— Смеёшься… — красавица прикусила губу.
— А как ты думаешь, дорогая сестрица? Мне нужен Бригах, эти земли. Тебе поведать, сколько я трачу золота на подкуп прислуги в этом адовом месте? Сколько стоило устранить всех путающихся под ногами? — Сжал предплечье девы.
— Не всех, Карл… — цедила она сквозь зубы, цепляясь за его руку, пробуя ослабить хватку. — Я её никогда не видела, но то, что он не смотрит на меня, говорит о многом. Тебе нужны земли, а то, что он проклянёт меня, тебя не волнует.
— Ева, замолчи и делай так, как я сказал. — Фальгахен багровел, сжимая кулаки. — Или ты мечтаешь оказаться в объятиях фон Шлосса?
— Значит, помогай мне, дорогой братец, раз это в твоих интересах.
Глава 13
Амали… Отношения с личной служанкой приняли доверительный характер. Ненавязчиво и осторожно Наташа издалека подходила к интересующей её теме и девушка незаметно для себя расслаблялась, рассказывая последние слышанные ею разговоры о хозяйке.
Прислуга привыкла к частому появлению госпожи в самых неожиданных местах в любое время.
Разговоры ходили всякие.
Не всем нравилось то, что происходило в стенах замка. Ладно, хозяйка затеяла приборку нежилых покоев. Через несколько месяцев там снова будут плести паутину пауки, и пищать мыши по углам. У наёмных баб появится постоянный приработок за уборку. Хорошо, но при нынешнем состоянии дел господ, расточительно.
Кухарка, эта ленивая квашня Гретель осунулась, похудела. Непривчно под пристальным взором хозяйки крутиться да выполнять её указания. Попробуй, не выполни… Лишний раз задницу на лавку не пристроишь. Зато еда стала вкусной и разной. Госпожа не даёт спуска лодырнице. Ах, как хорошо…
И мальчишку-сироту приспособила к делу. Пожалела. А то спал с животиной, рос бурьяном в поле.
Вон, и хозяин под её присмотром встал с ложа… Это что, он положил глаз на прачку новую? А она так и шастает к нему… Шась-шась… А что, баба молодая, тихая, и ей радость в жизни нужна… Откуда она взялась? Перебила рябую Лисбет! Был её черёд в прислуги наниматься… Да, конюший тогда буянил, грозился экономку выловить, задрать юбку и выпороть… Ага, поймаешь её, как же! Без стражи за ворота не выходит…
А с новыми девками хозяйка что учудила? Срок какой-то пытательный придумала. Это как, теперь со всеми наёмными так будет? Чудеса… Думали, что рябой отставку даст, не приглянётся девка ликом — не везёт ей. А тут, глянь, не посмотрела, что рябая и косая… Нет, она девка тихая, справная, только невезучая… Как мать преставилась, так конюший и задумал сбыть дочь с глаз… Э-хе-хе… Жалко девку…
А хозяйка-то не боится ничего… Вечерами ходит по деревне. Вон, к этому верзиле ходила, да с женихом Минны рассиживалась. Бурчала на него да смеялась… Ну, как затребует его к себе в услужение? Кем?.. Будет сзади ходить церу носить. Хи-хи… А Минна посинела от злости. На Рождество свадебный сговор должен быть. Теперь что будет? Откажет ей Руди? Приворожит его хозяйка. Парень видный, бойкий, свою выгоду не упустит… Коленку ей тёр? Зачем? Щупал, поди? При всех?.. А она? Тыкала пальцем? А куда тыкала?.. Да ты что-то не то расслышала. Кто говорил, Минна? Подсматривала? Не она? А кто?.. Ты не смотри, что молодая. Она в мать, белобрысая и злая. Помнишь, как кузнечиху осадила, когда та сказала, что она не пара Руди… Шу-шу-шу… Да ты что? За башней в кустах?.. Ах, как интересно!..
А что хозяйка от кривого сапожника хотела? Мало, что он порубленный, так ещё не дознаться от него ничего. Хитрый, молчун… И собака у него такая же. Не гавкает, а втихую сзади подпрыгнет да за юбку дёрнет. Душа в пятки! Вся в хозяина…
Зато околоток этот болтливый… Да-да, деревянщик наш… Его дочка сказывала, что хозяйка какую-то горбылину ему показывала на дощечке, а он всё макушку теребил, да кивал: «Разумею, хозяйка… Сделаю, хозяйка…» Что за сухостоина?.. Вешать?.. Ах!.. Кого вешать? Кто красть будет? Прятаться? Святы Боже, спаси и сохрани…
И Хенрике отставку скоро даст. Ключи забрала. Пусть не все пока… Скоро все отнимет… Экономка, что? Ничего экономка. Будто так и надо… А что? Ей спокойнее, хлопот меньше, а то всё выспаться никак не может. Мужика ей надо, ха-ха… На того, что у ворот? Да ну! Так он же… Ох, как интересно!..
А деревянных троп настелили… Ах, как красиво ходить по ним. Говорят, что хозяйка распорядилась. Чтоб туфельки не мазать по грязи. Вот скажи, ты видела прежнюю хозяйку в деревне когда-нибудь?.. Вот! А эта дорожки стелет, значит, ходить по ним собирается. А зачем?.. Ха-ха!.. Этот и по распутице проскочит жеребчиком!.. Хи-хи!.. Главное, чтоб ворота были отперты!.. Через стену перепрыгнет? Гы-гы!.. Брэ лопнут!.. Потеряет!..
Сплетни, сплетни…
Наташа реагировала на разговоры спокойно, с пониманием. Поговорят, успокоятся. Она на виду. Скоро привыкнут к её нововведениям.
— Амали, а Хельга давно здесь?
— Две недели было после воскресенья.
Верно, прачка тоже так сказала:
— Она ведь не из деревни. И кто же её впустил сюда? Обычно деревенских берём в первую очередь, так? Своих не нашлось?
— Да, хозяйка, нездешняя она. Я об этом не думала. Хенрике привела и сказала, что будет прачкой. Всё.
— Экономка, значит. — И чтобы это значило? Может быть, Карл «казачка» заслал под видом служанки? В его стиле. И по срокам подходит. Надо понаблюдать за этой прачкой. — Амали, ты разузнай потихоньку, откуда Хенрике Хельгу знает. Кто она ей?
— Так и узнавать нечего. Все знают, что на очереди в услужение была рябая Лисбет, дочь конюшего. Хенрике позвала её к себе и о чём-то шепталась. Потом появилась Хельга из Штрассбурха. Всё, хозяйка. Наверное, Лисбет знает.
— Значит, Лисбет…
Наташа взяла за правило каждый вечер провожать солнце из окна комнаты третьего этажа. Распахнув ставни, садилась на подоконник, упираясь спиной в стену, смотрела, как оно уплывает за холмы, паутинами лучей цепляясь за верхушки деревьев. Бабье лето… А оно есть в этом времени? Или его ждать раньше в связи со сдвигом дней в календаре? Да, конечно, вот он — сдвиг во времени. Вот шестнадцать дней, на которые она обратила внимание при попадании сюда. Значит, начинается бабье лето и несколько недель хорошей погоды обязаны быть. Проверим.
Есть время природы особого света,
неяркого солнца, нежнейшего зноя.
Оно называется бабье лето
и в прелести спорит с самою весною.[1]
Прохладно… Завтра вечером не забыть зайти к сапожнику. Он шьёт Гензелю полусапожки.
Столяр должен изготовить ширму. Пришлось долго объяснять, что да как, но, кажется, всё понял верно. Не то что сын кузнеца… Как чувствовала… Не хотела тогда идти в кузницу… В среду…
После отъезда Хартмана, девушка с досадой поняла, что никуда не успевает. Припёрся так некстати. И не выставишь будущего родственника.
Пока давала указания, что готовить на ужин, за ворота вышла уже в сумерках. Стражник засуетился, почему хозяйка не предупредила, что выйдет за первые ворота и потребуется сопровождающий. А он сей момент оставить пост никак не может.
Наташа, пожав плечами, отстранив его, зажав подмышкой церу, направилась по свежему белеющему настилу к конюшне. Какая охрана? Она же у себя дома. Ей нравится, как всё получилось аккуратно и основательно. Да, дерево. Да, недолговечно. На несколько лет хватит, а там и на камень разживёмся. Переделаем.
У Зелды задерживаться не стала. Угостив её, пообещала прийти завтра. На выходе её настиг запыхавшийся стражник, отчитавшись, что ему пришлось примкнуть ворота.
У сапожника справилась быстро, подсунув ему под нос обведённую ступню пацана на восковом поле церы. Брать Гензеля с собой не стала. Босой. Пусть крутится в кухне у тёплого камина.
Стражник за госпожой по пятам не ходил, в затылок не дышал, держась на почтительном расстоянии.
Столяр сосредоточенно потирал мочку уха, вникая в требования хозяйки.
Она на восковой дощечке старательно разрисовала ширму в 3D-проекции, дублируя взмахом рук размеры, показывая высоту, всовывая в его пальцы палочку с размером ширины ткани для створок, объяснила, для чего нужна перегородка. И когда он, вроде всё поняв и со всем согласившись, в заключение задал вопрос: «А это зачем?», она готова была его прибить… Вкрадчиво ответив, что собирается прятаться за ширмой, наслаждалась видом его лица, предупреждая очередной дурацкий вопрос строгим напоминанием, что вернётся за изделием в воскресенье вечером. А завесы в количестве девяти штук он должен будет взять у кузнеца.
В кузницу она попала, когда окончательно стемнело. Оказалось, напрасно беспокоилась. Там кипела работа. Кузнец в одиночестве грохал по железяке, и, увидев хозяйку, на её появление никак не отреагировал. Девушка, понимая, что металл стынет и работу останавливать нежелательно, отошла в сторонку, кивнув, что подождёт.
От огня в горне валил жар. От едкого запаха калёного железа хотелось не только чихать, но и не дышать. На полу куча окалины. На полках вдоль стен лежит кузнечный инструмент. Копоть… Она всюду, на всех поверхностях.
Мастер подчиняет грубый материал своему замыслу… Он смотрит на огонь, чувствует силу металла, его напряжение, внимает звукам ударов молота.
Наташа слышит, как рассерженно шипит заготовка, опущенная в холодную воду, видит, как по её граням волна за волной бегут яркие цвета, падая на дно бочонка, взрываясь голубым, фиолетовым, пурпурным светом…
Кузнец, сняв рукавицы и отерев пот с закопчённого лица, выслушал пфальцграфиню, едва взглянув в церу, где она изобразила завесу и уже собиралась объяснить про напольную вешалку, как верзила оглушительно гаркнул:
— Руди! — присел на пенёк у входных ворот. — Вот, хозяйка, ему всё расскажите. — Замолчал, глядя за спину посетительницы.
По лестнице спускался тот самый рыжий парень, которого видела девушка в прошлый раз. Все мастеровые жили на вторых этажах, используя нижние под мастерские.
Она помнила ехидную ухмылку наглеца. Подавила вздох, упершись в его настороженный взгляд.
Знала бы, что придётся иметь дело с подмастерьем кузнеца — хоть и его сыном — отправила бы вместо себя столяра. Пусть бы и договаривались. Но теперь ничего не изменишь. Её вздох не укрылся от взора Руди. Он вскинул бровь, дивясь, чем не угодил хозяйке.
Подвинув скамью к затухающей печи и накрыв её чистой холстиной, жестом пригласил госпожу присесть, становясь рядом.
Наташа, подобрав края платья, чтоб не мели копоть по полу, и зажав их между колен, пристроила наверх церу. Снизу вверх уставилась на рослого крепкого сына кузнеца: «Лет двадцать, или чуть больше»:
— Вам разве видно оттуда, что я буду рисовать?
Он склонился над ней, упирая ладони в колени. Длинные густые волнистые волосы свесились на лицо, закрыв часть «тетради», исподлобья глянул на хозяйку, оказавшись с ней глазами на одном уровне, ожидая пояснений.
Она машинально отвела в сторону его отливающую золотом гриву, засматриваясь на россыпь веснушек на лице, вдруг поняв, что хотела потрогать волосы, не горячи ли они на ощупь, запоздало отдёргивая руку, злясь:
— Нет, я так ничего не вижу. Садитесь рядом, — косилась на него, пока он осторожно, чтобы не перевернуть скамью, поглядывая на её руки, устраивался, отодвигаясь от девы подальше. — Мне нужно девять завес для ширмы, которую изготовит столяр, — начала Наташа, указывая стилосом на рисунок, — вот таких. Это их настоящий размер. Делайте свои замеры. Можете подойти к столяру перепроверить толщину бруса.
Парень недоверчиво вздёрнул бровь, а девушка выпрямилась, гордо вскидывая подбородок: «А как ты думал? Да, я имею понятие о брусе и ещё много о чём, что тебе не приснится даже в самом кошмарном сне. Да, я знаю не только о вышивке и нитках и как варить борщ».
— Девять? — Он, словно насмехаясь, смотрел в её глаза. — Ширмы? — Незнакомое слово ни о чём не говорило. Разве что очень походило на имя одного давнего заказчика — Шермана из Штрассбурха. Уже и не помнит, что он там заказывал. Переспрашивать не стал. Больно хозяйка казалась дёрганой. Как та кошка, которой он утром хвост придавил. И глаза у неё полыхают, как остывающий металл в воде. Злая.
Наташа подняла ладони с растопыренными пальцами, демонстративно загибая большой:
— Да, девять. — Начала отсчитывать, пошевеливая каждым пальчиком, сгибая его, нарочито подчёркивая каждую «циферку»: — Один, два, три… — Издевалась? Нет, ну что вы… Возможно, Рыжик неграмотный. Пусть делает изделия и откладывает в сторонку, сверяя со своими пальцами, похожими на сосиски для хот-дога.
— Я знаю счёт, — усмехнулся обладатель «горячих» волос и «сосисок».
Пфальцграфиня искренне и преувеличенно старательно удивилась, перехватывая его жалящий взор. Жалеет, что не может вырвать каждый её палец? Именно так она и поняла его ухмылку. Наглый! Рыжий! Бесстыжий!
— Да, простите, забыла, что деньги умеют считать все… — Молчит, наглец, переваривает. Перевела дух. — Хорошо, с этим разобрались. Теперь посмотрите, что я нарисую, и скажите, можно ли изготовить такое из металла, имеющегося у вас в наличии. — Уже сомневалась, что так не по-тутошнему выразила свои мысли. Надо говорить проще, как обухом по голове. И правда, хотелось огреть этого рыжего. До беспамятства.
Опять же в 3D-проекции изобразила напольную вешалку. Совсем простенькую, можно сказать примитивную, как и это время с его технологиями.
— Сюда, — ткнула в перекладину острым кончиком стилоса, — Я буду вешать свои платья. Понимаете? — Вспомнив вопрос столяра, поспешила опередить: — Они будут не в сундуке, а на вешалке. Ещё нужны плечики. — Нарисовала для примера. — Знаете для чего? Нет? — Посмотрела на него, как на тугодума. — Этим и этим концом вешалка продевается сюда. — Тронула ткань платья на плечах. — Платье держится на ней и за этот крючок подвешивается на перекладину. Только пока не решила, кто изготовит такое. Вы не сумеете — это точно. Вернусь к столяру. Здесь работы по дереву нужны.
— А как ты думаешь, дорогая сестрица? Мне нужен Бригах, эти земли. Тебе поведать, сколько я трачу золота на подкуп прислуги в этом адовом месте? Сколько стоило устранить всех путающихся под ногами? — Сжал предплечье девы.
— Не всех, Карл… — цедила она сквозь зубы, цепляясь за его руку, пробуя ослабить хватку. — Я её никогда не видела, но то, что он не смотрит на меня, говорит о многом. Тебе нужны земли, а то, что он проклянёт меня, тебя не волнует.
— Ева, замолчи и делай так, как я сказал. — Фальгахен багровел, сжимая кулаки. — Или ты мечтаешь оказаться в объятиях фон Шлосса?
— Значит, помогай мне, дорогой братец, раз это в твоих интересах.
Глава 13
Амали… Отношения с личной служанкой приняли доверительный характер. Ненавязчиво и осторожно Наташа издалека подходила к интересующей её теме и девушка незаметно для себя расслаблялась, рассказывая последние слышанные ею разговоры о хозяйке.
Прислуга привыкла к частому появлению госпожи в самых неожиданных местах в любое время.
Разговоры ходили всякие.
Не всем нравилось то, что происходило в стенах замка. Ладно, хозяйка затеяла приборку нежилых покоев. Через несколько месяцев там снова будут плести паутину пауки, и пищать мыши по углам. У наёмных баб появится постоянный приработок за уборку. Хорошо, но при нынешнем состоянии дел господ, расточительно.
Кухарка, эта ленивая квашня Гретель осунулась, похудела. Непривчно под пристальным взором хозяйки крутиться да выполнять её указания. Попробуй, не выполни… Лишний раз задницу на лавку не пристроишь. Зато еда стала вкусной и разной. Госпожа не даёт спуска лодырнице. Ах, как хорошо…
И мальчишку-сироту приспособила к делу. Пожалела. А то спал с животиной, рос бурьяном в поле.
Вон, и хозяин под её присмотром встал с ложа… Это что, он положил глаз на прачку новую? А она так и шастает к нему… Шась-шась… А что, баба молодая, тихая, и ей радость в жизни нужна… Откуда она взялась? Перебила рябую Лисбет! Был её черёд в прислуги наниматься… Да, конюший тогда буянил, грозился экономку выловить, задрать юбку и выпороть… Ага, поймаешь её, как же! Без стражи за ворота не выходит…
А с новыми девками хозяйка что учудила? Срок какой-то пытательный придумала. Это как, теперь со всеми наёмными так будет? Чудеса… Думали, что рябой отставку даст, не приглянётся девка ликом — не везёт ей. А тут, глянь, не посмотрела, что рябая и косая… Нет, она девка тихая, справная, только невезучая… Как мать преставилась, так конюший и задумал сбыть дочь с глаз… Э-хе-хе… Жалко девку…
А хозяйка-то не боится ничего… Вечерами ходит по деревне. Вон, к этому верзиле ходила, да с женихом Минны рассиживалась. Бурчала на него да смеялась… Ну, как затребует его к себе в услужение? Кем?.. Будет сзади ходить церу носить. Хи-хи… А Минна посинела от злости. На Рождество свадебный сговор должен быть. Теперь что будет? Откажет ей Руди? Приворожит его хозяйка. Парень видный, бойкий, свою выгоду не упустит… Коленку ей тёр? Зачем? Щупал, поди? При всех?.. А она? Тыкала пальцем? А куда тыкала?.. Да ты что-то не то расслышала. Кто говорил, Минна? Подсматривала? Не она? А кто?.. Ты не смотри, что молодая. Она в мать, белобрысая и злая. Помнишь, как кузнечиху осадила, когда та сказала, что она не пара Руди… Шу-шу-шу… Да ты что? За башней в кустах?.. Ах, как интересно!..
А что хозяйка от кривого сапожника хотела? Мало, что он порубленный, так ещё не дознаться от него ничего. Хитрый, молчун… И собака у него такая же. Не гавкает, а втихую сзади подпрыгнет да за юбку дёрнет. Душа в пятки! Вся в хозяина…
Зато околоток этот болтливый… Да-да, деревянщик наш… Его дочка сказывала, что хозяйка какую-то горбылину ему показывала на дощечке, а он всё макушку теребил, да кивал: «Разумею, хозяйка… Сделаю, хозяйка…» Что за сухостоина?.. Вешать?.. Ах!.. Кого вешать? Кто красть будет? Прятаться? Святы Боже, спаси и сохрани…
И Хенрике отставку скоро даст. Ключи забрала. Пусть не все пока… Скоро все отнимет… Экономка, что? Ничего экономка. Будто так и надо… А что? Ей спокойнее, хлопот меньше, а то всё выспаться никак не может. Мужика ей надо, ха-ха… На того, что у ворот? Да ну! Так он же… Ох, как интересно!..
А деревянных троп настелили… Ах, как красиво ходить по ним. Говорят, что хозяйка распорядилась. Чтоб туфельки не мазать по грязи. Вот скажи, ты видела прежнюю хозяйку в деревне когда-нибудь?.. Вот! А эта дорожки стелет, значит, ходить по ним собирается. А зачем?.. Ха-ха!.. Этот и по распутице проскочит жеребчиком!.. Хи-хи!.. Главное, чтоб ворота были отперты!.. Через стену перепрыгнет? Гы-гы!.. Брэ лопнут!.. Потеряет!..
Сплетни, сплетни…
Наташа реагировала на разговоры спокойно, с пониманием. Поговорят, успокоятся. Она на виду. Скоро привыкнут к её нововведениям.
— Амали, а Хельга давно здесь?
— Две недели было после воскресенья.
Верно, прачка тоже так сказала:
— Она ведь не из деревни. И кто же её впустил сюда? Обычно деревенских берём в первую очередь, так? Своих не нашлось?
— Да, хозяйка, нездешняя она. Я об этом не думала. Хенрике привела и сказала, что будет прачкой. Всё.
— Экономка, значит. — И чтобы это значило? Может быть, Карл «казачка» заслал под видом служанки? В его стиле. И по срокам подходит. Надо понаблюдать за этой прачкой. — Амали, ты разузнай потихоньку, откуда Хенрике Хельгу знает. Кто она ей?
— Так и узнавать нечего. Все знают, что на очереди в услужение была рябая Лисбет, дочь конюшего. Хенрике позвала её к себе и о чём-то шепталась. Потом появилась Хельга из Штрассбурха. Всё, хозяйка. Наверное, Лисбет знает.
— Значит, Лисбет…
Наташа взяла за правило каждый вечер провожать солнце из окна комнаты третьего этажа. Распахнув ставни, садилась на подоконник, упираясь спиной в стену, смотрела, как оно уплывает за холмы, паутинами лучей цепляясь за верхушки деревьев. Бабье лето… А оно есть в этом времени? Или его ждать раньше в связи со сдвигом дней в календаре? Да, конечно, вот он — сдвиг во времени. Вот шестнадцать дней, на которые она обратила внимание при попадании сюда. Значит, начинается бабье лето и несколько недель хорошей погоды обязаны быть. Проверим.
Есть время природы особого света,
неяркого солнца, нежнейшего зноя.
Оно называется бабье лето
и в прелести спорит с самою весною.[1]
Прохладно… Завтра вечером не забыть зайти к сапожнику. Он шьёт Гензелю полусапожки.
Столяр должен изготовить ширму. Пришлось долго объяснять, что да как, но, кажется, всё понял верно. Не то что сын кузнеца… Как чувствовала… Не хотела тогда идти в кузницу… В среду…
После отъезда Хартмана, девушка с досадой поняла, что никуда не успевает. Припёрся так некстати. И не выставишь будущего родственника.
Пока давала указания, что готовить на ужин, за ворота вышла уже в сумерках. Стражник засуетился, почему хозяйка не предупредила, что выйдет за первые ворота и потребуется сопровождающий. А он сей момент оставить пост никак не может.
Наташа, пожав плечами, отстранив его, зажав подмышкой церу, направилась по свежему белеющему настилу к конюшне. Какая охрана? Она же у себя дома. Ей нравится, как всё получилось аккуратно и основательно. Да, дерево. Да, недолговечно. На несколько лет хватит, а там и на камень разживёмся. Переделаем.
У Зелды задерживаться не стала. Угостив её, пообещала прийти завтра. На выходе её настиг запыхавшийся стражник, отчитавшись, что ему пришлось примкнуть ворота.
У сапожника справилась быстро, подсунув ему под нос обведённую ступню пацана на восковом поле церы. Брать Гензеля с собой не стала. Босой. Пусть крутится в кухне у тёплого камина.
Стражник за госпожой по пятам не ходил, в затылок не дышал, держась на почтительном расстоянии.
Столяр сосредоточенно потирал мочку уха, вникая в требования хозяйки.
Она на восковой дощечке старательно разрисовала ширму в 3D-проекции, дублируя взмахом рук размеры, показывая высоту, всовывая в его пальцы палочку с размером ширины ткани для створок, объяснила, для чего нужна перегородка. И когда он, вроде всё поняв и со всем согласившись, в заключение задал вопрос: «А это зачем?», она готова была его прибить… Вкрадчиво ответив, что собирается прятаться за ширмой, наслаждалась видом его лица, предупреждая очередной дурацкий вопрос строгим напоминанием, что вернётся за изделием в воскресенье вечером. А завесы в количестве девяти штук он должен будет взять у кузнеца.
В кузницу она попала, когда окончательно стемнело. Оказалось, напрасно беспокоилась. Там кипела работа. Кузнец в одиночестве грохал по железяке, и, увидев хозяйку, на её появление никак не отреагировал. Девушка, понимая, что металл стынет и работу останавливать нежелательно, отошла в сторонку, кивнув, что подождёт.
От огня в горне валил жар. От едкого запаха калёного железа хотелось не только чихать, но и не дышать. На полу куча окалины. На полках вдоль стен лежит кузнечный инструмент. Копоть… Она всюду, на всех поверхностях.
Мастер подчиняет грубый материал своему замыслу… Он смотрит на огонь, чувствует силу металла, его напряжение, внимает звукам ударов молота.
Наташа слышит, как рассерженно шипит заготовка, опущенная в холодную воду, видит, как по её граням волна за волной бегут яркие цвета, падая на дно бочонка, взрываясь голубым, фиолетовым, пурпурным светом…
Кузнец, сняв рукавицы и отерев пот с закопчённого лица, выслушал пфальцграфиню, едва взглянув в церу, где она изобразила завесу и уже собиралась объяснить про напольную вешалку, как верзила оглушительно гаркнул:
— Руди! — присел на пенёк у входных ворот. — Вот, хозяйка, ему всё расскажите. — Замолчал, глядя за спину посетительницы.
По лестнице спускался тот самый рыжий парень, которого видела девушка в прошлый раз. Все мастеровые жили на вторых этажах, используя нижние под мастерские.
Она помнила ехидную ухмылку наглеца. Подавила вздох, упершись в его настороженный взгляд.
Знала бы, что придётся иметь дело с подмастерьем кузнеца — хоть и его сыном — отправила бы вместо себя столяра. Пусть бы и договаривались. Но теперь ничего не изменишь. Её вздох не укрылся от взора Руди. Он вскинул бровь, дивясь, чем не угодил хозяйке.
Подвинув скамью к затухающей печи и накрыв её чистой холстиной, жестом пригласил госпожу присесть, становясь рядом.
Наташа, подобрав края платья, чтоб не мели копоть по полу, и зажав их между колен, пристроила наверх церу. Снизу вверх уставилась на рослого крепкого сына кузнеца: «Лет двадцать, или чуть больше»:
— Вам разве видно оттуда, что я буду рисовать?
Он склонился над ней, упирая ладони в колени. Длинные густые волнистые волосы свесились на лицо, закрыв часть «тетради», исподлобья глянул на хозяйку, оказавшись с ней глазами на одном уровне, ожидая пояснений.
Она машинально отвела в сторону его отливающую золотом гриву, засматриваясь на россыпь веснушек на лице, вдруг поняв, что хотела потрогать волосы, не горячи ли они на ощупь, запоздало отдёргивая руку, злясь:
— Нет, я так ничего не вижу. Садитесь рядом, — косилась на него, пока он осторожно, чтобы не перевернуть скамью, поглядывая на её руки, устраивался, отодвигаясь от девы подальше. — Мне нужно девять завес для ширмы, которую изготовит столяр, — начала Наташа, указывая стилосом на рисунок, — вот таких. Это их настоящий размер. Делайте свои замеры. Можете подойти к столяру перепроверить толщину бруса.
Парень недоверчиво вздёрнул бровь, а девушка выпрямилась, гордо вскидывая подбородок: «А как ты думал? Да, я имею понятие о брусе и ещё много о чём, что тебе не приснится даже в самом кошмарном сне. Да, я знаю не только о вышивке и нитках и как варить борщ».
— Девять? — Он, словно насмехаясь, смотрел в её глаза. — Ширмы? — Незнакомое слово ни о чём не говорило. Разве что очень походило на имя одного давнего заказчика — Шермана из Штрассбурха. Уже и не помнит, что он там заказывал. Переспрашивать не стал. Больно хозяйка казалась дёрганой. Как та кошка, которой он утром хвост придавил. И глаза у неё полыхают, как остывающий металл в воде. Злая.
Наташа подняла ладони с растопыренными пальцами, демонстративно загибая большой:
— Да, девять. — Начала отсчитывать, пошевеливая каждым пальчиком, сгибая его, нарочито подчёркивая каждую «циферку»: — Один, два, три… — Издевалась? Нет, ну что вы… Возможно, Рыжик неграмотный. Пусть делает изделия и откладывает в сторонку, сверяя со своими пальцами, похожими на сосиски для хот-дога.
— Я знаю счёт, — усмехнулся обладатель «горячих» волос и «сосисок».
Пфальцграфиня искренне и преувеличенно старательно удивилась, перехватывая его жалящий взор. Жалеет, что не может вырвать каждый её палец? Именно так она и поняла его ухмылку. Наглый! Рыжий! Бесстыжий!
— Да, простите, забыла, что деньги умеют считать все… — Молчит, наглец, переваривает. Перевела дух. — Хорошо, с этим разобрались. Теперь посмотрите, что я нарисую, и скажите, можно ли изготовить такое из металла, имеющегося у вас в наличии. — Уже сомневалась, что так не по-тутошнему выразила свои мысли. Надо говорить проще, как обухом по голове. И правда, хотелось огреть этого рыжего. До беспамятства.
Опять же в 3D-проекции изобразила напольную вешалку. Совсем простенькую, можно сказать примитивную, как и это время с его технологиями.
— Сюда, — ткнула в перекладину острым кончиком стилоса, — Я буду вешать свои платья. Понимаете? — Вспомнив вопрос столяра, поспешила опередить: — Они будут не в сундуке, а на вешалке. Ещё нужны плечики. — Нарисовала для примера. — Знаете для чего? Нет? — Посмотрела на него, как на тугодума. — Этим и этим концом вешалка продевается сюда. — Тронула ткань платья на плечах. — Платье держится на ней и за этот крючок подвешивается на перекладину. Только пока не решила, кто изготовит такое. Вы не сумеете — это точно. Вернусь к столяру. Здесь работы по дереву нужны.