Его нож вновь замирает, косторез прекращает своё занятие, но головы не поднимает.
– Тебе не стоило приходить, – со всей серьёзностью говорит Ирай.
– Это не тебе…
– Ты умерла, Веледара. Умерла, потому что попалась под руку, когда мне нужна была Мара, – с ещё бо́льшим нажимом перебивает косторез, а его голос становится громче. Он намеренно отчётливо выговаривает каждое резкое слово, и птицы вокруг замолкают. – Я связал тебя и был готов вынудить отправиться в Подземное царство. Из-за меня ты лишилась жизни. Никто не смеет требовать от другого подобной жертвы.
Он удивительно точно подбирает фразы, словно специально пытается меня разозлить. Я терпеливо слушаю, сохраняя невозмутимость.
– Ты отдал мне часть своей жизни.
У Ирая вырывается горький смешок.
– Я лишь попытался исправить то, что уничтожил. Я не выполнил своё обещание, не уберёг тебя от боли и тем более не вернул тебе твою, а только дал ей жалкую замену. Ты лишена длинной жизни Мары.
Косторез хоть и пытается казаться спокойным, но я вижу, как прерывисто он дышит, как белеют его пальцы, стискивающие дерево и нож. Чем больше я осознаю его злость на себя, тем незначительнее становится моя обида на него. Ирай сам себя достаточно наказывает, прокручивая подобные мысли в голове. А если он делает это изо дня в день, то они уже стали отравой.
– Посмотри на меня, Ирай, – строже повторяю я, не желая видеть, как он погружается в мрачные воспоминания.
Не ради этого я пришла.
Косторез колеблется, но всё-таки медленно поднимает на меня изучающий взгляд. Он неторопливо разглядывает мой простой наряд из подпоясанного сарафана и рубашки, красные сафьяновые сапожки под цвет сарафана, видит отсутствие какого-либо оружия, если не считать венка в моих руках, который в нашем случае может быть опаснее меча. Я так боялась, что цветы завянут, что забыла вплести ленту в волосы, поэтому те растрепались от быстрой езды. Уверена, что выгляжу не очень, но я долго гонялась за косторезом и не хотела тратить больше ни секунды.
Ирай откладывает дерево и нож, медленно поднимается на ноги, не отрывая глаз от подарка в моих руках. На косторезе нет обуви, только штаны, поэтому его босые ноги аккуратно придавливают траву, пока он подходит ближе.
Чем дольше я молчу, тем растеряннее становится взгляд Ирая, он перемещается с моего лица к венку и обратно. Я всё никак не могу вспомнить, что же хотела сказать, пока разглядываю его напряженные плечи, мышцы груди и живота. Жар немного сходит, когда взглядом я натыкаюсь на его свежий шрам. Мои же отметины, даже старые, исчезли благодаря силе Морока.
– Я всё ещё ненавижу тебя за то, как ты уехал, – прямо предупреждаю я, глядя ему в лицо, – но я приехала по другой причине.
– По другой причине? – бессознательно повторяет он, не выпуская венок из поля зрения, словно боится, что я брошу его в огонь у него на глазах.
– Я не могу выйти за тебя. Не могу стать частью твоей семьи и быть с тобой каждый день. Мары не продолжают свой род, у нас не рождаются дети. Я могу подарить тебе разве что этот венок, – я всё выдаю с минимальными паузами, боясь споткнуться на полпути, осознать, что несу и замолчать. – Я знаю, что это жалкая плата за отданный тобой дар, знаю, что тебе перед всеми моими сёстрами придётся скрывать, что ты Морок. Но…
– Ты сама его сделала? – неожиданно перебивает Ирай.
– Да.
– Я не сумел защитить тебя, и всё же ты даришь мне венок?
– Да.
Только это слово срывается с моих губ, как косторез делает шаг вперёд, ныряет под мои руки, в которых я держу подарок, и венок оказывается на его голове быстрее, чем я успеваю сообразить. Ирай замирает прямо передо мной.
– Я не совсем уверен в том, что ты хочешь мне предложить, Веледара, но я люблю тебя, и если ты не будешь пытаться сломать мне нос при каждом поцелуе, то я уже согласен.
Он не смеётся и даже не улыбается, а его пальцы робко касаются моей щеки.
– Я согласен не говорить твоим сёстрам, кто я. Согласен видеться с тобой лишь тогда, когда это будет возможно. Но я буду принадлежать только тебе, если ты станешь моей.
Слыша его признание, я отвечаю тем же откровением, первой обнимая за шею и притягивая к себе.
Не знаю, так ли действует любовь или всему виной половина жизни Морока во мне, но кажется, что каждая частица меня рада нашему воссоединению. Я жадно отвечаю на его поцелуи, оказываясь прижатой к ближайшему дереву. Не стесняюсь трогать и гладить его плечи и грудь, пальцами спускаясь по животу. Ирай тесно прижимается ко мне бёдрами, ясно давая понять, чего хочет. Его взгляд тёмный, а дыхание прерывистое, когда он с недовольством разматывает широкий пояс моего сарафана.
Я не обращаю внимания, что ещё слишком светло и если кому-то взбредёт в голову прийти в этот лес, то нас могут увидеть. Не обращаю внимания на шероховатую кору, что царапает спину даже сквозь ткань. Я замечаю только жар тела Ирая. Колени начинают дрожать, пока губами он спускается на шею, а руки лезут под юбку, лаская кожу бедра.
Он избавляет меня от пояса, а после поддевает лямки сарафана, и тот падает на землю. Нижняя рубашка едва прикрывает мне ноги, и горячая ладонь Ирая скользит по внутренней стороне моего бедра. Я со стоном дёргаюсь от прикосновений к чувствительным местам. Не успеваю восхититься его пальцами, как он убирает руку, снимает с меня рубашку и укладывает на своё спальное место. Я благодарно цепляюсь за его плечи, потому что всё кружится от волнения. Глажу напряжённую спину костореза и шумно выдыхаю от ощущения тяжести его тела на мне. Прикосновения Ирая то осторожные и робкие, то жадные и дразнящие, будто разум заставляет его сдерживаться, но сердце забывает о контроле.
Горячий язык Ирая спускается по шее на мою грудь, я выгибаюсь навстречу, притягивая его к себе, пока он раздвигает мои ноги коленом. Я задыхаюсь от ощущения его желания, а трение между нашими телами вызывает во мне неконтролируемую дрожь. Все мышцы живота и ног напрягаются, когда его пальцы оказываются внутри, и былая робость и неторопливость сменяются жадными поцелуями и откровенными прикосновениями. Губами он исследует моё тело, которое покрывается мурашками от ощущения ветра на разгорячённой коже.
Последующий стон выходит неприлично громким, а Ирай с довольной полуулыбкой продолжает увлечённо следить, как движения его пальцев действуют на моё тело. Пользуюсь моментом и проскальзываю рукой в его штаны. Косторез заглушает свой хриплый стон, впиваясь зубами мне в плечо.
– Клянусь тебе, Мара, это всё… закончится слишком быстро… если ты не перестанешь.
Он извиняется за укусы касанием языка и последующими поцелуями. Я тихо смеюсь, намеренно начинаю ласкать и гладить его, обещая, что всё закончится прямо сейчас, если он не прекратит игры. Этой угрозы Ираю хватает, чтобы наконец избавиться от своих штанов. Он входит аккуратно, но первоначальные слабые толчки быстро превращаются в более уверенные. Косторез закидывает мои ноги себе на талию, и последующие движения становятся всё более глубокими и порывистыми. Ирай продолжает оставлять ласковые поцелуи на моей ключице, и кожу согревает его горячее дыхание. Я не пытаюсь сдерживать рвущиеся наружу стоны, не представляя, что бывает так хорошо. Ирай переплетает наши пальцы, шепчет признания и слова искренней любви, не прекращая двигаться, и я отвечаю ему тем же.
31
Мы повторяем это ещё несколько раз с перерывами на еду и отдых. Болтаем, шутим, смеёмся, спорим, прижимаемся друг к другу, словно это наш последний день. Никогда я ещё не видела Ирая настолько беззаботным и счастливым, да и сама себя такой никогда не чувствовала. Я не могу оторвать взгляда от его широкой улыбки, а его искренний смех заражает меня весельем. У нас впереди непростая жизнь и, вполне возможно, очень короткая, но мы не загадываем, а наслаждаемся тем, что есть.
Мы проводим на этой поляне вместе ещё целый день, после вдвоём отправляемся в Долкор, а затем к храму. Я хочу познакомить его со своими сёстрами, чтобы они знали о нас и дали своё одобрение. Это необязательно, но я не хочу скрывать от них свои отношения.
Ясна встречает нас с довольной улыбкой, хотя та становится насмешливой, когда Ирай мнётся на пороге храма, как и остальные, не в силах закрыть глаза на то, кому принадлежит эта священная земля. Сестра наслаждается его смущением, пока во двор стекаются заинтересованные служительницы храма. Женщины всех возрастов с интересом рассматривают мужчину. Впервые за долгие годы у нас новый гость.
Ирай умеет очаровывать. За несколько часов разговоров он успевает расположить к себе буквально всех. Хотя он откровенно жульничает, доставая корзину с ягодами и костяные поделки для Златы и Айки. А когда вторая вопит от радости при виде очередного леденца, Ирай и Ясна перекидываются язвительными улыбками. Косторез пока побеждает, хотя одно слово Ясны о том, что он Морок, – и мы все увидим, как Руслана вышвырнет его вон.
Ирай дарит нам множество новых костяных игл, заверяет, что может помочь с оружием, стрелами и охотой, если будет непросто с мясом. Уверяет сестёр, что не хочет быть бесполезным и планирует построить дом поближе к храму, чтобы я могла приезжать в свободное время.
Вначале сёстры относятся к нашим отношениям с сомнением, и вовсе не из-за запретов, а из-за боли и разочарования, ведь у нас нет будущего. Руслана и Инга рассказывают истории о том, как Мары в прошлом влюблялись, но все отношения так или иначе заканчивались через несколько лет. Невозможность жить вместе и отсутствие детей – это разрушало даже, казалось бы, крепкую любовь. Никто не высказывается против моих встреч с Ираем, если я буду продолжать выполнять свои обязанности. Они предлагают косторезу остаться на ночь. Это просто дань вежливости, на которую никто никогда не отвечает согласием, поэтому все Мары приходят в замешательство, когда Ирай принимает приглашение.
Счастье, что поселилось в моей душе, не исчезает на рассвете, не ослабевает на следующий день. Оно продолжает жить и крепнуть. Так счастливые дни накапливаются, постепенно превращаются в месяц, а затем неожиданно в год. Даже расправляясь с нечистью в лесах или водоёмах, я не перестаю быть счастливой, зная, что после этих дел я смогу увидеть Ирая. Ясна без устали повторяет, что улыбка неестественно часто появляется на моём лице. Насмешливыми шутками она прикрывает свою собственную радость за меня, и я благодарна ей и каждой своей сестре за полученную возможность.
Валад, как и обещал, приезжает к храму раз в сезон и становится вторым человеком, кто принимает приглашение остаться на ночь в доме Мар. Он задерживается лишь на пару дней, но даже этого хватает, чтобы мы успевали несколько раз поспорить и помириться. Наши отношения вновь становятся похожими на старые, и мы нередко сталкиваемся в тренировочных боях, желая определить, кто из нас теперь лучше обращается с мечом.
С недовольным ворчанием я признаю, что брат в этом лучше, а вот метать топоры он практически не умеет, из-за чего Ирай ругает его на чём свет стоит и просит не позорить своих учителей, в числе которых был и сам косторез.
Валад с бо́льшим, чем любая из Мар, упрямством не желает принимать наши отношения, говоря, что Ирай плохая пара для меня. Валад любит нас обоих, но категорически против того, что мы испытываем подобные чувства друг к другу. На что я припоминаю брату Алию и моё неодобрение.
Спустя год Верест передаёт управление княжеством Валаду, а ещё через полгода они с Алией играют свадьбу, и княжна объявляет, что под сердцем носит ребёнка. Половина Мар отправляется на праздник в честь такого события, остальная половина, включая меня, остаётся в храме выполнять необходимую работу. Я в любом случае не могу явиться к княжескому двору.
Мы с Ираем видимся так часто, как можем. Иногда целых семь дней мы проводим вместе, а временами встречаемся пару раз в несколько недель. От костореза я узнаю план Валада о том, чтобы с другими Мороками полностью засыпать землёй вход к Озему и Сумерле. Теперь им известна точная глубина озера. Работа займёт какое-то время, но это избавит нас он появления новых мертвецов из Подземного царства. Можно надеяться, что обвал, устроенный Ираем, их сдержит, но неизвестно, как надолго. Это не единственное, что планирует Валад. Он также хочет перекрыть проход и, если выйдет, засыпать Смородину-реку, пресекая попытки людей из-за глупости или интереса лезть на восточную территорию. Ещё брат решает стереть как можно больше записей о той стороне гряды: чем меньше люди знают, что там что-то есть, тем меньше они захотят туда отправиться. Именно из Сератского княжества расходились слухи о перевале. Теперь эти земли принадлежат Валаду, поэтому ему не составит труда воплотить задуманное. Я полностью поддерживаю решения брата.
Ирай же временами уезжает на месяц, чтобы донести весть другим Морокам и начать претворять в жизнь план Валада. При каждом нашем длительном расставании у меня появляется щемящее чувство, словно от меня отрезают часть, и я бессознательно ощупываю свои руки и ноги, желая убедиться в том, что эти ощущения – не более чем игра моего воображения. Но когда нам вновь удаётся встретиться, то чувства разгораются так же ярко, как тогда в лесу, и нам тяжело оторваться друг от друга на протяжении часов.
Однако самым настоящим шоком для всех нас становится, когда спустя пять самых счастливых лет меня регулярно начинает тошнить от запаха жареной еды. Вначале сёстры решают, что я чем-то заболела, но чем дольше это продолжается, тем тревожнее становятся все Мары и Ирай, который приезжает, узнав о моём состоянии. И именно в это время одна из самых старших смотрительниц храма уверенно заявляет, что знает причину моего недуга и поздравляет нас с Ираем с будущим ребёнком.
Вначале эта новость ужасает своей невероятностью, потом мы отнекиваемся, решая, что это не более чем отравление. Мары не могут иметь детей. Даже старшей из нас, Руслане, неизвестно о таких случаях, да и в хрониках в нашей библиотеке нет никаких упоминаний о подобном. Однако спустя ещё несколько месяцев становится невозможно отрицать очевидное, и всеобщее замешательство сменяется восторгом и предвкушением. Мы все знаем, что растить ребёнка в храме нельзя, поэтому этим займётся Ирай, а Валад обещает принять наше дитя в свой двор, если мы того захотим.
Только мы с Ясной догадываемся, что всё дело в даре Морока и в том, что он меня оживил. В то время как другие сёстры предполагают, что всему виной прикосновение Сумерлы. Мы их не переубеждаем, чтобы теперь тем более не раскрыть истинную личность Ирая, догадываясь, что сёстры могут отвернуться от нашего ребёнка.
Мне жаль, что я не смогу быть полноценной частью жизни нашего дитя, но сам факт его существования радует меня и всех вокруг, а Ирай не перестаёт крутиться у нашего храма, не желая уезжать. И мысль о счастливых годах жизни, ожидающих нас впереди, заставляет меня жмуриться от удовольствия, как от тёплых лучей яркого летнего солнца.
32
Я не горжусь своим поступком, но ради того, чтобы узнать всю историю, мне пришлось влезть в заброшенный храм богини, и я надеюсь, что она не очень на меня зла, ведь всё это я сделал ради правды.
Я родился через 79 лет после исчезновения всех Мар, поэтому к моему приходу в храм Мораны – обители её приспешниц – прошло более сотни лет, и многое уже исчезло, сгнило или было забрано Ласнецовыми, которые приезжали, чтобы увезти к себе тело Анны.
Однако правители Серата не стали трогать библиотеку, боясь гнева богини, а воры, к счастью, имеют страх хотя бы перед смертью, поэтому ничего там не разграбили. Однако ветхие страницы пергаментов рассыпа́лись у меня в руках, чем затрудняли поиск истины. Именно там я удостоверился, что Мара по имени Вела в действительности была Веледарой ашорской.
В одних исторических сводках пишут, что княжна умерла в шесть лет, в ту же ночь, когда произошло нападение на её брата и всю княжескую семью. В других говорится, что ту ночь она пережила, но умерла спустя год.
Удивительная история Валадана ашорского, который спустя много лет не просто вернулся невредимым домой, но и стал великим князем всего севера, привела меня к тому, что я имею сейчас.
На самом деле Веледара умерла при тяжёлых родах. Единственная из Мар, которой по неясной причине удалось произвести на свет новую жизнь. По записям Мары по имени Ясна, у Веледары родился мальчик, он выжил, и его забрал на воспитание отец. Ясна не записала его имени, но назвала этого мужчину «косторезом», упоминая, что он был безутешен после внезапной смерти Веледары. Именно из-за этих записей я практически уверен, что отцом ребёнка был Ирай Косторез. Тот появился при дворе Валадана примерно спустя семь лет после чудесного воскрешения князя. И никому ничего не объясняя, князь Валадан признал Ирая едва ли не своим братом, а его ребёнка своим племянником и родной кровью.
Вначале бояре и приближённые были в смятении из-за подобного неожиданного родства, но к тому времени Валадан уже прослыл справедливым и мудрым правителем. Да и стареющий Верест, его отец, поддержал сына в этом решении и также принял ребёнка в семью.
К тому же слухи о том, что Мары часто навещали дитя, только укоренили мои догадки, что ниоткуда взявшийся ребёнок – сын Веледары ашорской.
Спустя ещё три года князь Валадан полностью объединил все территории севера в единое и первое королевство. Так появился Серат. Князь Верест обещал сохранить память о Сератском княжестве, поэтому его сын сдержал слово. Но столицей стал город Ашор, а город под названием Серат переименовали, чтобы не возникало путаницы.
Три южных княжества, будучи разрозненными и уязвимыми перед могущественным соседом, начали войны между собой. Аракенский князь оказался сильнее остальных. Он полностью подавил Соленск и сжёг город дотла. Он также захватил и Яратское княжество, но, увидев блистательный Ярат, захотел сделать этот город столицей юга. Поэтому теперь южное королевство называется Аракен, но главным городом по-прежнему является Ярат. Город под названием Аракен всё ещё существует, но многие перебрались в новую столицу, и старый город обмельчал и сейчас больше похож на простую деревню на самом юге.
Так началась история двух семей. От победителя на юге взяла начало семья Рахмановых, а Валадан ашорский в середине своей жизни стал Валаданом Ласнецовым.
Малахий Зотов.
Забытое о Марах и Мороках
Эпилог
– Тебе не стоило приходить, – со всей серьёзностью говорит Ирай.
– Это не тебе…
– Ты умерла, Веледара. Умерла, потому что попалась под руку, когда мне нужна была Мара, – с ещё бо́льшим нажимом перебивает косторез, а его голос становится громче. Он намеренно отчётливо выговаривает каждое резкое слово, и птицы вокруг замолкают. – Я связал тебя и был готов вынудить отправиться в Подземное царство. Из-за меня ты лишилась жизни. Никто не смеет требовать от другого подобной жертвы.
Он удивительно точно подбирает фразы, словно специально пытается меня разозлить. Я терпеливо слушаю, сохраняя невозмутимость.
– Ты отдал мне часть своей жизни.
У Ирая вырывается горький смешок.
– Я лишь попытался исправить то, что уничтожил. Я не выполнил своё обещание, не уберёг тебя от боли и тем более не вернул тебе твою, а только дал ей жалкую замену. Ты лишена длинной жизни Мары.
Косторез хоть и пытается казаться спокойным, но я вижу, как прерывисто он дышит, как белеют его пальцы, стискивающие дерево и нож. Чем больше я осознаю его злость на себя, тем незначительнее становится моя обида на него. Ирай сам себя достаточно наказывает, прокручивая подобные мысли в голове. А если он делает это изо дня в день, то они уже стали отравой.
– Посмотри на меня, Ирай, – строже повторяю я, не желая видеть, как он погружается в мрачные воспоминания.
Не ради этого я пришла.
Косторез колеблется, но всё-таки медленно поднимает на меня изучающий взгляд. Он неторопливо разглядывает мой простой наряд из подпоясанного сарафана и рубашки, красные сафьяновые сапожки под цвет сарафана, видит отсутствие какого-либо оружия, если не считать венка в моих руках, который в нашем случае может быть опаснее меча. Я так боялась, что цветы завянут, что забыла вплести ленту в волосы, поэтому те растрепались от быстрой езды. Уверена, что выгляжу не очень, но я долго гонялась за косторезом и не хотела тратить больше ни секунды.
Ирай откладывает дерево и нож, медленно поднимается на ноги, не отрывая глаз от подарка в моих руках. На косторезе нет обуви, только штаны, поэтому его босые ноги аккуратно придавливают траву, пока он подходит ближе.
Чем дольше я молчу, тем растеряннее становится взгляд Ирая, он перемещается с моего лица к венку и обратно. Я всё никак не могу вспомнить, что же хотела сказать, пока разглядываю его напряженные плечи, мышцы груди и живота. Жар немного сходит, когда взглядом я натыкаюсь на его свежий шрам. Мои же отметины, даже старые, исчезли благодаря силе Морока.
– Я всё ещё ненавижу тебя за то, как ты уехал, – прямо предупреждаю я, глядя ему в лицо, – но я приехала по другой причине.
– По другой причине? – бессознательно повторяет он, не выпуская венок из поля зрения, словно боится, что я брошу его в огонь у него на глазах.
– Я не могу выйти за тебя. Не могу стать частью твоей семьи и быть с тобой каждый день. Мары не продолжают свой род, у нас не рождаются дети. Я могу подарить тебе разве что этот венок, – я всё выдаю с минимальными паузами, боясь споткнуться на полпути, осознать, что несу и замолчать. – Я знаю, что это жалкая плата за отданный тобой дар, знаю, что тебе перед всеми моими сёстрами придётся скрывать, что ты Морок. Но…
– Ты сама его сделала? – неожиданно перебивает Ирай.
– Да.
– Я не сумел защитить тебя, и всё же ты даришь мне венок?
– Да.
Только это слово срывается с моих губ, как косторез делает шаг вперёд, ныряет под мои руки, в которых я держу подарок, и венок оказывается на его голове быстрее, чем я успеваю сообразить. Ирай замирает прямо передо мной.
– Я не совсем уверен в том, что ты хочешь мне предложить, Веледара, но я люблю тебя, и если ты не будешь пытаться сломать мне нос при каждом поцелуе, то я уже согласен.
Он не смеётся и даже не улыбается, а его пальцы робко касаются моей щеки.
– Я согласен не говорить твоим сёстрам, кто я. Согласен видеться с тобой лишь тогда, когда это будет возможно. Но я буду принадлежать только тебе, если ты станешь моей.
Слыша его признание, я отвечаю тем же откровением, первой обнимая за шею и притягивая к себе.
Не знаю, так ли действует любовь или всему виной половина жизни Морока во мне, но кажется, что каждая частица меня рада нашему воссоединению. Я жадно отвечаю на его поцелуи, оказываясь прижатой к ближайшему дереву. Не стесняюсь трогать и гладить его плечи и грудь, пальцами спускаясь по животу. Ирай тесно прижимается ко мне бёдрами, ясно давая понять, чего хочет. Его взгляд тёмный, а дыхание прерывистое, когда он с недовольством разматывает широкий пояс моего сарафана.
Я не обращаю внимания, что ещё слишком светло и если кому-то взбредёт в голову прийти в этот лес, то нас могут увидеть. Не обращаю внимания на шероховатую кору, что царапает спину даже сквозь ткань. Я замечаю только жар тела Ирая. Колени начинают дрожать, пока губами он спускается на шею, а руки лезут под юбку, лаская кожу бедра.
Он избавляет меня от пояса, а после поддевает лямки сарафана, и тот падает на землю. Нижняя рубашка едва прикрывает мне ноги, и горячая ладонь Ирая скользит по внутренней стороне моего бедра. Я со стоном дёргаюсь от прикосновений к чувствительным местам. Не успеваю восхититься его пальцами, как он убирает руку, снимает с меня рубашку и укладывает на своё спальное место. Я благодарно цепляюсь за его плечи, потому что всё кружится от волнения. Глажу напряжённую спину костореза и шумно выдыхаю от ощущения тяжести его тела на мне. Прикосновения Ирая то осторожные и робкие, то жадные и дразнящие, будто разум заставляет его сдерживаться, но сердце забывает о контроле.
Горячий язык Ирая спускается по шее на мою грудь, я выгибаюсь навстречу, притягивая его к себе, пока он раздвигает мои ноги коленом. Я задыхаюсь от ощущения его желания, а трение между нашими телами вызывает во мне неконтролируемую дрожь. Все мышцы живота и ног напрягаются, когда его пальцы оказываются внутри, и былая робость и неторопливость сменяются жадными поцелуями и откровенными прикосновениями. Губами он исследует моё тело, которое покрывается мурашками от ощущения ветра на разгорячённой коже.
Последующий стон выходит неприлично громким, а Ирай с довольной полуулыбкой продолжает увлечённо следить, как движения его пальцев действуют на моё тело. Пользуюсь моментом и проскальзываю рукой в его штаны. Косторез заглушает свой хриплый стон, впиваясь зубами мне в плечо.
– Клянусь тебе, Мара, это всё… закончится слишком быстро… если ты не перестанешь.
Он извиняется за укусы касанием языка и последующими поцелуями. Я тихо смеюсь, намеренно начинаю ласкать и гладить его, обещая, что всё закончится прямо сейчас, если он не прекратит игры. Этой угрозы Ираю хватает, чтобы наконец избавиться от своих штанов. Он входит аккуратно, но первоначальные слабые толчки быстро превращаются в более уверенные. Косторез закидывает мои ноги себе на талию, и последующие движения становятся всё более глубокими и порывистыми. Ирай продолжает оставлять ласковые поцелуи на моей ключице, и кожу согревает его горячее дыхание. Я не пытаюсь сдерживать рвущиеся наружу стоны, не представляя, что бывает так хорошо. Ирай переплетает наши пальцы, шепчет признания и слова искренней любви, не прекращая двигаться, и я отвечаю ему тем же.
31
Мы повторяем это ещё несколько раз с перерывами на еду и отдых. Болтаем, шутим, смеёмся, спорим, прижимаемся друг к другу, словно это наш последний день. Никогда я ещё не видела Ирая настолько беззаботным и счастливым, да и сама себя такой никогда не чувствовала. Я не могу оторвать взгляда от его широкой улыбки, а его искренний смех заражает меня весельем. У нас впереди непростая жизнь и, вполне возможно, очень короткая, но мы не загадываем, а наслаждаемся тем, что есть.
Мы проводим на этой поляне вместе ещё целый день, после вдвоём отправляемся в Долкор, а затем к храму. Я хочу познакомить его со своими сёстрами, чтобы они знали о нас и дали своё одобрение. Это необязательно, но я не хочу скрывать от них свои отношения.
Ясна встречает нас с довольной улыбкой, хотя та становится насмешливой, когда Ирай мнётся на пороге храма, как и остальные, не в силах закрыть глаза на то, кому принадлежит эта священная земля. Сестра наслаждается его смущением, пока во двор стекаются заинтересованные служительницы храма. Женщины всех возрастов с интересом рассматривают мужчину. Впервые за долгие годы у нас новый гость.
Ирай умеет очаровывать. За несколько часов разговоров он успевает расположить к себе буквально всех. Хотя он откровенно жульничает, доставая корзину с ягодами и костяные поделки для Златы и Айки. А когда вторая вопит от радости при виде очередного леденца, Ирай и Ясна перекидываются язвительными улыбками. Косторез пока побеждает, хотя одно слово Ясны о том, что он Морок, – и мы все увидим, как Руслана вышвырнет его вон.
Ирай дарит нам множество новых костяных игл, заверяет, что может помочь с оружием, стрелами и охотой, если будет непросто с мясом. Уверяет сестёр, что не хочет быть бесполезным и планирует построить дом поближе к храму, чтобы я могла приезжать в свободное время.
Вначале сёстры относятся к нашим отношениям с сомнением, и вовсе не из-за запретов, а из-за боли и разочарования, ведь у нас нет будущего. Руслана и Инга рассказывают истории о том, как Мары в прошлом влюблялись, но все отношения так или иначе заканчивались через несколько лет. Невозможность жить вместе и отсутствие детей – это разрушало даже, казалось бы, крепкую любовь. Никто не высказывается против моих встреч с Ираем, если я буду продолжать выполнять свои обязанности. Они предлагают косторезу остаться на ночь. Это просто дань вежливости, на которую никто никогда не отвечает согласием, поэтому все Мары приходят в замешательство, когда Ирай принимает приглашение.
Счастье, что поселилось в моей душе, не исчезает на рассвете, не ослабевает на следующий день. Оно продолжает жить и крепнуть. Так счастливые дни накапливаются, постепенно превращаются в месяц, а затем неожиданно в год. Даже расправляясь с нечистью в лесах или водоёмах, я не перестаю быть счастливой, зная, что после этих дел я смогу увидеть Ирая. Ясна без устали повторяет, что улыбка неестественно часто появляется на моём лице. Насмешливыми шутками она прикрывает свою собственную радость за меня, и я благодарна ей и каждой своей сестре за полученную возможность.
Валад, как и обещал, приезжает к храму раз в сезон и становится вторым человеком, кто принимает приглашение остаться на ночь в доме Мар. Он задерживается лишь на пару дней, но даже этого хватает, чтобы мы успевали несколько раз поспорить и помириться. Наши отношения вновь становятся похожими на старые, и мы нередко сталкиваемся в тренировочных боях, желая определить, кто из нас теперь лучше обращается с мечом.
С недовольным ворчанием я признаю, что брат в этом лучше, а вот метать топоры он практически не умеет, из-за чего Ирай ругает его на чём свет стоит и просит не позорить своих учителей, в числе которых был и сам косторез.
Валад с бо́льшим, чем любая из Мар, упрямством не желает принимать наши отношения, говоря, что Ирай плохая пара для меня. Валад любит нас обоих, но категорически против того, что мы испытываем подобные чувства друг к другу. На что я припоминаю брату Алию и моё неодобрение.
Спустя год Верест передаёт управление княжеством Валаду, а ещё через полгода они с Алией играют свадьбу, и княжна объявляет, что под сердцем носит ребёнка. Половина Мар отправляется на праздник в честь такого события, остальная половина, включая меня, остаётся в храме выполнять необходимую работу. Я в любом случае не могу явиться к княжескому двору.
Мы с Ираем видимся так часто, как можем. Иногда целых семь дней мы проводим вместе, а временами встречаемся пару раз в несколько недель. От костореза я узнаю план Валада о том, чтобы с другими Мороками полностью засыпать землёй вход к Озему и Сумерле. Теперь им известна точная глубина озера. Работа займёт какое-то время, но это избавит нас он появления новых мертвецов из Подземного царства. Можно надеяться, что обвал, устроенный Ираем, их сдержит, но неизвестно, как надолго. Это не единственное, что планирует Валад. Он также хочет перекрыть проход и, если выйдет, засыпать Смородину-реку, пресекая попытки людей из-за глупости или интереса лезть на восточную территорию. Ещё брат решает стереть как можно больше записей о той стороне гряды: чем меньше люди знают, что там что-то есть, тем меньше они захотят туда отправиться. Именно из Сератского княжества расходились слухи о перевале. Теперь эти земли принадлежат Валаду, поэтому ему не составит труда воплотить задуманное. Я полностью поддерживаю решения брата.
Ирай же временами уезжает на месяц, чтобы донести весть другим Морокам и начать претворять в жизнь план Валада. При каждом нашем длительном расставании у меня появляется щемящее чувство, словно от меня отрезают часть, и я бессознательно ощупываю свои руки и ноги, желая убедиться в том, что эти ощущения – не более чем игра моего воображения. Но когда нам вновь удаётся встретиться, то чувства разгораются так же ярко, как тогда в лесу, и нам тяжело оторваться друг от друга на протяжении часов.
Однако самым настоящим шоком для всех нас становится, когда спустя пять самых счастливых лет меня регулярно начинает тошнить от запаха жареной еды. Вначале сёстры решают, что я чем-то заболела, но чем дольше это продолжается, тем тревожнее становятся все Мары и Ирай, который приезжает, узнав о моём состоянии. И именно в это время одна из самых старших смотрительниц храма уверенно заявляет, что знает причину моего недуга и поздравляет нас с Ираем с будущим ребёнком.
Вначале эта новость ужасает своей невероятностью, потом мы отнекиваемся, решая, что это не более чем отравление. Мары не могут иметь детей. Даже старшей из нас, Руслане, неизвестно о таких случаях, да и в хрониках в нашей библиотеке нет никаких упоминаний о подобном. Однако спустя ещё несколько месяцев становится невозможно отрицать очевидное, и всеобщее замешательство сменяется восторгом и предвкушением. Мы все знаем, что растить ребёнка в храме нельзя, поэтому этим займётся Ирай, а Валад обещает принять наше дитя в свой двор, если мы того захотим.
Только мы с Ясной догадываемся, что всё дело в даре Морока и в том, что он меня оживил. В то время как другие сёстры предполагают, что всему виной прикосновение Сумерлы. Мы их не переубеждаем, чтобы теперь тем более не раскрыть истинную личность Ирая, догадываясь, что сёстры могут отвернуться от нашего ребёнка.
Мне жаль, что я не смогу быть полноценной частью жизни нашего дитя, но сам факт его существования радует меня и всех вокруг, а Ирай не перестаёт крутиться у нашего храма, не желая уезжать. И мысль о счастливых годах жизни, ожидающих нас впереди, заставляет меня жмуриться от удовольствия, как от тёплых лучей яркого летнего солнца.
32
Я не горжусь своим поступком, но ради того, чтобы узнать всю историю, мне пришлось влезть в заброшенный храм богини, и я надеюсь, что она не очень на меня зла, ведь всё это я сделал ради правды.
Я родился через 79 лет после исчезновения всех Мар, поэтому к моему приходу в храм Мораны – обители её приспешниц – прошло более сотни лет, и многое уже исчезло, сгнило или было забрано Ласнецовыми, которые приезжали, чтобы увезти к себе тело Анны.
Однако правители Серата не стали трогать библиотеку, боясь гнева богини, а воры, к счастью, имеют страх хотя бы перед смертью, поэтому ничего там не разграбили. Однако ветхие страницы пергаментов рассыпа́лись у меня в руках, чем затрудняли поиск истины. Именно там я удостоверился, что Мара по имени Вела в действительности была Веледарой ашорской.
В одних исторических сводках пишут, что княжна умерла в шесть лет, в ту же ночь, когда произошло нападение на её брата и всю княжескую семью. В других говорится, что ту ночь она пережила, но умерла спустя год.
Удивительная история Валадана ашорского, который спустя много лет не просто вернулся невредимым домой, но и стал великим князем всего севера, привела меня к тому, что я имею сейчас.
На самом деле Веледара умерла при тяжёлых родах. Единственная из Мар, которой по неясной причине удалось произвести на свет новую жизнь. По записям Мары по имени Ясна, у Веледары родился мальчик, он выжил, и его забрал на воспитание отец. Ясна не записала его имени, но назвала этого мужчину «косторезом», упоминая, что он был безутешен после внезапной смерти Веледары. Именно из-за этих записей я практически уверен, что отцом ребёнка был Ирай Косторез. Тот появился при дворе Валадана примерно спустя семь лет после чудесного воскрешения князя. И никому ничего не объясняя, князь Валадан признал Ирая едва ли не своим братом, а его ребёнка своим племянником и родной кровью.
Вначале бояре и приближённые были в смятении из-за подобного неожиданного родства, но к тому времени Валадан уже прослыл справедливым и мудрым правителем. Да и стареющий Верест, его отец, поддержал сына в этом решении и также принял ребёнка в семью.
К тому же слухи о том, что Мары часто навещали дитя, только укоренили мои догадки, что ниоткуда взявшийся ребёнок – сын Веледары ашорской.
Спустя ещё три года князь Валадан полностью объединил все территории севера в единое и первое королевство. Так появился Серат. Князь Верест обещал сохранить память о Сератском княжестве, поэтому его сын сдержал слово. Но столицей стал город Ашор, а город под названием Серат переименовали, чтобы не возникало путаницы.
Три южных княжества, будучи разрозненными и уязвимыми перед могущественным соседом, начали войны между собой. Аракенский князь оказался сильнее остальных. Он полностью подавил Соленск и сжёг город дотла. Он также захватил и Яратское княжество, но, увидев блистательный Ярат, захотел сделать этот город столицей юга. Поэтому теперь южное королевство называется Аракен, но главным городом по-прежнему является Ярат. Город под названием Аракен всё ещё существует, но многие перебрались в новую столицу, и старый город обмельчал и сейчас больше похож на простую деревню на самом юге.
Так началась история двух семей. От победителя на юге взяла начало семья Рахмановых, а Валадан ашорский в середине своей жизни стал Валаданом Ласнецовым.
Малахий Зотов.
Забытое о Марах и Мороках
Эпилог