– Он чародей, – вырвалось у меня.
– Я уже в курсе…
* * *
Для поездки в соседний город я специально попросила открытую коляску, чтобы вытравить из головы образ нахального жениха, умеющего шокировать девушек почище выскочившего из-за угла умертвия. На последнего хоть понятно, как реагировать: печать усмирения в рожу и в саркофаг. Как воспринимать слова Калеба, было неясно, и я решила подумать об этом когда-нибудь потом, под дурное настроение.
В окрестностях замка угасало лето. Последний день августа ласкал мягким, ненавязчивым теплом, но в потоках воздуха, омывающих лицо, уже ощущалось прохладное дыхание осени. Я любила это угрюмое время года, мы гармонировали. Особенно нравилось, когда уставшая от цветения природа выгорала дотла и в дурном расположении духа впадала в зимнюю спячку. Удивительные дни, спокойные и неотвратимые.
Коляска вкатила в городские ворота, миновала здание почты, заменяющее междугородний вокзал, и побежала по улицам. Строения вокруг были невысокие, в один-два этажа, с серыми черепичными крышами и каминными трубами. На подоконниках пестрели цветы в горшках, на узких балкончиках сушилось белье. Перед мэрией стоял бронзовый отец-основатель, повернутый к главному зданию города задом, а к улицам передом. На башке у него и на плечах сидели голуби.
Сговорившись с кучером, что вернусь через пару часов, я зашагала в сторону торговых рядов. На входных дверях и на вывесках были щедро рассыпаны магические символы. Местные гордились тесной связью с замком и не стеснялись демонстрировать соседям, прохожим и конкурентам. Только на таверне не нашлось никаких знаков, а из открытых окон плыл умопомрачительный запах пирога с требухой, жареной капусты и чего-то еще, несомненного вкусного.
Все знают, что покупки лучше делать на сытый желудок – так они приносят больше радости. Да и вряд ли в посудную лавку резко нагрянет шабаш ведьм, скупит все подчистую чугунные котелки и оставит меня ни с чем, в смысле, с пламенным желанием сварить приворот и с какой-нибудь паршивой сковородой…
Предвкушая сытный завтрак, не чета тем, что подавали в разных кондитерских, я пересекла улицу и вошла в таверну. В нос ударила волна съедобных запахов и не очень съедобных. Последние я предпочла не заметить и, стуча высокими каблуками, перешагнула через порог.
Небольшой обеденный зал практически пустовал. На низком потолке тяжело крутил лопасти ветродув, разгоняющий воздух. Магия в нем уже почти иссякла, видимо, заговаривали пару лет назад. Я уселась за стол возле стены, под полкой с толстыми оплывшими свечами.
Дородная подавальщица с лету заявила:
– У нас только жареная капуста и пирог со свиной печенкой…
– Несите! – громко сглотнув, с придыханием согласилась я, но тут же добавила: – И мягкого козьего сыра с зеленью. Еще кусок хлеба с отрубями. Хотя постойте! Лучше несите сразу полбулки, все равно съем. И яичницу со шкварками, как у них!
Я указала в сторону почти пустой сковородки на соседнем столе. Парни, с энтузиазмом выскребывающие со дна яичницу, синхронно поперхнулись и схватились за стаканы.
– И кофе, – попросила на всякий случай, хотя не питала надежд отыскать здесь благородный напиток.
– Есть селегерский квас с хреном, – отозвалась несколько ошарашенная подавальщица. – Бочонок только открыли, хрен только натерли. Все свеженькое.
Невольно я повернула голову к винной стойке, за которой хозяин в фартуке разливал по глиняным кувшинам из бочонка нечто пенное.
– Яблочный взвар с медом, – решила я. Пить по утрам известное похмельное средство для приличной особы явный перебор. Конечно, яблочный взвар тоже часто употребляли на больную голову, но у девушек голова может болеть просто так, от переизбытка умных мыслей.
Угощение расставили на столе. От кружки со взваром пахло августовскими яблоками. Скворчала на деревянной подставке чугунная сковородка с желтыми яичными глазками. Дымком исходил горячий пирог с луком и кусками печенки, одуряюще пахла мелко нарубленная, жаренная в масле капуста. Я взялась за вилку, сняла пробу и с удовольствием запила взваром…
Вдруг со всего маха раскрылась дверь таверны, и внутрь ввалился взмыленный тип в торчащей из-под жилета рубашке, пыльных штанах и нарукавниках, дотянутых до локтей. Тяжело дыша, словно несся галопом от самого замка, он замер на пороге, оглядел зал и бросился к моему столу. Не спрашивая разрешения, выхватил у меня из рук чашку со взваром и сделал несколько жадных глотков.
– Что вы делаете? – возмутилась я.
Он выставил указательный палец, давая понять, что девицам за столом следует молча и с благоговением следить, как он заглатывает их напиток. Скрестив руки на груди, я наблюдала за грабежом и искала три веские причины, почему не стоит проклинать нахала.
– Здрасте, госпожа чародейка! – объявил наконец тип, стукнув опустевшей кружкой о стол.
– У меня на лбу написано, что я чародейка?
– Нет, мне сказали, что из замка приехала коляска.
Взмахом руки отправив подавальщицу обратно за стойку, он уселся за мой стол и с облегчением проговорил:
– Какое счастье, что наш призыв был наконец услышан! Знаешь, прошлый чародей, которого прислали, ничегошеньки не умеет! Вообще ничего! Я раньше тебя не видел. Давно приехала в замок?
Он схватился за кусок хлеба и принялся тыкать им в яичницу на сковородке.
– Вчера, – ответила я, мысленно гадая, что закончится быстрее: наглость незнакомого типа, пожирающего мой божественный завтрак, или яичница.
– Новенькая ученица пресветлого? – уточнил он.
– Быть точнее – внучка, – кивнула я.
У странного типа вытянулось лицо. Дернув кадыком на худой шее, он сглотнул, осторожно отложил хлеб и вытер рот рукавом, вернее, нарукавником, прикрывающим рубашку.
– Темная Истван? – осторожно спросил он, словно опасался оказаться проклятым. – Эннари Истван?
Не пойму, он обрадовался или испугался? Может, моим именем местных детишек стращают, мол, не будешь слушаться, придет ведьма Энни и съест на обед, а я-то и не в курсе о грохочущей славе.
– А вы?
Типчик медленно поднялся из-за стола. Думала, что даст стрекача, но он вдруг дернул головой и отрапортовал:
– Добро пожаловать в Сартар, госпожа чародейка! Помощник мэра Боуз! – Он протянул через стол руку для рукопожатия, но быстро опустил. – Единственный и бессмертный!
Я удивленно изогнула брови.
– Ой! – побагровел помощник лицом. – Я хотел сказать: бессменный. Вообще бессменный и единственный. Не бессмертный…
– В общем, ясно, – перебила я.
Он кашлянул и спросил с большим пиететом:
– Можно присесть, госпожа чародейка?
– Вы уже присаживались.
– И то верно… – Он снова плюхнулся на лавку. – Так вы сможете нам помочь, да? Понимаете, говорят, что новый назначенный из столицы мэр крут характером. Он скоро появится, а мы еще от старого не избавились.
– Хотите старого проклясть? – с искренним любопытством спросила я и невольно проследила, как нервные руки мэрского помощника потянулись к корзинке со столовыми приборами, притулившейся на краю стола, а потом извлеченная вилка потянулась к моей едва-едва пощипанной яичнице.
Ох, не зря он оговорился. Точно бессмертный!
– Господь с вами, госпожа чародейка! – как будто испугался этот бессрочный секретарь. – Просто из здания мэрии выставить никак не можем. Понимаете, какое горе!
Он сделал резкий выпад вилкой к содержимому сковороды, но под действием неощутимого заклятия длинные зубцы остановились ровнехонько возле еды, словно яичница их отталкивала, как однополярный магнит.
– А стражей не пытались привлечь?
Мы оба отвлеклись от занимательной борьбы вилки с магией и переглянулись.
– Стражи тут не помощники. – Боуз предпринял еще одну резкую попытку напасть на еду, потерпел полное фиаско и с несчастным видом облизал чистые зубцы.
– Бывший мэр очень буйный? – предположила я.
– Что ж, и буйный, – вздохнул помощник, откладывая вилку. – И мертвый.
Я подавилась на вдохе.
– Запейте яблочным взваром, госпожа чародейка. Очень рекомендую, – спохватился Боуз и протянул мне кружку, но обнаружил, что она безнадежно пуста, и позвал подавальщицу: – Фанни, дай, что ли, селегерского квасу!
– В каком смысле мертвый? – наконец проговорила я, когда подавальщица поставила перед нежданным нахлебником целый кувшин пенного напитка и чистый стакан.
– А какие тут еще смыслы? – отозвался он. – Умер наша душенька мэр с месяц назад, а на тот свет никак не отбудет. Как вышел из портрета в кабинете, так никакими средствами не выкуривается.
Какая чудесная новость! Нет… то, что мэр дал дуба, ужасно печально. Скорбим и помним. В смысле, скорбят и помнят те, кто его знал при жизни. Но бесхозный, никому не нужный и никем не приголубленный призрак открывает такие головокружительные перспективы, что сейчас голова от наплыва фантазии лопнет!
– Госпожа чародейка, вы меня слушаете? – позвал Боуз, и я поймала себя на том, что мечтательно улыбаюсь, представляя, как переселю злого духа в дедовский кабинет. – Мы вызвали из замка ученика пресветлого, который нам в прошлом годе зачаровал статую отца-основателя от, так сказать, голубиных неприятностей. Он три часа возле кабинета мэра колдовал, потом сказал, что сбегает в замок за какими-то артефактами на пять минуточек и вернется. Неделю уже ждем. Время-то поджимает, а мэр наш бывший – уже поскорее бы царство ему небесное – никак бренный мир не покинет!
Помощник в отчаянье хлебнул кваса, скривился и с омерзением отодвинул стакан.
– Забористо, – пояснил сиплым голосом. – Угоститесь?
– Воздержусь, – отказалась я.
– Мы хотели позвать его супругу, чтобы она пришла и призвала мэра к совести, но госпожа сказала, что умерло, то умерло, и позавчера укатила в столицу. На постоянное местожительство. А мужа своего нам оставила! Такая оказалась безответственная дама!
– Сочувствую.
– Значит, поможете? Да? – Он заглянул мне в лицо. – Да?!
Естественно! Кто такой шанс подгадить деду упустит?
– Я смотрю, вы в отчаянии, – покачала головой.
– Не поверите, госпожа чародейка, в таком отчаянии, что сегодня с утра уже три седых волоска выдрал! Скоро весь поседею… а потом полысею.
Невольно я покосилась на рыжеватые кудри, аккуратно прилизанные пчелиным воском.
– Так и быть, помогу, – с недовольным видом, словно делала огромное одолжение, что в принципе так и было, согласилась я и кивнула на стол: – Оплатите еду.
– Я? – оторопел помощник мэра. – Но я ведь ничего не ел.
– Но вы же желаете бывшего начальника отправить в лучший мир?