Окна были распахнуты настежь.

Солнце заползало в комнату неуклюжими квадратами. Шелестела крапива, вымахавшая аж до подоконника. Ветер трепал полог, занавесивший кухню. Было тепло.

На низкой скамеечке перед Униссой и Эльгой сидела, наклонившись вперед, худая женщина с запавшими глазами.

– Никакого сладу с ним нет, – горько сокрушалась она.

У нее были крепкие рабочие руки с выпуклыми венами и сухой, обметенный трещинками рот. Несмотря на теплую, почти летнюю погоду, она куталась в короткий овчинный жилет. Темный платок обжимал голову, прятал волосы.

– Я уж и к лекарю, – тихо и как-то безысходно говорила женщина, – чтобы вылечил, снял эту его заразу.

Она умолкла.

– И что лекарь? – спросила Унисса.

Первые листья упали на доску. Как горсть зерен в сухую землю. Пальцы сказали «тап-тап», формируя узор.

Эльга, следуя за учителем, рассыпала свои листья.

Они обе располагались перед женщиной некоторым уступом, чтобы Эльге было видно, что и как делает на марбетте мастер.

– Так что лекарь? – повторила Унисса.

– Сказал, что ничем не может помочь, – отозвалась женщина и взглянула на Униссу. – Сказал, что это не болезнь.

– А что?

– Сказал, боль сердца.

Новая порция листьев брызнула на марбетту.

– А почему пришли вы, а не он? – спросила Унисса. – Я делаю букеты с натуры. Как я могу набить букет тому, кого не вижу?

Женщина сцепила пальцы. Она вся состояла из ольховых листьев с примесью сумаха и дрока, подручных всяких несчастий.

– Он лежит. Уже третий месяц лежит.

– Не ест?

– Ест. Если даешь.

– И вы думаете, что я вам помогу? – спросила Унисса.

Листья под ее быстрыми руками приобретали форму человеческого лица. Ольховое отчаяние, сумашья безысходность.

– А мне надеяться больше не на кого, – сказала женщина.

В глазах ее стыла беда.

– Понятно.

Пальцы Униссы замерли над доской. Эльга остановилась тоже, поневоле сравнивая свой букет с букетом учителя.

– Вот что…

Унисса задумалась, постукивая по марбетте.

– Мы попробуем так, – сказала она.

Движение руки – и свежая, яркая березовая зелень легла поверх лица.

– Мастер Мару, – растерялась Эльга.

Как можно так нарушать собственные правила? Ведь нет никаких…

– Делай как делается, – на мгновение повернула к ней голову Унисса и вновь склонилась к букету.

Березовый лист между тем нагло втиснулся между ольхой и сумахом, и лицо на доске посветлело, становясь из безучастного, мертвого просто грустным. Эльга, следуя примеру мастера, набрала в ладонь сорванной в лесу молоди. Что получится?

Ничего.


Изображение женского лица на ее букете искривилось и поплыло, грозя превратиться в мешанину цветных пятен. Нет, она еще не умеет.

Эльга спешно повыдергала последнюю россыпь и продолжила набивать свой букет уже без оглядки на мастера.

Ольха. Сумах. Дрок.

– Сейчас я закончу, – сказала Унисса, выстукивая по доске пальцами, – и мы пойдем к вашему… Как его зовут?

Ш-ших! – ноготь отрезал лишнее.

– Шивван, – сказала женщина.

Она расстегнула ворот закрытого платья, словно ей было трудно дышать. Щеки ее порозовели, будто Унисса вклеила ей под кожу несколько яблоневых лепестков.

– Шивван. Замечательно! – сказала Унисса.

– Вы извините, госпожа мастер.

Женщина распахнула жилет.

– Вам дурно?

– Н-нет, – качнула головой она. – Как-то… легко.

– Весна.

– Да-да. Ветер.

Женщина распрямилась. В глазах ее мелькнуло удивление. Дрогнули в робкой улыбке губы. Она как-то по-новому, с интересом, осмотрела комнату, букеты на стенах, маленькую Униссу работы мастера Криспа. Взгляд ее остановился на Эльге и потемнел.

– А ваша девочка…

– Ученица, – поправила Унисса.

– Да, она. Она пойдет с нами?

– Конечно.

Женщина замялась.

– Может, не надо, госпожа мастер? Право, лучше, чтобы ее не было с нами, – прошептала она.

– А при чем здесь Эльга? – спросила Унисса.

Несколькими круговыми, обводящими движениями мизинца она выровняла букет, прищурилась и сдула с марбетты крошку.

Женщина вздохнула.

– Он может впасть в ярость, такое было уже один раз.

– Из-за Эльги?

Женщина кивнула.

– Он боится забыть.

– Эльгу?

– Нет.

– Хорошо, – сказала Унисса. – Расскажете по дороге.

Она сложила букет и несколько дощечек в холщовую сумку, потом шагнула Эльге за спину. Работа ученицы глянула на нее бледным, неживым лицом.

– Как думаешь, годится? – спросила Унисса.

– Нет, мастер Мару, – отняла руки и опустила глаза Эльга.

– Что ж, это честно. Чего сидишь, собирайся.

– Куда?

– К нашему бедолаге.

– Но мне же нельзя.