– Госпожа мастер, это Хеврос, я с кашей.
Тень храбреца просвечивала сквозь ткань палатки. Был он яблоня, ива и вьюнок. Мягкий, гибкий. Пронырливый. Предусмотрительный.
– Входи, – сказала Эльга, усаживаясь у столба.
– Точно можно?
– Можно.
Вместе с солнечными лучами Хеврос осторожно просунул кудлатую голову.
– Долгой жизни, госпожа мастер. – Он поставил на землю рядом с девушкой котелок и кружку. – Каша. Вода. Завтрак.
– Как там Сист? – спросила Эльга.
– Хорошо.
– Не превратился в гусеницу?
Хеврос побледнел.
– Н-нет.
– Скажи ему, что может не беспокоиться. – Эльга отпила из кружки. – Я передумала.
– Да, госпожа мастер.
Хеврос исчез, был и – нету.
Каша была горячей и вкусной, в нее намешали не только просо, но и тыкву, и кусочки куриного мяса. Эльга неожиданно для себя чуть не выскоблила горшок, водя ложкой по его стенкам и собирая прилипшие остатки.
Ознобный холод ушел, стало тепло. По телу расползлась сонная вялость, так бы склонить голову, свернуться калачиком…
Ну, совсем! Так мастерство все проспишь!
Эльга вскочила на ноги, лямку сака повесила на плечо, потянула за собой лиственное богатство. Вперед, госпожа мастер!
Полы палатки неохотно выпустили ее наружу, сак пришлось перекинуть так, что часть его нависла над головой и она действительно стала похожа на южную паву, у которой целая изба, говорят, бывает накручена на голове.
Листья шелестели в уши.
Эльга прошла по мосткам, двинулась на звуки пилы и топоров. Воины оглядывались на нее. Раздетые до торса, в синих штанах, они прерывали борьбу или бои на деревянных мечах и смотрели на нее как на диковину.
– Госпожа мастер.
Те, что поближе, сгибались в поклонах.
Остроконечный верх палатки серел впереди, граничная межа изгибалась правее, вокруг было зелено, невидимый, шумел ручей.
Местность, отнесенная к Яблонцам, малой частью все же была распахана, коричневый язык пашни тянулся по склону, уступом спускаясь к рябиннику и меже, а вот владения Ружина, как и виделось изначально, представляли собой густые заросли.
Там, где сейчас стояла палатка для листьев, был ровный, разъезженный участок. Колеи шли и от Яблонца, и от Ружина. Видимо, на этом месте раньше происходила торговля или обмен. Но возможно, подумала Эльга, что молодые Ружи здесь на кулаках выясняли отношения с молодыми Башквицами.
Или наоборот.
От забора пока имелись лишь два угловых столба. Третий, срединный, вгонял в яму деревянным молотом сам распаренный, потный, снявший горжет и рубашку господин Некис.
Бумм! Бумм!
Мышцы перекатывались по мускулистому телу, булыжниками вспухали на плечах и предплечьях, делили спину надвое. Молот взмывал к выглядывающему из-за холмов солнцу. Опускался.
Бумм!
– Хэкк! – коротко выдыхал господин Некис.
Вздрагивала земля. Сменщик господина Некиса, рыжеволосый крупный парень, лениво наблюдал с чурбака за тем, как столб медленно приближается по высоте к собратьям. Руки его устало скрещивались между колен.
Поодаль в три пилы пилили на доски установленные на «рога» бревна, сыпались рыжие опилки. Под присмотром двух воинов мальчишки и девчонки от семи до двенадцати лет охапками таскали листья с телег, застывших по разные стороны межи. Слева – Башквицы. Справа – Ружи.
Воины внимательно следили, чтобы дети не сцепились. Впрочем, это не мешало малолетним задирам переругиваться.
– Ружи – придурки!
– Башквицы – воры!
– Только встретьтесь нам.
– А вы – нам.
– Дурачье!
– Слабо вечером к Соеме прийти?
– Да вы честно драться не умеете!
Девочки показывали языки, мальчишки корчили рожи и исподтишка грозили кулаками. Шелестели листья. Эльга заглянула в палатку – две темно-зеленые кучи, вырастая из общего основания, поднимались на уровень ее груди.
Надергали, конечно, как попало. Осина, рябина, молодой дуб, смородина. Часть листьев измята, часть оборвана по-живому. Впрочем, Эльга на другое и не рассчитывала. Потому и запросила побольше.
Она опустила сак.
– А вы мастер, госпожа? – спросила девочка лет семи, остановившись рядом.
Темненькая, кареглазая, она несмело улыбнулась. Зубов во рту недоставало.
– На печать ее посмотри, – громко сказал мальчик, скинувший ворох листьев в свою кучу. – Все Башквицы – тупицы!
– Сам дурак! – крикнула девочка, убегая к телеге. – Все Ружи – дураки!
– Беги-беги.
Эльга, вздохнув, пошла за девочкой. У телеги ее встретил настороженный бородач, снял шапку.
– Госпожа мастер.
Дети спрятались за колесом.
– Долгой жизни. Как зовут? – спросила Эльга.
– Осип, – сказал бородач, – Осип Башквиц.
Крупные губы, крупный нос, густые брови. Лоб со складкой. Осина, лещина, чертополох. Во всем любит порядок, основательный, строгий.
– Мне нужно еще полтелеги листьев, Осип, – сказала Эльга. – Сколько в Яблонце живет людей?
– Так за четыре десятка. Может, пять, если со старухами считать.
– Тогда вези старух. И детей. И еще, кого сможешь. Человек двадцать.
– Так все в поле да на огородах, госпожа мастер.
– Собирай, Осип. Это вам нужно.
Губы Башквица тронула улыбка.
– Мне?
– Всему Яблонцу, – сказала Эльга. – Или я с Ружами договорюсь. Кому лучше будет?
Бородач нахмурился.
– Что ж, мы приедем, госпожа мастер.
– После полудня.
– Хорошо. – Осип Башквиц прищурился. – А что делать-то?
– Стоять, – ответила Эльга.
Она вернулась к палатке, а затем, провожаемая взглядом господина Некиса, направилась к телеге Ружей. Бумканье кувалды прекратилось. Влажная земля чавкала под башмаками, подол платья приходилось поддергивать вверх.
– Долгой жизни, – поздоровалась она с рябым длиннолицым мужчиной лет тридцати в коричневой свитке.
– Долгой, – ответил тот, помедлив. – К Башквицам ходили?
– Ходила.
– А к нам че?
Тень храбреца просвечивала сквозь ткань палатки. Был он яблоня, ива и вьюнок. Мягкий, гибкий. Пронырливый. Предусмотрительный.
– Входи, – сказала Эльга, усаживаясь у столба.
– Точно можно?
– Можно.
Вместе с солнечными лучами Хеврос осторожно просунул кудлатую голову.
– Долгой жизни, госпожа мастер. – Он поставил на землю рядом с девушкой котелок и кружку. – Каша. Вода. Завтрак.
– Как там Сист? – спросила Эльга.
– Хорошо.
– Не превратился в гусеницу?
Хеврос побледнел.
– Н-нет.
– Скажи ему, что может не беспокоиться. – Эльга отпила из кружки. – Я передумала.
– Да, госпожа мастер.
Хеврос исчез, был и – нету.
Каша была горячей и вкусной, в нее намешали не только просо, но и тыкву, и кусочки куриного мяса. Эльга неожиданно для себя чуть не выскоблила горшок, водя ложкой по его стенкам и собирая прилипшие остатки.
Ознобный холод ушел, стало тепло. По телу расползлась сонная вялость, так бы склонить голову, свернуться калачиком…
Ну, совсем! Так мастерство все проспишь!
Эльга вскочила на ноги, лямку сака повесила на плечо, потянула за собой лиственное богатство. Вперед, госпожа мастер!
Полы палатки неохотно выпустили ее наружу, сак пришлось перекинуть так, что часть его нависла над головой и она действительно стала похожа на южную паву, у которой целая изба, говорят, бывает накручена на голове.
Листья шелестели в уши.
Эльга прошла по мосткам, двинулась на звуки пилы и топоров. Воины оглядывались на нее. Раздетые до торса, в синих штанах, они прерывали борьбу или бои на деревянных мечах и смотрели на нее как на диковину.
– Госпожа мастер.
Те, что поближе, сгибались в поклонах.
Остроконечный верх палатки серел впереди, граничная межа изгибалась правее, вокруг было зелено, невидимый, шумел ручей.
Местность, отнесенная к Яблонцам, малой частью все же была распахана, коричневый язык пашни тянулся по склону, уступом спускаясь к рябиннику и меже, а вот владения Ружина, как и виделось изначально, представляли собой густые заросли.
Там, где сейчас стояла палатка для листьев, был ровный, разъезженный участок. Колеи шли и от Яблонца, и от Ружина. Видимо, на этом месте раньше происходила торговля или обмен. Но возможно, подумала Эльга, что молодые Ружи здесь на кулаках выясняли отношения с молодыми Башквицами.
Или наоборот.
От забора пока имелись лишь два угловых столба. Третий, срединный, вгонял в яму деревянным молотом сам распаренный, потный, снявший горжет и рубашку господин Некис.
Бумм! Бумм!
Мышцы перекатывались по мускулистому телу, булыжниками вспухали на плечах и предплечьях, делили спину надвое. Молот взмывал к выглядывающему из-за холмов солнцу. Опускался.
Бумм!
– Хэкк! – коротко выдыхал господин Некис.
Вздрагивала земля. Сменщик господина Некиса, рыжеволосый крупный парень, лениво наблюдал с чурбака за тем, как столб медленно приближается по высоте к собратьям. Руки его устало скрещивались между колен.
Поодаль в три пилы пилили на доски установленные на «рога» бревна, сыпались рыжие опилки. Под присмотром двух воинов мальчишки и девчонки от семи до двенадцати лет охапками таскали листья с телег, застывших по разные стороны межи. Слева – Башквицы. Справа – Ружи.
Воины внимательно следили, чтобы дети не сцепились. Впрочем, это не мешало малолетним задирам переругиваться.
– Ружи – придурки!
– Башквицы – воры!
– Только встретьтесь нам.
– А вы – нам.
– Дурачье!
– Слабо вечером к Соеме прийти?
– Да вы честно драться не умеете!
Девочки показывали языки, мальчишки корчили рожи и исподтишка грозили кулаками. Шелестели листья. Эльга заглянула в палатку – две темно-зеленые кучи, вырастая из общего основания, поднимались на уровень ее груди.
Надергали, конечно, как попало. Осина, рябина, молодой дуб, смородина. Часть листьев измята, часть оборвана по-живому. Впрочем, Эльга на другое и не рассчитывала. Потому и запросила побольше.
Она опустила сак.
– А вы мастер, госпожа? – спросила девочка лет семи, остановившись рядом.
Темненькая, кареглазая, она несмело улыбнулась. Зубов во рту недоставало.
– На печать ее посмотри, – громко сказал мальчик, скинувший ворох листьев в свою кучу. – Все Башквицы – тупицы!
– Сам дурак! – крикнула девочка, убегая к телеге. – Все Ружи – дураки!
– Беги-беги.
Эльга, вздохнув, пошла за девочкой. У телеги ее встретил настороженный бородач, снял шапку.
– Госпожа мастер.
Дети спрятались за колесом.
– Долгой жизни. Как зовут? – спросила Эльга.
– Осип, – сказал бородач, – Осип Башквиц.
Крупные губы, крупный нос, густые брови. Лоб со складкой. Осина, лещина, чертополох. Во всем любит порядок, основательный, строгий.
– Мне нужно еще полтелеги листьев, Осип, – сказала Эльга. – Сколько в Яблонце живет людей?
– Так за четыре десятка. Может, пять, если со старухами считать.
– Тогда вези старух. И детей. И еще, кого сможешь. Человек двадцать.
– Так все в поле да на огородах, госпожа мастер.
– Собирай, Осип. Это вам нужно.
Губы Башквица тронула улыбка.
– Мне?
– Всему Яблонцу, – сказала Эльга. – Или я с Ружами договорюсь. Кому лучше будет?
Бородач нахмурился.
– Что ж, мы приедем, госпожа мастер.
– После полудня.
– Хорошо. – Осип Башквиц прищурился. – А что делать-то?
– Стоять, – ответила Эльга.
Она вернулась к палатке, а затем, провожаемая взглядом господина Некиса, направилась к телеге Ружей. Бумканье кувалды прекратилось. Влажная земля чавкала под башмаками, подол платья приходилось поддергивать вверх.
– Долгой жизни, – поздоровалась она с рябым длиннолицым мужчиной лет тридцати в коричневой свитке.
– Долгой, – ответил тот, помедлив. – К Башквицам ходили?
– Ходила.
– А к нам че?