Наташа дрожала, широко открыв полные слёз глаза. Громыхнуло совсем рядом. Она упала в кресло, сползая на пол. Путаясь в накидке, поползла за него, забиваясь в тёмный пыльный угол:

— Ма-а-ма-а! — уже ревела, как тогда: громко, надрывно, не в силах остановиться, чувствуя острое покалывание электрических разрядов на коже, видела разверзнувшуюся затягивающую в своё нутро чёрную гудящую бездну и пугающую ослепительную вспышку.



— Её нет в кабинете! — раздражённый голос Эрмелинды вывел из небытия. — Мальчишка, передай господину, что её здесь нет!

Захлопнулась дверь. Послышались приглушённые голоса. Стянув с головы плед, девушка прислушалась. Грома, как и шума дождя, слышно не было. Темно. Сколько времени она здесь? Провалилась в забытьё: тяжёлое, давящее, без сновидений. Никого не хотелось видеть. Чуть сдвинувшись в сторону, наблюдала за присутствующими, оставаясь для них невидимой.

Сестра, стоя у стола, говорила уже спокойно, ничуть не беспокоясь:

— Хенрике, посмотри, — она наклонилась над подношением от Вилли, открывая шкатулку. — О-о… — В руках блеснул гребень. — А мне он такого не дарил.

Экономка, поставив свечу на стол, вздохнула:

— Так это он, моя девочка, прибыл с подношением. Для сговора.

— Вилли… Он… — голос Эрмелинды дрогнул. Она замолчала, присаживаясь на стул.

— Да, — женщина обняла её за плечи, прижимая к себе, — смиритесь, хозяйка.

— Что мне делать, Хенрике? Теперь у меня и жениха нет.

Наташа поморщилась: «Так важно наличие жениха? Неужели она любит этого торгаша?» Казалось странным, что титулованная девушка её возраста может обратить внимание на Вилли — зануду и тюфяка. Может быть, между ними что-то было?

— Зачем вашей сестре господин Хартман? У неё есть жених.

— Ты не понимаешь, — в голосе проскальзывали сердитые нотки. — Она ему, конечно, откажет. Зачем ей торговец, если у неё есть два графа? Оба богаты. Я не нужна Вилли без титула. Понимаешь?

— Не переживайте, хозяйка. У вас будет другой жених. Вы молодая, красивая, умная. Поговорите с сестрой.

— Я её ненавижу.

Пфальцграфиня хорошо видела выражение лица говорившей: тонкая полоска сжатых губ, прищуренный взор.

— Идёмте, — экономка вытащила из пальцев воспитанницы гребень, возвращая в шкатулку, захлопывая. — Вам нужно отдохнуть.

Когда за женщинами закрылась дверь, Наташа выползла из укрытия, опустилась в кресло: «Вот так… — отёрла лицо ладонями, сжимая виски. — Тебя ненавидит сестра и её по-прежнему считают хозяйкой. Чтобы привести хозяйство в порядок, ты вкладываешь силы, стараешься всюду успеть, портишь нервы, воюя с отцом, а оказывается, ничего этого никому не нужно. Эрмелинде нужен титул, а Манфреду деньги». Если отец может получить желаемое, успешно продав её и выручив кучу «бабок», то сестра вернёт титул только в одном случае, — по телу прошёл озноб — избавившись от старшей сестры. Отравит или подстроит несчастный случай? Ненависть — сильное разрушительное чувство. Она жаждет чужого горя и не проходит сама по себе.

Девушка слышала тревожный звон колокольчиков, предупреждающих об опасности. Да, с этой стороны она засады не ждала.

Выйдя из кабинета, направилась в свою комнату. На первом этаже в «фойе» горели факелы, толпились слуги. Среди них находился пфальцграф и беспокойно что-то им втолковывал.

— Меня ищете? — перегнулась через ограждение, завладевая вниманием присутствующих.

Вздох облегчения пронёсся по залу, растворяясь в вышине. Её.

— Вэлэри!.. — папенька спешил вверх по лестнице.

— Отпустите людей, со мной всё в порядке.

— Где ты была?

— Заснула в одной из комнат. Простите за доставленное беспокойство, — завернула к своему покою.

— Подожди, — фон Россен тронул её за плечо, останавливая. — Дай мне ключ от погреба.

— Винного, — она усмехнулась. — Идёмте… Одну секунду…

Пройдя к лестничному ограждению, заглянула вниз. Две служанки, погасив факелы, направлялись в кухню.

— Лисбет, — обратилась к одной из них, — передайте, пожалуйста, прачке Хельге, чтобы поднялась в кабинет хозяина.

— Это зачем? — его сиятельство подозрительно посмотрел на дочь.

Наташа промолчала. Открыв дверь, вернулась со свечой к факелу на стене. Руки чесались достать зажигалку и упростить жизнь. Хотя бы на секунду.

Женщина появилась быстро. Глянув на господина, застыла в дверях.

Хозяйка пригласила прачку подойти к столу.

Пфальцграф в любопытном ожидании устроился на привычном месте.

Развязала шнурок, снимая со связки ключик от винного погреба:


— Вот ключ. — Положила его перед отцом. — А вот оставшиеся восемь дней процедур и ваше здоровье. — Поставила рядом пустой кубок, накрывая его лоскутом ткани, выуженным из кармана. — Что вы сейчас выберете — то и будет. Я не стану возражать.

Мужчина, не колеблясь, накрыл ключ рукой, зажимая в кулак:

— А женщина здесь зачем?

— Верно, уже не нужна, — пфальцграфиня повернулась к прачке: — Спасибо, Хельга, за работу. Завтра утром получите расчёт у писаря. Я распоряжусь выдать вам выходное пособие в виде золотого. Приятно было с вами работать. Прощайте. — Направилась к выходу.

— Как это «прощайте»? — Манфред вскочил, оседая назад и хватаясь за поясницу.

Обернулась от двери:

— Мы больше не нуждаемся в её услугах.

— Я её брал на работу, — побагровел папенька.

— Не вы, а экономка. Или я чего-то не знаю? — Задержалась в ожидании ответа. — Вы передали мне все полномочия по ведению домашнего хозяйства. Наймом прислуги занимаюсь я. Если нам понадобится прачка, я приглашу женщину из нашей деревни. Вон сколько их в очереди.

Пока фон Россен хлопал глазами, а Хельга, не двигаясь, стояла с опущенной головой, Наташа вышла, закрыв за собой дверь. Вот так! Только так и никак иначе!

Гензель догнал её у двери в свою комнату. С разгона врезавшись в бок госпожи, обхватил за талию, пряча личико под её рукой, всхлипывая. В стороне жалобно мяукнул подбежавший котёнок, сброшенный с тёплых рук маленького хозяина.

— Малыш, что случилось? — отстранила его, поднимая выше свечу, заглядывая в покрасневшие глаза.

— Я долго искал вас.

— Всё хорошо. Я хотела побыть одна. — Вспомнилось, с каким восторгом он обсасывал приличный кусочек сахара, вложенный в его руку в качестве гостинца, привезённого в прошлое воскресенье из Штрассбурха. Пастушок, приняв серый осколок за камешек, не знал, что с ним делать. — Тебя кормили? — После поспешного кивка вспомнила, что ничего с утра не ела. Приезд Вилли снова нарушил её планы. В кухне ждал ящичек с воском. Две прямоугольные формы для изготовления свечей стояли на окне в комнате.

Угостив Гензеля очередным кусочком леденца, предусмотрительно забранного из кладовой в комнату и выпроводив счастливого пацана отдыхать, подошла к окну, раздумывая. Какая-то мысль крутилась, ускользая.

На вошедшую Амали отреагировала отрешённым взглядом.

— Вы ничего не ели, хозяйка, — укоризненный тон прислуги вывел из задумчивости.

— Собери что-нибудь. Немного. Овощное рагу подогрей.

— Горячей воды принести?

— Да, ведро. Позже, когда пойдёшь спать.

За окном «в решётку» вид патио удручал унылостью. Темно, пусто, тихо. Смотрела в одну точку и не могла сосредоточиться.

Пфальцграф?.. Ключ не вернул. Чёрт с ним. Его выбор. Больше она не станет настаивать на его лечении. С Хельгой вопрос, судя по всему, останется открытым. Папаша не даст любовницу в обиду, признав этим с ней связь.

Завтра Наташа собралась вернуть подношения от Хартмана. Отправит их с гонцом в Штрассбурх. Штрассбурх… Она не побывала на пристани. Зачем ей пристань? Никак не могла собрать разбегающиеся мысли… У Вилли есть торговое судно. Господи, зачем ей его судно? Посмотреть на вещественный музейный экспонат? Сделать съёмку его и города? Нет, смартфон ей нужен для другой цели. Если он ещё «живой».

Герард?.. Почему-то ясно поняла, что он не приедет. Не приедет… Эта мысль не даёт покоя, мешает расслабиться. От неё пробивает дрожь, от нарастающей захлёстывающей тоски наворачиваются слёзы, стынет кровь.

Сев на подоконник, смотрела сквозь оконную решётку на лунную дорожку восходящего светила. Значит, нужно отвлечься и заняться неотложными делами. Не сидеть, сложа руки. Под лежачий камень…

А что, если сбежать в город и затеряться там?.. Не затеряешься. Слишком мал.

«Прокрутила» в подробностях пошагово воскресную поездку. Посещение аптеки навело на мысль, что можно открыть свой бизнес. На бойком месте снять в аренду подходящее помещение или купить домик. Сколько стоит домик? Хватит ли на это её золота? Можно продать жемчужное ожерелье. Есть украшения мамы. Мама… Её нет. Или нет в этом мире. Если её саму ребёнком перекинуло на тысячу лет вперёд, то и мать могло затянуть в любое другое время. Или погибла… Боль утраты не чувствовалась так остро, как следовало бы. Наверное, потому что Наташа не была обделена родительской любовью. Приёмные мать и отец заменили биологических, став самыми родными. Они заботились о ней, оберегали, воспитывали, дарили любовь и ласку.

Домик в городе?.. Для его аренды золота должно хватить. Первый этаж занять под торговлю, второй — жилой. Чем торговать? Кафе! Если посетители есть у аптекаря, то пойдут и к ней. Кулинария. Торговля горячими блюдами и полуфабрикатами, выпечка. Можно предложить посетителям чай и морсы. Во время воскресной торговли на первых порах для рекламы пустить по площади несколько лоточников с выпечкой. Всё нужно хорошенько обдумать и подсчитать. Цены она знает, значит, калькуляцию себестоимости продукции составить может. В этом варианте есть одно существенное «Но!»… Одной женщине без опеки мужчины в городе делать нечего. В поместье отца высокие крепостные стены дают чувство уверенности и защиты. За его пределами, куда бы она ни пошла, за ней следуют охранники. Это продиктовано суровой необходимостью тёмного времени средневековья, где женщина полностью подконтрольна и зависима от семьи: сначала от родителей, затем от мужа. Нападение и насилие также нельзя исключать.

Амали внесла поднос с ужином и, водрузив его на столик, вышла. От овощного рагу с фасолью, капустой и грибами пахло сногсшибательно. Наташа откинула крышку сундука, нащупывая прихваченные из Бригаха полбутылки вина. Того, что ей наливал граф, когда возвращал тару. Вот, пригодилось. И повод отличный — проводы несбывшейся мечты о семье, любви и счастье. От осознания потери этой самой мечты на глаза навернулись слёзы. Сделав несколько крупных глотков, отставила бутылку в сторону, заедая рагу. Между первой и второй — перерывчик небольшой… Под такую закуску можно выпить и не столько.

Быстро похорошело. В этот момент она отлично понимала тягу мужчин к спиртному. Во-первых, перестало знобить, и она согрелась. Во-вторых, мысли стали радужней, скученней и зашевелились быстрее. В-третьих… А что, в-третьих? Хватит бегать по замку и его окрестностям, как загнанная лошадь. Может быть, пора позаботиться о себе, любимой? Больше спать и меньше работать! Перестать быть «белой вороной». Есть с кого брать пример: папенька, сестричка, экономка… Да все здесь не перетруждаются! Даже слуги. Один управляющий бегает, как заводной. Ну, и Жук за ним пыхтит паровозиком, потряхивая «козлиной» бородёнкой. Герр не одну пару сапог снашивает за сезон. Кстати, на невысоких каблуках ходить было бы легче. Не помешает наведаться к сапожнику и присмотреться к нему. Изготовление и продажа обуви может стать существенной статьёй дохода.

«Белая ворона»… Она и есть такая. Птаха! К ней присматриваются, её не понимают. И не путаная речь тому виной. Как раз это не вызывает вопросов. Она для них иноземка, за годы отсутствия забывшая родной язык. Да и речь выравнивается, благодаря её упорству постичь тонкости грамоты и произношения. Через несколько лет она избавится от акцента.

Господа ничего не делают. Работают другие. Она сломала устоявшийся стереотип под понятием: «Хозяйка». Но и здесь неожиданно ей нашли оправдание, связав её активность с монастырской привычкой не сидеть без дела. Даже сочувствовали, сокрушаясь, что заниматься делами больше некому. Откуда им знать, что в монастыре не все работают. Юфрозина, так та, вряд ли брала в руки что-то тяжелее иглы. И да, умеет ухаживать за больными и ранеными.

Герр Штольц… Несколько дней назад она застала его в конюшне, наведываясь к Зелде. Слово за слово — разговорились. Этот человек, наблюдая за ней со стороны и принимая участие в поездках по деревням, оценил хватку и дальновидность хозяйки, с горечью отметив, что это не женское дело. Выразил желание помочь в любых её начинаниях. Сошлись на том, что совместно обсудят дальнейшие действия после сбора подати. Многое будет зависеть от собранной суммы и что от неё останется после всех положенных вычетов.

Наташа вздохнула. Выпитое вино не расслабило, но напряжение сняло. Может быть, послать всех и всё к чёрту? Жить, как все господа — сегодняшним днём? Вспомнились слова Рухи, когда она заехала к ней погадать. Что она там сказала? «Всё идёт по намеченному пути Божьему и нужно довериться его воле… Пока ты не отдашь свою жизнь в руки Господа и не пройдёшь все намеченные им вехи, будешь подвергаться испытаниям». Значит, нужно сидеть и ждать. Плыть по течению. Девушка хмыкнула, неожиданно представив себя плывущей по реке на автомобильной камере. «Ладно, поплывём, — спрыгнула с подоконника, — уже сейчас».

Надев вязаную накидку, прихватив бутылку с остатками горячительного и две плюшки с творогом, вышла из комнаты, оглядываясь по сторонам. Движения по замку не наблюдалось. Тишина. Для сонного царства казалось рановато. Достав из кармана фонарик, направилась на третий этаж в облюбованную и уже отмытую комнату.

Открыв ставню и натянув капюшон, вдохнула полной грудью влажный воздух, насыщенный озоном и густым острым запахом прохладной свежести.

Где-то очень, очень далеко бурчит гром.