— Ну плыви сюда, ну пожалуйста, смотри, какая вкусненькая рыбка!
Русалка плавала вперед-назад, со ступенек до нее почти можно было дотянуться рукой.
— Ну пожалуйста, ну, русалочка! Тебе надо есть.
Рыбка в кулаке у Мари-Жозеф слабо забилась. Русалка стрелой метнулась мимо нее, слегка оцарапав когтями кончики ее пальцев. Мари-Жозеф ахнула от восторга. Русалка выхватила у нее рыбу и проглотила.
— Умница, вот и умница, русалочка!
Вне себя от радости, Мари-Жозеф выловила из кувшина вторую рыбку.
— Русалочка, плыви ко мне!
Испуганная собственной смелостью, русалка отплыла к Аполлону и скрылась под копытами его солнечных коней.
«Может быть, Аполлон гонит колесницу против солнца, чтобы остановить время, — подумала Мари-Жозеф. — Может быть, если он будет двигаться с запада на восток, время потечет вспять, и мы никогда не умрем и будем жить вечно».
Она оглянулась и только сейчас заметила сияние солнца, проникавшее сквозь прозрачный шелк шатра.
У нее перехватило дыхание. Солнце поднялось уже высоко, намного выше, чем она ожидала. Она швырнула рыбку в бассейн, взбежала по лестнице, хлопнув дверью, кинулась вон из клетки и бросилась во дворец.
«Когда же ускакал граф Люсьен? — недоумевала она. — Всего несколько минут тому назад!»
Она неслась по Зеленому ковру к Версалю, стараясь уверить себя, что еще не так поздно.
Она ворвалась в комнату Ива, надеясь, что в постели никого не будет, что он уже ушел, что его разбудила Оделетт. Но он, тихонько похрапывая, лежал в темноте.
— Ив, пожалуйста, проснись, умоляю, прости меня!..
— Что? — пробормотал он. — В чем дело, что случилось?
Он сел в постели, всклокоченный и смешной.
— Что, уже семь?
— Уже половина девятого, прости меня, я пошла кормить русалку и забыла обо всем на свете.
Уж лучше бы он разозлился и накричал на нее, чем молча глядел с убитым видом.
— Прости, — повторила она.
— А мне ведь так нужно было туда явиться, — протянул Ив.
Мари-Жозеф опустила голову. Она глубоко осознавала собственную вину и оттого чувствовала себя не взрослой девицей, а нашалившей маленькой девочкой и не находила ни оправданий, ни отговорок.
— Я знаю, — прошептала она.
Ее тяготило молчание.
— Где Оделетт?
— Я отправила ее прислуживать мадемуазель вместо меня, — сказала Мари-Жозеф. — Откуда ей было знать, что тебя следовало разбудить! Это я виновата, я не сдержала обещания.
Ив обнял ее за плечи.
— Ничего, — возразил он с деланой бодростью, — уж лучше поспасть подольше, чем проснуться ни свет ни заря и благоговейно взирать, как старик встает с постели и отправляется на седалище с судном.
Мари-Жозеф попыталась было рассмеяться, но вместо этого прикусила губу, сдерживая слезы.
— Да никто и не заметит, что меня там не было! — с жаром заявил Ив. — А русалка стала наконец есть?
— Проглотила несколько рыбок, — грустно произнесла Мари-Жозеф.
— Да это же прекрасно! — воскликнул Ив. — И куда важнее королевских милостей! Я знал, что у тебя получится.
— Ты слишком добр ко мне, — сказала она. — Я такое натворила, а ты не сердишься и даже готов похвалить!
— Вздор, пустяки, забудь, — перебил ее Ив. — А сейчас уходи, дай мне одеться в благопристойном одиночестве.
Она поцеловала его в щеку. Проходя по гардеробной, соседней с их спальнями, она услышала его голос:
— Сестрица, а нет ли у нас хлеба и шоколада? Я умираю с голоду.
Глава 5
С тяжелым сердцем Мари-Жозеф спустилась с холма к фонтану Аполлона и темнице русалки. Кроме прочего, она умудрилась пропустить мессу, которую его величество и придворные слушали в маленькой дворцовой часовне. Она прошептала молитву и принесла обет посетить вечерню, даже если будет присутствовать на службе в полном одиночестве.
Она вернулась к фонтану Аполлона и вошла в шатер. Ее притягивала песня русалки, однако она помедлила у входа в клетку. С твердым намерением отрешиться от тревоги и смятения, чтобы ее чувства невольно не передались русалке, она несколько минут успокаивалась, раскладывая на секционном столе инструменты для вскрытия. Мертвая русалка лежала под слоем тающего льда; по ножкам стола стекали струйки воды, образуя на полу лужицу, в которой кое-где плавали опилки.
Мари-Жозеф пристроила лист бумаги в ящике с принадлежностями для живописи, чтобы, не теряя времени, приступить к работе одновременно с Ивом. Вспомнив о падающих листьях, она нацарапала дифференциальное уравнение в нотации господина Лейбница. Подумав минуту, она поняла: мало его решить, этой задачей стоит заняться основательнее.
Русалка прошептала что-то и негромко вскрикнула. Мари-Жозеф от греха стерла уравнение. Наконец овладев собой, она вошла в клетку. Русалка выглядывала из-под скульптуры. Длинные темные волосы, со странными спутанными зелеными прядями, ниспадали ей на плечи.
— Плыви ко мне, русалочка, ну пожалуйста.
Она зачерпнула сачком рыбу из кувшина — бедняжки на поверхности уже судорожно хватали ртами воздух, вот-вот уснут, — достала ее из сачка и опустила серебристое трепещущее тельце в бассейн.
Русалка нырнула и устремилась к ней, а ее печальная песня зазвучала громче и мрачнее. Мари-Жозеф поболтала рыбкой в воде.
Русалка бросилась к Мари-Жозеф, выхватила у нее рыбу, слегка оцарапав ее руку когтями, быстрым движением засунула рыбу в рот и, нырнув поглубже, отплыла. Брызги упали Мари-Жозеф на лицо и прозрачным бисером усеяли ее амазонку. Она торопливо стряхнула их, чтобы не испортить бархат. Несколько воспрянув духом, хотя и не совсем довольная результатом, она выудила из кувшина еще одну рыбку.
Русалка осмелела настолько, что вскоре стала аккуратно брать рыбу из рук Мари-Жозеф. На ощупь ее плавательные перепонки напоминали шелк. Теперь русалка, получив рыбу, не отплывала поспешно, а спокойно поглощала ее поблизости. Мари-Жозеф стала подносить руку все ближе и ближе, надеясь приучить морскую тварь к своим прикосновениям.
И тут обе они вздрогнули, услышав шум и заметив какое-то движение. Стенки шатра затрепетали на ветру, когда мимо проскакал всадник и, осадив коня, разметал гравий. Русалка ощерилась и зашипела, нырнула в глубину, совершив подобие заднего сальто, и устремилась в свое укрытие под статуей Аполлона. Мари-Жозеф обреченно вздохнула.
Шартр откинул полог шатра, с грохотом распахнул дверцу клетки и поднялся на бордюр фонтана. Высокие каблуки его лакированных, с золотыми пряжками башмаков громко стучали по доскам помоста. Мари-Жозеф присела в реверансе. Шартр с ухмылкой склонился над ее рукой, протянутой для поцелуя:
— Доброе утро, мадемуазель де ла Круа.
Смущенная и польщенная, стыдясь своих сморщившихся от воды пальцев, прилипшей чешуи и запаха рыбы, она мягко отняла у него руку и снова сделала реверанс.
— Доброе утро, сударь.
Его светло-каштановые локоны — собственные волосы, не парик — переливались, ниспадая на сизый воротник. Он так и не отказался от простого шейного платка и не сбрил усы. Лотта как-то раз призналась со смехом, что он иногда подкрашивает их ее сурьмой.
Повернув голову, он неловко заглянул в фонтан. Ей стало жаль его, ведь он был слеп на один глаз.
— Где же она? Вот, кажется… Да нет…
— Затаилась под копытами Аполлонова коня, — сказала Мари-Жозеф. — Вон там, видите? Если будете стоять молча, не шелохнувшись, она, может быть, и выплывет.
Мари-Жозеф поймала рыбку, опустила ее в фонтан и поболтала ею в холодной воде. Рыбка слабо дернулась.
— Позвольте мне покормить русалку! — попросил Шартр.
«Своей рукой я могу рискнуть, — подумала она, — а вот рукой герцога едва ли. Если русалка его укусит, мадам мне этого никогда не простит».
Она протянула ему рыбу, но сделала вид, что рыба случайно выскользнула у нее из пальцев.
— Сударь, простите…
— Сейчас я ее достану!
К ее удивлению, он встал на колени и опустил руку в фонтан, замочив кружевные манжеты. Рыбка опустилась на дно, так что он смог до нее дотянуться, а потом ожила и решила ретироваться. Привлеченная суетой, на спине подплыла русалка. Она схватила рыбку снизу и стрелой метнулась прочь. Шартр от восторга чуть было не грохнулся в фонтан. Мари-Жозеф с трудом удержала его, вцепившись в промокший рукав.
— Великолепно! — заявил он. — Я и вправду хочу ассистировать отцу де ла Круа.
Он стал рядом с ней на колени, не замечая, что рвет о доски помоста свои шелковые чулки:
— Если вы замолвите словечко перед вашим братом, он, может быть, позволит подавать ему инструменты. Или держать смотровое зеркало. Или…
Мари-Жозеф рассмеялась:
— Сударь, вы вправе занять место в первом ряду. Вы все увидите. Вы сможете всецело сосредоточиться на вскрытии.
— Пожалуй, — недовольно согласился он. — Но ваш брат всегда может без всяких церемоний обращаться ко мне и пользоваться моей обсерваторией. Вы же расскажете ему о моем оборудовании?
— Конечно, сударь. Благодарю вас.
В распоряжении Шартра имелись сложный микроскоп из двух линз, телескоп и логарифмическая линейка, ради которой Мари-Жозеф была готова на все.
О Шартре ходили зловещие слухи: что это он делает в тиши обсерватории, не иначе как приготавливает яды, или занимается черной магией, или воскрешает мертвецов? Все это было вопиюще несправедливо, ведь Шартра интересовали химические опыты, а не смешивание тайных зелий или союз с демонами.
Русалка плавала вперед-назад, со ступенек до нее почти можно было дотянуться рукой.
— Ну пожалуйста, ну, русалочка! Тебе надо есть.
Рыбка в кулаке у Мари-Жозеф слабо забилась. Русалка стрелой метнулась мимо нее, слегка оцарапав когтями кончики ее пальцев. Мари-Жозеф ахнула от восторга. Русалка выхватила у нее рыбу и проглотила.
— Умница, вот и умница, русалочка!
Вне себя от радости, Мари-Жозеф выловила из кувшина вторую рыбку.
— Русалочка, плыви ко мне!
Испуганная собственной смелостью, русалка отплыла к Аполлону и скрылась под копытами его солнечных коней.
«Может быть, Аполлон гонит колесницу против солнца, чтобы остановить время, — подумала Мари-Жозеф. — Может быть, если он будет двигаться с запада на восток, время потечет вспять, и мы никогда не умрем и будем жить вечно».
Она оглянулась и только сейчас заметила сияние солнца, проникавшее сквозь прозрачный шелк шатра.
У нее перехватило дыхание. Солнце поднялось уже высоко, намного выше, чем она ожидала. Она швырнула рыбку в бассейн, взбежала по лестнице, хлопнув дверью, кинулась вон из клетки и бросилась во дворец.
«Когда же ускакал граф Люсьен? — недоумевала она. — Всего несколько минут тому назад!»
Она неслась по Зеленому ковру к Версалю, стараясь уверить себя, что еще не так поздно.
Она ворвалась в комнату Ива, надеясь, что в постели никого не будет, что он уже ушел, что его разбудила Оделетт. Но он, тихонько похрапывая, лежал в темноте.
— Ив, пожалуйста, проснись, умоляю, прости меня!..
— Что? — пробормотал он. — В чем дело, что случилось?
Он сел в постели, всклокоченный и смешной.
— Что, уже семь?
— Уже половина девятого, прости меня, я пошла кормить русалку и забыла обо всем на свете.
Уж лучше бы он разозлился и накричал на нее, чем молча глядел с убитым видом.
— Прости, — повторила она.
— А мне ведь так нужно было туда явиться, — протянул Ив.
Мари-Жозеф опустила голову. Она глубоко осознавала собственную вину и оттого чувствовала себя не взрослой девицей, а нашалившей маленькой девочкой и не находила ни оправданий, ни отговорок.
— Я знаю, — прошептала она.
Ее тяготило молчание.
— Где Оделетт?
— Я отправила ее прислуживать мадемуазель вместо меня, — сказала Мари-Жозеф. — Откуда ей было знать, что тебя следовало разбудить! Это я виновата, я не сдержала обещания.
Ив обнял ее за плечи.
— Ничего, — возразил он с деланой бодростью, — уж лучше поспасть подольше, чем проснуться ни свет ни заря и благоговейно взирать, как старик встает с постели и отправляется на седалище с судном.
Мари-Жозеф попыталась было рассмеяться, но вместо этого прикусила губу, сдерживая слезы.
— Да никто и не заметит, что меня там не было! — с жаром заявил Ив. — А русалка стала наконец есть?
— Проглотила несколько рыбок, — грустно произнесла Мари-Жозеф.
— Да это же прекрасно! — воскликнул Ив. — И куда важнее королевских милостей! Я знал, что у тебя получится.
— Ты слишком добр ко мне, — сказала она. — Я такое натворила, а ты не сердишься и даже готов похвалить!
— Вздор, пустяки, забудь, — перебил ее Ив. — А сейчас уходи, дай мне одеться в благопристойном одиночестве.
Она поцеловала его в щеку. Проходя по гардеробной, соседней с их спальнями, она услышала его голос:
— Сестрица, а нет ли у нас хлеба и шоколада? Я умираю с голоду.
Глава 5
С тяжелым сердцем Мари-Жозеф спустилась с холма к фонтану Аполлона и темнице русалки. Кроме прочего, она умудрилась пропустить мессу, которую его величество и придворные слушали в маленькой дворцовой часовне. Она прошептала молитву и принесла обет посетить вечерню, даже если будет присутствовать на службе в полном одиночестве.
Она вернулась к фонтану Аполлона и вошла в шатер. Ее притягивала песня русалки, однако она помедлила у входа в клетку. С твердым намерением отрешиться от тревоги и смятения, чтобы ее чувства невольно не передались русалке, она несколько минут успокаивалась, раскладывая на секционном столе инструменты для вскрытия. Мертвая русалка лежала под слоем тающего льда; по ножкам стола стекали струйки воды, образуя на полу лужицу, в которой кое-где плавали опилки.
Мари-Жозеф пристроила лист бумаги в ящике с принадлежностями для живописи, чтобы, не теряя времени, приступить к работе одновременно с Ивом. Вспомнив о падающих листьях, она нацарапала дифференциальное уравнение в нотации господина Лейбница. Подумав минуту, она поняла: мало его решить, этой задачей стоит заняться основательнее.
Русалка прошептала что-то и негромко вскрикнула. Мари-Жозеф от греха стерла уравнение. Наконец овладев собой, она вошла в клетку. Русалка выглядывала из-под скульптуры. Длинные темные волосы, со странными спутанными зелеными прядями, ниспадали ей на плечи.
— Плыви ко мне, русалочка, ну пожалуйста.
Она зачерпнула сачком рыбу из кувшина — бедняжки на поверхности уже судорожно хватали ртами воздух, вот-вот уснут, — достала ее из сачка и опустила серебристое трепещущее тельце в бассейн.
Русалка нырнула и устремилась к ней, а ее печальная песня зазвучала громче и мрачнее. Мари-Жозеф поболтала рыбкой в воде.
Русалка бросилась к Мари-Жозеф, выхватила у нее рыбу, слегка оцарапав ее руку когтями, быстрым движением засунула рыбу в рот и, нырнув поглубже, отплыла. Брызги упали Мари-Жозеф на лицо и прозрачным бисером усеяли ее амазонку. Она торопливо стряхнула их, чтобы не испортить бархат. Несколько воспрянув духом, хотя и не совсем довольная результатом, она выудила из кувшина еще одну рыбку.
Русалка осмелела настолько, что вскоре стала аккуратно брать рыбу из рук Мари-Жозеф. На ощупь ее плавательные перепонки напоминали шелк. Теперь русалка, получив рыбу, не отплывала поспешно, а спокойно поглощала ее поблизости. Мари-Жозеф стала подносить руку все ближе и ближе, надеясь приучить морскую тварь к своим прикосновениям.
И тут обе они вздрогнули, услышав шум и заметив какое-то движение. Стенки шатра затрепетали на ветру, когда мимо проскакал всадник и, осадив коня, разметал гравий. Русалка ощерилась и зашипела, нырнула в глубину, совершив подобие заднего сальто, и устремилась в свое укрытие под статуей Аполлона. Мари-Жозеф обреченно вздохнула.
Шартр откинул полог шатра, с грохотом распахнул дверцу клетки и поднялся на бордюр фонтана. Высокие каблуки его лакированных, с золотыми пряжками башмаков громко стучали по доскам помоста. Мари-Жозеф присела в реверансе. Шартр с ухмылкой склонился над ее рукой, протянутой для поцелуя:
— Доброе утро, мадемуазель де ла Круа.
Смущенная и польщенная, стыдясь своих сморщившихся от воды пальцев, прилипшей чешуи и запаха рыбы, она мягко отняла у него руку и снова сделала реверанс.
— Доброе утро, сударь.
Его светло-каштановые локоны — собственные волосы, не парик — переливались, ниспадая на сизый воротник. Он так и не отказался от простого шейного платка и не сбрил усы. Лотта как-то раз призналась со смехом, что он иногда подкрашивает их ее сурьмой.
Повернув голову, он неловко заглянул в фонтан. Ей стало жаль его, ведь он был слеп на один глаз.
— Где же она? Вот, кажется… Да нет…
— Затаилась под копытами Аполлонова коня, — сказала Мари-Жозеф. — Вон там, видите? Если будете стоять молча, не шелохнувшись, она, может быть, и выплывет.
Мари-Жозеф поймала рыбку, опустила ее в фонтан и поболтала ею в холодной воде. Рыбка слабо дернулась.
— Позвольте мне покормить русалку! — попросил Шартр.
«Своей рукой я могу рискнуть, — подумала она, — а вот рукой герцога едва ли. Если русалка его укусит, мадам мне этого никогда не простит».
Она протянула ему рыбу, но сделала вид, что рыба случайно выскользнула у нее из пальцев.
— Сударь, простите…
— Сейчас я ее достану!
К ее удивлению, он встал на колени и опустил руку в фонтан, замочив кружевные манжеты. Рыбка опустилась на дно, так что он смог до нее дотянуться, а потом ожила и решила ретироваться. Привлеченная суетой, на спине подплыла русалка. Она схватила рыбку снизу и стрелой метнулась прочь. Шартр от восторга чуть было не грохнулся в фонтан. Мари-Жозеф с трудом удержала его, вцепившись в промокший рукав.
— Великолепно! — заявил он. — Я и вправду хочу ассистировать отцу де ла Круа.
Он стал рядом с ней на колени, не замечая, что рвет о доски помоста свои шелковые чулки:
— Если вы замолвите словечко перед вашим братом, он, может быть, позволит подавать ему инструменты. Или держать смотровое зеркало. Или…
Мари-Жозеф рассмеялась:
— Сударь, вы вправе занять место в первом ряду. Вы все увидите. Вы сможете всецело сосредоточиться на вскрытии.
— Пожалуй, — недовольно согласился он. — Но ваш брат всегда может без всяких церемоний обращаться ко мне и пользоваться моей обсерваторией. Вы же расскажете ему о моем оборудовании?
— Конечно, сударь. Благодарю вас.
В распоряжении Шартра имелись сложный микроскоп из двух линз, телескоп и логарифмическая линейка, ради которой Мари-Жозеф была готова на все.
О Шартре ходили зловещие слухи: что это он делает в тиши обсерватории, не иначе как приготавливает яды, или занимается черной магией, или воскрешает мертвецов? Все это было вопиюще несправедливо, ведь Шартра интересовали химические опыты, а не смешивание тайных зелий или союз с демонами.