– И с листьями разберешься тоже, – повысил голос титор. – Мастерство просто так не пропадает. Приказ отдашь сразу по приезде. Я напишу Некису, чтобы он неделю со сборами в столицу подождал. Но дальше, если в этот срок не уложишься, придется тебе между деревенскими идиотами стоять самой. Вот!

Он прихлопнул лист печатью, свернул и подал Эльге.

Эльга взяла перевязанную тесьмой бумагу. Титор больше не обращал на нее внимания, склонился над раскрытой писцом книгой.

– Что тут у нас?

– Все, госпожа мастер, вы можете идти, – приобнял девушку за плечи кафаликс. – Господин титор восхищен вашим мастерством, но очень занят. – Он подобрал кошель с эринами. – У вас, кажется, имелся фургон?

– Да, мы остановились сразу за городскими воротами, – сказала Эльга, мягко увлекаемая кафаликсом из зала. – Нам запретили ехать дальше.

– Это понятно. Мятеж.

– Да, – кивнула Эльга. – Но мы не знали. Возможно, Сарвиссиан уже уехал.

– Из города никого не выпускали до сегодняшнего дня, – сказал кафаликс. – Вы сейчас отдохните. Я распоряжусь насчет досок, завтра утром их погрузят, и вы сможете выехать в Салланцу. В гостиницах смело показывайте печать.

Они остановились у дверей в комнату.

– Господин Саргюс, – тихо сказала Эльга, – я не уверена, что у меня получится. Вы понимаете, пальцы – будто мертвые.

Кафаликс сунул эрины ей в ладонь и открыл дверь.

– Не сомневайтесь. Господин титор в вас верит! А он мало в кого верит. Разве что в Дидеканга Руе и в вас.

Он подтолкнул девушку. Эльга ступила за порог.

– А еще я клятвопреступница. Слышите?

Она обернулась, но в коридоре никого уже не было.



Сарвиссиан обрадовался ей, будто родной дочери.

– Госпожа мастер!

Неловко подступив, он обнял Эльгу, прижал к себе. Пофыркивали Глица и Анника, косились добродушно. За пологом в фургоне громоздились доски, желтый ряд слева, желтый ряд справа, одуряюще пахло свежим смолистым деревом. В закутке из сена, как в гнезде, под фонарем и повисшим на крючке фартуком расположились клубни, корзины и одежный ворох.

– Тут, говорят, был мятеж.

– Ага. А вы как? – спросила Эльга.

– Ничего. Я-то чего? Сидел, как мышь.

За спиной покашлял кафаликс.

– Вы должны проверить заказ, госпожа мастер, – сказал он. – А я обязан отчитаться перед господином титором.

– Хорошо.

Ухватившись за край полога, Эльга запрыгнула в фургон.

– Так мы едем? – спросил Сарвиссиан.

Девушка отпихнула с пути оранжевую тыкву. Откуда взялась?

– Едем, дядя Сарви.

– А куда?

– Салланца, – вместо Эльги ответил кафаликс.

– Бывал, – кивнул Сарвиссиан. – Хороший городок.

– В вейларе все городки хорошие, – сказал кафаликс, – мы следим.

– Ну, не везде.

– Если вы про северные окраины, то это связано с тем, что редко кто хочет жить рядом с дикарями. Опять же – лес.

Эльга, присев у борта, внимательно осмотрела доски. Затем переместилась глубже. Липа постукивала о липу. Доски были в один размер. Как на них, интересно, поместятся три десятка Башквицев и столько же Ружей? Ох, о чем только думается, когда ничего не хочется? Никто не поместится. Никто.

– Все хорошо, господин Саргюс.


– Тыквы – это от меня, – сказал кафаликс. – Они сладкие, честно.

– Тогда мы поедем?

– Да, мягкой дороги.

– Долгой жизни.

– Ну! – Забравшись на передок, Сарвиссиан легонько стегнул лошадей. – Долгих лет, господин кафаликс.

– Вам тоже.

Фургон тронулся. Тень воротной арки проплыла над ним, мелькнули стражники. Кудахча, подлетела едва не раздавленная колесами курица. Эльга перебралась к заднему борту и опустила задравшийся полог, успев махнуть рукой кафаликсу:

– Долгой жизни, господин Саргюс!

Потом она ехала на передке рядом с Сарвиссианом. Мяла пальцы, слушала, как шелестят в саке за спиной листья. Им всем будто подрезали языки. Шиш, выш, мышь.

Погода портилась. По небу сначала отдельными стайками, потом сплошной пеленой поплыли облака. Ветер, неся песок и сор, налетал порывами, и тогда в фургоне принимались скрипеть сочленения. Солнце скрылось.

– Дождь будет сильный, – сказал Сарвиссиан.

Впереди торопилась, покачивалась карета, обгоняя их, несколько молодых господ, гикая и улюлюкая, промчались на лошадях галопом.

Дорога огибала холм. На вершине темнело зубчатое дерево крепостицы, на одинокой башенке полоскался стяг с красным пушным зверем на белом фоне.

– Здесь обжитые места, дорожные дворы чуть не в каждом местечке, – повернулся Сарвиссиан. – Как припустит, придется где-то остановиться.

– Хорошо, – кивнула Эльга, рассматривая печати на запястьях.

– А что там, у титора, правда, был мятеж?

– Был.

– И как он сам?

– Жив.

Сарвиссиан, хмыкнув, умолк. Навстречу им прокатили запряженные волами телеги, груженные кирпичом и кожами. Возницы подхлестывали животных хворостинами, стремясь попасть в город до дождя.

– Живо давай! Живо!

Пристроившись за телегами, брели несколько женщин с детьми. Еще дальше их нагоняли бородатые чумазые углежоги и дегтярщики. Один высокий, заросший по самые глаза углежог встретил фургон редкозубой улыбкой.

– О, Сарви!

– Здоров, Халута! – ответил ему Сарвиссиан, чуть притормаживая лошадок и свешиваясь к знакомцу. – Как семья?

– Растут.

– А я, пожалуй, женюсь скоро.

– О! – воскликнул углежог. – Неужто? Когда?

– Осенью, к Матушке-Утробе.

– А невеста не молода ли для тебя? – отклонился, заглядывая на Эльгу, Халута.

– Это госпожа мастер, чумазое ты бревно! – сказал Сарвиссиан. – По поручению титора Астараго направляется в Салланцу.

– А-а. – Углежог, подумав, неловко поклонился. – Не держите зла, госпожа мастер.

– Все в порядке, – сказала Эльга.

– Ну, мы поехали. Долгой жизни, Халута.

Сарвиссиан стегнул лошадок вожжами.

– На свадьбу пригласи! – крикнул Халута, стукнув в борт ладонью.

– Осенью!

Карета впереди пропала, то ли свернула куда-то, то ли прибавила ходу. Небо на востоке сделалось совсем темным, кажется, там даже сверкнуло.