг неторопливо шагающего сияющего силуэта вихрятся струйки пепла – пули не успевают долететь до тела врага.
– Это иерарх! – кричит кто-то панически. Как будто теперь, зная кто именно нас будет нас распылять, станет легче.
Однако эта тварь действительно неуязвима. Он не обращает внимания на наши жалкие потуги его прикончить, время от времени превращая одного из повстанцев в пепел.
– Да он нас так, пожалуй, он нас в одиночку перещелкает! – кричит Доменико, который прячется за тем же покореженным вагоном, что и я.
– Не может же он быть бессмертным, – отвечаю. Сквозь потоки света, овевающие иерарха заметно, что по лицу у чистого течет кровь. Пострадал после взрыва. Значит, убить его можно.
Тем не менее, пока у него отлично получается. Я не успеваю считать количество потерь. Партизаны то и дело рассыпаются пеплом.
– Командую отход, – не выдерживает Рубио. – Отходите!
Действительно, так у нас скоро кончатся патроны. Шквал свинца немного тормозит ходячий прожектор, вот только это ненадолго. В ящиках, что мы затрофеили еще много боеприпасов, только поди их еще снаряди. Да что ж такое! Неужели мы так и сбежим? Неужели всего один иерарх может превратить победу в поражение?
Хрена с два. Я так просто не сдамся. Бросаю разряженную винтовку и бегу прочь от остатков поезда. Краем глаза замечаю, как столб света мечется в мою сторону, но не успевает – я уже скрылся в зарослях. Кто-то из повстанцев кричит от ярости, кто-то, кажется, решает последовать моему примеру. Только я не убегаю. Мне нужен динамит – та часть, что я оставил на всякий случай. Вот и пригодится. Я пока не знаю, как именно я подберусь к чистому, но не попытаться просто глупо. Рюкзак с динамитом нашелся на своем месте. Рву клапан – некогда возиться с завязками, вдавливаю в торцы шашек взрыватели. Десять фунтов. Чуть меньше пяти килограммов. Примерно столько осталось взрывчатки – я побоялся укладывать под рельсы ее всю. То ли думал, что может еще понадобиться, то ли опасался слишком сильного взрыва. Теперь не важно.
Стрельба стихает. Большая часть повстанцев либо бежит, либо уже мертва. Перед вырубкой падаю на живот, дальше ползу по-пластунски. Чистый за минуту, конечно, никуда не делся, и даже не потускнел. Не все повстанцы сбежали – кто-то продолжает отстреливаться, периодически меняя позицию. Война быстро учит. Нахожу глазами рыжее пятно. Кера, оказывается, тоже никуда не делась, более того, они с Доменико и стариком готовят один из трофейных пулеметов к стрельбе. С моей позиции их видно, а вот священник пока не замечает – они удачно спрятались с другой стороны железнодорожной насыпи. Сейчас дадут очередь. Вряд ли поможет, но, может, хоть отвлечет – а это именно то, что нужно. А, главное, решился вопрос со способом подрыва. Значит, подождем. Чистый стоит спиной и сосредоточен на том, что шарит своим монструозным столбом света по обломкам, откуда то и дело доносятся выстрелы – не сдались еще парни, продолжают сопротивляться. Это при том, что большинство уже «отступило», а попросту бежали сломя голову. Никаких претензий, кстати. Тут поневоле растеряешься. Кроме меня оружия никто не бросил, вроде бы, значит, рассчитывают еще повоевать.
Буханье картечницы раздается неожиданно. Я отвлекся на наблюдение за иерархом, и пропустил момент, когда орудие выкатили из-за укрытия. Как и ожидалось, пули не причиняют вреда, но какой-то эффект все-таки оказывают. Чистый, будто получив легкого пинка, делает пару шагов вперед, чуть не теряя равновесие.
Решиться выскочить на открытое место чертовски трудно. Очень уж ярко вспоминаются ощущения, когда мне утюжили спину своими очищающими лучами те чистые, в лагере. Шрамы будто стянуло, зуд появился. Я не медлю, но первые шаги неуверенные. Кажется, вот сейчас он обернется, и я всей шкурой почувствую, как сгорает моя плоть… И чистый действительно начинает поворачиваться. Все, хватит. Я сбрасываю лямку рюкзака с плеча, и крутнувшись, как метатель дисков, швыряю груз под ноги иерарха. Расстояние между нами шагов десять – и теперь я понимаю, что это мало, очень мало. Инерцию я погасил за счет броска, и теперь бегу обратно, почти прямо на изрыгающую пламя картечницу. Вижу удивленное и возмущенное лицо старика, вижу, как он начинает крутить ручку, смещая прицел.
Я чувствую, как проваливаюсь в транс. В голове возникает картинка с траекториями каждой выпущенной из картечницы пули. Все они бьют в сверкающую фигуру. Старик понял мой замысел, но для того, чтобы сместить прицел нужно время – на Гатлингах это не такой уж быстрый процесс. Еще пара шагов. Желтые линии в моем воображении все ближе к неопрятному мешку в, который упал в двух шагах от иерарха – очень удачно. Чуть дальше, и динамит мог рассыпаться так же, как и все, что попадает в сияющий кокон вокруг священника. Чистый уже сообразил, какую опасность несет рюкзак, и шагает к нему, только не быстро. Идет будто против сильного ветра. Еще шаг и я падаю. Очередная пуля попадет прямо в камень насыпи. Нужно приложить совсем небольшое усилие, чтобы она срикошетила в нужную сторону. Взрыв! Земля, в который раз за сегодня подбрасывает меня вверх, а затем ощущение тела пропадает, и сознание начинает медленно уплывать.
Провалиться в блаженное небытие мне не позволили. Чернота почти заполнила область зрения, когда кто-то начал немилосердно трясти мое избитое тело.
– Поднимайся, брат! Не время умирать! Там Еве плохо!
Какой Еве? Не знаю никакую Еву. Голова соображает туго, мысли ворочаются вяло и неохотно. Ровно до тех пор, пока я не понимаю, что под этим именем знают Керу. После такой новости ясность сознания почти вернулась. Чтобы полностью прийти в себя, я выдернул нож с пояса Доменико и с силой провел лезвием по ладони. Идиотское решение, однако, на удивление, помогло. Резкая боль немного прочистила мозги, я, наконец, вспомнил, как говорить:
– Помоги встать. Что случилось?
– Сам посмотри, – предложил кузен, помогая сесть. Зрелище было действительно экзотическое. Ева – а это, похоже, была именно она, с плачем и хохотом колола штыком тело чистого. От человека там, собственно, ничего уже не осталось – так, кровавое месиво. Сама девушка тоже с ног до головы была покрыта красным. Рядом стоял Мануэль, растерянно глядя на вакханалию.
– Мы пытались ее оттащить, сначала, – пояснил Доменико. – Только не получилось. Отшвырнула.
– Давно она так?
– Да пару минут уже.
Странно, мне казалось, между взрывом и моментом, когда меня усадили прошло всего несколько секунд. Что ж, пора прекращать. Кажется, я догадываюсь, откуда такая реакция. На ноги поднялся с помощью эквита, дальше доковылял самостоятельно. Ничего не болело, кроме порезанной собственноручно ладони, но голова кружилась довольно сильно.
– Ева, хватит. Он ведь не один был, вспомни. Там еще минимум пятеро было.
Девушка замерла с занесенным над трупом штыком, повернула свое безумное, покрытое брызгами крови лицо, и воткнула в меня пронзительный взгляд своих зеленых глаз.
– Десять. Их было десять.
– Да хоть сколько, – пожал я плечами. – Давай уже заканчивай, дел еще полно.
– Я, патриция43 Ева Августа, даю настоящую клятву в том, что буду решительна и беспощадным к врагам Диего Ортеса, не выпущу из рук оружия, пока каждый присягнувший чистому богу не будет уничтожен. Я клянусь мстить врагам жестоко, беспощадно, неустанно. Кровь за кровь, смерть за смерть!!! Я клянусь, что скорее умру, чем предам себя и Диего Ортеса перед лицом чистых и их пособников.
– Клятва легиона! – пораженно прошептали рядом.
– Что?
– Это сакральная клятва легиона, – пояснил свои слова Рубио. – Только она клянется не стране и императору, а Диего. Вы теперь связаны, парень, навсегда. Даже если… – старик резко замолчал, но я понял, о чем он чуть не проговорился. Даже если Кера исчезнет. Что ж, я, в общем, не против.
Вот и все, остался только эпилог. Надеюсь, вам понравилось. Продолжение – «Мастер проклятий. Сепаратист» можно найти на автор тудей.
Эпилог
В самом центре вечного города, на площади, которая в самом скором времени будет названа в честь святого подвижника Ноны стоит храм. Он построен всего несколько лет назад, и очень отличается архитектурой от окружающих зданий. В народе его уже прозвали «Торжество чистоты». Это название неплохо отражает суть здания. Ослепительно сияющий куб из стекла и металла полностью прозрачен – любой может наблюдать происходящее в храме. Священнослужителям нечего скрывать от окружающих – их поступки так же чисты, как их помыслы. Этой ночью в храме не проводится служб. Прохожие, если бы таковые осмелились слоняться в столь позднее время в непосредственной близости от храма, могли бы полюбоваться редким зрелищем: все девять иерархов собрались в средоточии и ведут неспешную беседу. А вот содержание ее услышать не мог никто – иерархи позаботились о том, чтобы некоторые тайны оставались недоступны для любого, кто не входит в их круг.
– Таким образом нашим эмиссарам в стране норманнов пока по-прежнему не удается закрепиться, – докладывает один их иерархов. Впервые увидевший этого невысокого мужчину наверняка скривился бы от отвращения, увидев провалившийся нос. Правда, уже несколько лет не находилось храбрецов, позволявших себе демонстрировать это отвращение. Когда-то подвижник Коинт явился в один из первых тогда храмов чистоты, надеясь, что новый бог сможет излечить его от болезни, которая обезобразила ему лицо и медленно убивала. Чистый ответил на его молитвы и дал даже больше, чем можно было рассчитывать. Правда, исправить внешность последователя бог не смог, но подвижника это очень быстро перестало беспокоить. Впрочем, здесь, среди иерархов чистоты подвижник не сильно выделялся внешностью. Благородством черт не мог похвастаться никто из них, ведь каждого чистый бог вознес когда-то с самого дна жизни.
– Правительство отказывается получать флогистон, – продолжал тем временем докладчик. – Мы смогли наладить контрабандный канал поставки, но продукт не пользуется значительным спросом, даже при попытках отдавать его бесплатно. Фабриканты пока опасаются отказываться от угля, уповая на то, что наши поставки могут быть в любой момент прерваны. Ценой значительных усилий нам удалось договориться с мастерской Бенца о том, чтобы они ставили на свои локомобили котлы, работающие на флогистоне, под обещание непрерывных поставок, однако они все равно оставляют возможность перехода на топливо. Из-за этого цена на их локомобили упала не настолько сильно, как могла бы. Что касается проповедников, пока и вовсе нечем похвастаться. Их гонят отовсюду, несмотря на чудеса, которые они являют. Среди норманнов пока достаточно тех, кто может показать не меньшую силу благодаря своим мерзким божкам.
– Это печальные вести, Коинт. – Прервал говорившего иерарх Прим. – Однако неудачи у внешних народов волнуют нас меньше, чем волнения в республике. Я предлагаю вернуться к обсуждению внешних дел позже, а пока хотелось бы услышать Тетрия.
– Мы потеряли контроль над Дакией, севером Галлии и севером Ишпаны. – Коротко рапортовал Тетрий. – Послать сколько-нибудь крупные силы на усмирение провинций пока не представляется возможным. Причин несколько. Слухи об очищенных полностью поселках и городках разошлись слишком широко. Вина лежит на жандармерии – они не смогли организовать фильтрацию беженцев, отчего информация разошлась по всей республике. Остановить распространение вредного знания пока не представляется возможным. Более того, кое-где люди начинают задаваться вопросом, а такое ли уж благо – церковь чистоты. Если язычников нам простили, хоть и со скрипом, то расправа над вроде бы верными последователями чистого вызывает слишком много вопросов. Вторая причина в том, что невозможно использовать регулярную армию. Сенат воспротивился вводу войск. Они аргументируют это тем, что легионы сейчас крайне необходимы на границах.
– Это правдивая информация? – заинтересовался Прим. – Опасность внешней войны действительно реальна?
– Трудно утверждать уверенно, – вставил иерарх Кварт. – Опасность войны существует всегда, а сейчас республика действительно ослабла. Однако эмиссары так же докладывают, что войска настроены резко против того, чтобы воевать со своими гражданами. Есть подозрение, что сенат просто опасается, что солдаты, если их отправят усмирять бунтовщиков, начнут переходить на сторону последних, что только ухудшит положение.
– Что ж, ситуация ясна, – подытожил Прим. – В таком случае завтра я дам сенату ответ церкви. Нам было предложено пока отойти в сторону, и предоставить подавление бунта гражданским властям. Причем темпы усмирения следует временно уменьшить, сосредоточившись более на мелких очагах неповиновения, оставляя крупные на тот момент, когда республика успокоится и у нас высвободится достаточно сил для резкого и решительного очищения. Церковь устраняется от усмирения бунтующих, под тем предлогом, что они остаются последователями чистого бога и все их преступления не против церкви, но против гражданских властей. Это нужно будет донести до граждан через прессу. В связи с этим нам будет необходимо не допустить распространения знаний о недавнем уничтожение пятидесяти спир. Нам не нужно падение авторитета церкви и чистого бога. Это не значит, что бунтовщиков оставят в покое. Давление ослаблять нельзя ни в коем случае, кроме того, необходимо полностью исключить просачивание бунтовщиков на территорию метрополии. И если в боевых действиях мы действительно пока не должны участвовать, то уж обеспечить последнее мы не только способны, но и обязаны перед богом.
– Но как тогда быть с Ноной? – подал голос иерарх Септим.
– Да уж, этот идиот ухитрился сдохнуть в неподходящее время и в неподходящем месте. – Поморщился Прим. – Его смерть замолчать уже не получится. Что ж, я поставлю сенату ультиматум. Они должны будут казнить убийцу или убийц Ноны в трехмесячный срок. Их поиски и поимка остаются на их совести. Главное – смерть убийц. Иначе иерархам чистоты придется пройтись по взбунтовавшейся провинции полным составом, после чего города и поселки Каталонии опустеют полностью.
* * *
notes
Примечания
1
Инсула – многоэтажный жилой дом в др. Риме, квартиры в котором сдаются в наем. Жилье преимущественно бедняков и представителей среднего класса.
2
Праздник, посвященный богине Ангероне, покровительствующей тайным силам, молчанию, утешению и исцелению от болезней. В описываемом мире основная ее специализация именно тайные силы, маны.
3
Поезда больше нет. С первого взгляда понимаю, что мы зря нагнали сюда столько народа. От первого вагона остался только кусок крыши, остальные повалены и измяты, деревянная обшивка кое-где горит. С последними примерно такая же ситуация. Относительно неплохо сохранились только те три, что в середине. Но сомнительно, что там кто-то способен оказывать сопротивление. Опять грязная работа.
Ну хорошо, пора выбираться. Нужно убедиться, что из наших никого не прибило. Выбраться из окопа с первого раза не выходит, руки подламываются. Оказывается, меня здорово тряхнуло. Контузия, как ее описывали в книгах – я до сих пор не слышу ничего, кроме звона, а зрение слегка плывет. С третьего раза удается выползти из порушенного окопа и взгромоздиться на ноги – как раз вовремя, чтобы увидеть несколько партизан во главе с Рубио, бредущих ко мне. Им не так сильно досталось, все же их окопы вдвое дальше, но впечатление взрыв явно произвел.
– Паршиво выглядишь, – сообщает старик. Голос доносится как сквозь вату. – Не бережешь ты себя.
– Раненые есть? – спрашиваю.
– Да кто ж их знает, – пожимает плечами трибун. – Вроде все живы. Ладно, хватит здесь топтаться. Пойдемте, посмотрим, что у нас получилось.
Мы и пошли. Первыми осмотрели наименее пострадавшие вагоны. В двух из них ехали чистые – их добивали без жалости. Кололи штыками. Не из боязни выдать себя – после такого-то фейерверка, патроны экономили. Мерзкое занятие. Кто-то из повстанцев отказывался заниматься мясницкой работой. Заставлять не стали – нашлось достаточно тех, кто не страдал излишним гуманизмом. Отказавшиеся не остались без работы – нужно было собрать трофеи, которых оказалось неожиданно много. Позже выяснилось, что в поезде было даже пять картечниц Гатлинга с изрядным запасом патронов. Очень ценное приобретение, жаль, две оказались безвозвратно испорчены.
Выживших жандармов было достаточно – больше сотни. Посоветовавшись, решили не добивать. Спорное решение, но я был рад, что оно было принято. В ближайшее время никто из них уже не будет участвовать в боях с бунтовщиками, так и незачем зря кровь лить.
Наиболее пострадавшие вагоны оставили напоследок. Рубио вообще не хотел туда лезть – время поджимало, очень скоро о катастрофе станет известно властям. Больших сил в ближайших окрестностях нет, а проблема с оружием у нас временно не актуальна, но зачем лишние потери? День и так выдался непростой.
Стон, донесшийся из первого вагона я не услышал. Зато услышал, как кто-то из повстанцев крикнул: «Там кто-то живой!» и принялся отдирать тлеющую деревяшку от боковины первого вагона. Я не успел крикнуть, чтобы он прекратил и дождался подмоги. Доска, наконец, поддалась, а в следующий момент верхняя половина тела «спасателя» осыпалась невесомым пеплом. Столб света больше походил на тот, что испускали прожекторы в лагере чистых, только был гораздо насыщеннее. Ничего общего с теми лучами, которыми обычно орудуют рядовые чистые. Кажется, нам попался кто-то рангом повыше.
– Всем укрыться! – Рубио сориентировался мгновенно. Жаль только, командует он не преторианцами, которые сначала выполняют приказ, а потом думают. Замешкавшихся было достаточно, и некоторые попали под раздачу, как только священник выбрался-таки из покореженного вагона.
Стрелять я начал, как только увидел чистого. И не я один. Пули летели со всех сторон. Бестолку. Вокруг неторопливо шагающего сияющего силуэта вихрятся струйки пепла – пули не успевают долететь до тела врага.
– Это иерарх! – кричит кто-то панически. Как будто теперь, зная кто именно нас будет нас распылять, станет легче.
Однако эта тварь действительно неуязвима. Он не обращает внимания на наши жалкие потуги его прикончить, время от времени превращая одного из повстанцев в пепел.
– Да он нас так, пожалуй, он нас в одиночку перещелкает! – кричит Доменико, который прячется за тем же покореженным вагоном, что и я.
– Не может же он быть бессмертным, – отвечаю. Сквозь потоки света, овевающие иерарха заметно, что по лицу у чистого течет кровь. Пострадал после взрыва. Значит, убить его можно.
Тем не менее, пока у него отлично получается. Я не успеваю считать количество потерь. Партизаны то и дело рассыпаются пеплом.
– Командую отход, – не выдерживает Рубио. – Отходите!
Действительно, так у нас скоро кончатся патроны. Шквал свинца немного тормозит ходячий прожектор, вот только это ненадолго. В ящиках, что мы затрофеили еще много боеприпасов, только поди их еще снаряди. Да что ж такое! Неужели мы так и сбежим? Неужели всего один иерарх может превратить победу в поражение?
Хрена с два. Я так просто не сдамся. Бросаю разряженную винтовку и бегу прочь от остатков поезда. Краем глаза замечаю, как столб света мечется в мою сторону, но не успевает – я уже скрылся в зарослях. Кто-то из повстанцев кричит от ярости, кто-то, кажется, решает последовать моему примеру. Только я не убегаю. Мне нужен динамит – та часть, что я оставил на всякий случай. Вот и пригодится. Я пока не знаю, как именно я подберусь к чистому, но не попытаться просто глупо. Рюкзак с динамитом нашелся на своем месте. Рву клапан – некогда возиться с завязками, вдавливаю в торцы шашек взрыватели. Десять фунтов. Чуть меньше пяти килограммов. Примерно столько осталось взрывчатки – я побоялся укладывать под рельсы ее всю. То ли думал, что может еще понадобиться, то ли опасался слишком сильного взрыва. Теперь не важно.
Стрельба стихает. Большая часть повстанцев либо бежит, либо уже мертва. Перед вырубкой падаю на живот, дальше ползу по-пластунски. Чистый за минуту, конечно, никуда не делся, и даже не потускнел. Не все повстанцы сбежали – кто-то продолжает отстреливаться, периодически меняя позицию. Война быстро учит. Нахожу глазами рыжее пятно. Кера, оказывается, тоже никуда не делась, более того, они с Доменико и стариком готовят один из трофейных пулеметов к стрельбе. С моей позиции их видно, а вот священник пока не замечает – они удачно спрятались с другой стороны железнодорожной насыпи. Сейчас дадут очередь. Вряд ли поможет, но, может, хоть отвлечет – а это именно то, что нужно. А, главное, решился вопрос со способом подрыва. Значит, подождем. Чистый стоит спиной и сосредоточен на том, что шарит своим монструозным столбом света по обломкам, откуда то и дело доносятся выстрелы – не сдались еще парни, продолжают сопротивляться. Это при том, что большинство уже «отступило», а попросту бежали сломя голову. Никаких претензий, кстати. Тут поневоле растеряешься. Кроме меня оружия никто не бросил, вроде бы, значит, рассчитывают еще повоевать.
Буханье картечницы раздается неожиданно. Я отвлекся на наблюдение за иерархом, и пропустил момент, когда орудие выкатили из-за укрытия. Как и ожидалось, пули не причиняют вреда, но какой-то эффект все-таки оказывают. Чистый, будто получив легкого пинка, делает пару шагов вперед, чуть не теряя равновесие.
Решиться выскочить на открытое место чертовски трудно. Очень уж ярко вспоминаются ощущения, когда мне утюжили спину своими очищающими лучами те чистые, в лагере. Шрамы будто стянуло, зуд появился. Я не медлю, но первые шаги неуверенные. Кажется, вот сейчас он обернется, и я всей шкурой почувствую, как сгорает моя плоть… И чистый действительно начинает поворачиваться. Все, хватит. Я сбрасываю лямку рюкзака с плеча, и крутнувшись, как метатель дисков, швыряю груз под ноги иерарха. Расстояние между нами шагов десять – и теперь я понимаю, что это мало, очень мало. Инерцию я погасил за счет броска, и теперь бегу обратно, почти прямо на изрыгающую пламя картечницу. Вижу удивленное и возмущенное лицо старика, вижу, как он начинает крутить ручку, смещая прицел.
Я чувствую, как проваливаюсь в транс. В голове возникает картинка с траекториями каждой выпущенной из картечницы пули. Все они бьют в сверкающую фигуру. Старик понял мой замысел, но для того, чтобы сместить прицел нужно время – на Гатлингах это не такой уж быстрый процесс. Еще пара шагов. Желтые линии в моем воображении все ближе к неопрятному мешку в, который упал в двух шагах от иерарха – очень удачно. Чуть дальше, и динамит мог рассыпаться так же, как и все, что попадает в сияющий кокон вокруг священника. Чистый уже сообразил, какую опасность несет рюкзак, и шагает к нему, только не быстро. Идет будто против сильного ветра. Еще шаг и я падаю. Очередная пуля попадет прямо в камень насыпи. Нужно приложить совсем небольшое усилие, чтобы она срикошетила в нужную сторону. Взрыв! Земля, в который раз за сегодня подбрасывает меня вверх, а затем ощущение тела пропадает, и сознание начинает медленно уплывать.
Провалиться в блаженное небытие мне не позволили. Чернота почти заполнила область зрения, когда кто-то начал немилосердно трясти мое избитое тело.
– Поднимайся, брат! Не время умирать! Там Еве плохо!
Какой Еве? Не знаю никакую Еву. Голова соображает туго, мысли ворочаются вяло и неохотно. Ровно до тех пор, пока я не понимаю, что под этим именем знают Керу. После такой новости ясность сознания почти вернулась. Чтобы полностью прийти в себя, я выдернул нож с пояса Доменико и с силой провел лезвием по ладони. Идиотское решение, однако, на удивление, помогло. Резкая боль немного прочистила мозги, я, наконец, вспомнил, как говорить:
– Помоги встать. Что случилось?
– Сам посмотри, – предложил кузен, помогая сесть. Зрелище было действительно экзотическое. Ева – а это, похоже, была именно она, с плачем и хохотом колола штыком тело чистого. От человека там, собственно, ничего уже не осталось – так, кровавое месиво. Сама девушка тоже с ног до головы была покрыта красным. Рядом стоял Мануэль, растерянно глядя на вакханалию.
– Мы пытались ее оттащить, сначала, – пояснил Доменико. – Только не получилось. Отшвырнула.
– Давно она так?
– Да пару минут уже.
Странно, мне казалось, между взрывом и моментом, когда меня усадили прошло всего несколько секунд. Что ж, пора прекращать. Кажется, я догадываюсь, откуда такая реакция. На ноги поднялся с помощью эквита, дальше доковылял самостоятельно. Ничего не болело, кроме порезанной собственноручно ладони, но голова кружилась довольно сильно.
– Ева, хватит. Он ведь не один был, вспомни. Там еще минимум пятеро было.
Девушка замерла с занесенным над трупом штыком, повернула свое безумное, покрытое брызгами крови лицо, и воткнула в меня пронзительный взгляд своих зеленых глаз.
– Десять. Их было десять.
– Да хоть сколько, – пожал я плечами. – Давай уже заканчивай, дел еще полно.
– Я, патриция43 Ева Августа, даю настоящую клятву в том, что буду решительна и беспощадным к врагам Диего Ортеса, не выпущу из рук оружия, пока каждый присягнувший чистому богу не будет уничтожен. Я клянусь мстить врагам жестоко, беспощадно, неустанно. Кровь за кровь, смерть за смерть!!! Я клянусь, что скорее умру, чем предам себя и Диего Ортеса перед лицом чистых и их пособников.
– Клятва легиона! – пораженно прошептали рядом.
– Что?
– Это сакральная клятва легиона, – пояснил свои слова Рубио. – Только она клянется не стране и императору, а Диего. Вы теперь связаны, парень, навсегда. Даже если… – старик резко замолчал, но я понял, о чем он чуть не проговорился. Даже если Кера исчезнет. Что ж, я, в общем, не против.
Вот и все, остался только эпилог. Надеюсь, вам понравилось. Продолжение – «Мастер проклятий. Сепаратист» можно найти на автор тудей.
Эпилог
В самом центре вечного города, на площади, которая в самом скором времени будет названа в честь святого подвижника Ноны стоит храм. Он построен всего несколько лет назад, и очень отличается архитектурой от окружающих зданий. В народе его уже прозвали «Торжество чистоты». Это название неплохо отражает суть здания. Ослепительно сияющий куб из стекла и металла полностью прозрачен – любой может наблюдать происходящее в храме. Священнослужителям нечего скрывать от окружающих – их поступки так же чисты, как их помыслы. Этой ночью в храме не проводится служб. Прохожие, если бы таковые осмелились слоняться в столь позднее время в непосредственной близости от храма, могли бы полюбоваться редким зрелищем: все девять иерархов собрались в средоточии и ведут неспешную беседу. А вот содержание ее услышать не мог никто – иерархи позаботились о том, чтобы некоторые тайны оставались недоступны для любого, кто не входит в их круг.
– Таким образом нашим эмиссарам в стране норманнов пока по-прежнему не удается закрепиться, – докладывает один их иерархов. Впервые увидевший этого невысокого мужчину наверняка скривился бы от отвращения, увидев провалившийся нос. Правда, уже несколько лет не находилось храбрецов, позволявших себе демонстрировать это отвращение. Когда-то подвижник Коинт явился в один из первых тогда храмов чистоты, надеясь, что новый бог сможет излечить его от болезни, которая обезобразила ему лицо и медленно убивала. Чистый ответил на его молитвы и дал даже больше, чем можно было рассчитывать. Правда, исправить внешность последователя бог не смог, но подвижника это очень быстро перестало беспокоить. Впрочем, здесь, среди иерархов чистоты подвижник не сильно выделялся внешностью. Благородством черт не мог похвастаться никто из них, ведь каждого чистый бог вознес когда-то с самого дна жизни.
– Правительство отказывается получать флогистон, – продолжал тем временем докладчик. – Мы смогли наладить контрабандный канал поставки, но продукт не пользуется значительным спросом, даже при попытках отдавать его бесплатно. Фабриканты пока опасаются отказываться от угля, уповая на то, что наши поставки могут быть в любой момент прерваны. Ценой значительных усилий нам удалось договориться с мастерской Бенца о том, чтобы они ставили на свои локомобили котлы, работающие на флогистоне, под обещание непрерывных поставок, однако они все равно оставляют возможность перехода на топливо. Из-за этого цена на их локомобили упала не настолько сильно, как могла бы. Что касается проповедников, пока и вовсе нечем похвастаться. Их гонят отовсюду, несмотря на чудеса, которые они являют. Среди норманнов пока достаточно тех, кто может показать не меньшую силу благодаря своим мерзким божкам.
– Это печальные вести, Коинт. – Прервал говорившего иерарх Прим. – Однако неудачи у внешних народов волнуют нас меньше, чем волнения в республике. Я предлагаю вернуться к обсуждению внешних дел позже, а пока хотелось бы услышать Тетрия.
– Мы потеряли контроль над Дакией, севером Галлии и севером Ишпаны. – Коротко рапортовал Тетрий. – Послать сколько-нибудь крупные силы на усмирение провинций пока не представляется возможным. Причин несколько. Слухи об очищенных полностью поселках и городках разошлись слишком широко. Вина лежит на жандармерии – они не смогли организовать фильтрацию беженцев, отчего информация разошлась по всей республике. Остановить распространение вредного знания пока не представляется возможным. Более того, кое-где люди начинают задаваться вопросом, а такое ли уж благо – церковь чистоты. Если язычников нам простили, хоть и со скрипом, то расправа над вроде бы верными последователями чистого вызывает слишком много вопросов. Вторая причина в том, что невозможно использовать регулярную армию. Сенат воспротивился вводу войск. Они аргументируют это тем, что легионы сейчас крайне необходимы на границах.
– Это правдивая информация? – заинтересовался Прим. – Опасность внешней войны действительно реальна?
– Трудно утверждать уверенно, – вставил иерарх Кварт. – Опасность войны существует всегда, а сейчас республика действительно ослабла. Однако эмиссары так же докладывают, что войска настроены резко против того, чтобы воевать со своими гражданами. Есть подозрение, что сенат просто опасается, что солдаты, если их отправят усмирять бунтовщиков, начнут переходить на сторону последних, что только ухудшит положение.
– Что ж, ситуация ясна, – подытожил Прим. – В таком случае завтра я дам сенату ответ церкви. Нам было предложено пока отойти в сторону, и предоставить подавление бунта гражданским властям. Причем темпы усмирения следует временно уменьшить, сосредоточившись более на мелких очагах неповиновения, оставляя крупные на тот момент, когда республика успокоится и у нас высвободится достаточно сил для резкого и решительного очищения. Церковь устраняется от усмирения бунтующих, под тем предлогом, что они остаются последователями чистого бога и все их преступления не против церкви, но против гражданских властей. Это нужно будет донести до граждан через прессу. В связи с этим нам будет необходимо не допустить распространения знаний о недавнем уничтожение пятидесяти спир. Нам не нужно падение авторитета церкви и чистого бога. Это не значит, что бунтовщиков оставят в покое. Давление ослаблять нельзя ни в коем случае, кроме того, необходимо полностью исключить просачивание бунтовщиков на территорию метрополии. И если в боевых действиях мы действительно пока не должны участвовать, то уж обеспечить последнее мы не только способны, но и обязаны перед богом.
– Но как тогда быть с Ноной? – подал голос иерарх Септим.
– Да уж, этот идиот ухитрился сдохнуть в неподходящее время и в неподходящем месте. – Поморщился Прим. – Его смерть замолчать уже не получится. Что ж, я поставлю сенату ультиматум. Они должны будут казнить убийцу или убийц Ноны в трехмесячный срок. Их поиски и поимка остаются на их совести. Главное – смерть убийц. Иначе иерархам чистоты придется пройтись по взбунтовавшейся провинции полным составом, после чего города и поселки Каталонии опустеют полностью.
* * *
notes
Примечания
1
Инсула – многоэтажный жилой дом в др. Риме, квартиры в котором сдаются в наем. Жилье преимущественно бедняков и представителей среднего класса.
2
Праздник, посвященный богине Ангероне, покровительствующей тайным силам, молчанию, утешению и исцелению от болезней. В описываемом мире основная ее специализация именно тайные силы, маны.
3