– Понимаю, а у вас есть какие-нибудь предположения о том, откуда она взялась у вашего прапрадедушки?

– Наверное, он украл ее у британцев, – шутит Генри, и в одиночестве смеется над своей шуткой.

Джойс толкает отца локтем, Фрэнки фыркает, а на полу перед телевизором в приемной дантиста Джастин запрокидывает голову и громко хохочет.

– Я спрашиваю об этом, поскольку мне хотелось бы знать, как попала в Ирландию эта изумительная вещь. Это редкая вертикальная жардиньерка викторианской эпохи, то есть сделанная в Англии в девятнадцатом веке.

– Я люблю работать в саду, Майкл, – перебивает Генри эксперта. – А вы?

Майкл вежливо ему улыбается, и эксперт продолжает:

– Со всех четырех сторон она покрыта великолепными пластинами из черного дерева с уникальной ручной резьбой.

– Английское кантри или французский декор, как вы думаете? – спрашивает у Фрэнки ее коллега.

Она не обращает на него внимания, сосредоточившись на Джойс.

– Состояние вещи отличное, богатый узор вырезан на панелях цельного дерева. Мы видим на двух сторонах цветочный мотив, а на других двух – фигурный: на одной в центре голова льва, на второй – изображения грифонов. Прекрасная, потрясающая вещь!

– Стоит пары фунтов, да? – с живым интересом спрашивает Генри.

– Мы еще до этого дойдем, – отвечает эксперт. – Хотя она в хорошем состоянии, но, кажется, изначально стояла на ножках, скорее всего тоже деревянных. На боках нет ни трещин, ни деформаций изображений, а круглые ручки по бокам не повреждены. Итак, держа все это в голове, как вы думаете, сколько она стоит?

– Фрэнки! – Это начальник Фрэнки зовет ее из другого конца комнаты. – Почему мне жалуются, что ты балуешься с каналами?

Фрэнки встает, поворачивается спиной и, загораживая телевизор своим телом, пытается переключить его обратно на канал с бегущими цифрами.

– Эх, – недовольно говорит ее коллега. – Они как раз собирались огласить стоимость. Это самое интересное.

– Отойди, – хмурится начальник.

Фрэнки отодвигается, открывая экран, по которому бегут цифры фондовой биржи. Она широко улыбается, демонстрируя все свои зубы, а потом бежит обратно на свое место.



В приемной дантиста Джастин прилип к телевизору, прилип к лицу Джойс.

– Это твоя знакомая, дорогой? – спрашивает Этель.

Джастин изучает лицо Джойс и улыбается:

– Да. Ее зовут Джойс.

Маргарет и Этель охают и ахают.

На экране отец Джойс – или человек, которого Джастин принимает за такового, – поворачивается к Джойс и пожимает плечами:

– Как ты думаешь, дорогая? Сколько это будет деньжат?

Джойс натянуто улыбается:

– Не имею ни малейшего представления о том, сколько это стоит.

– Как вам нравится цена между тысячей пятьсот и тысячей семьсот? – спрашивает эксперт.

– Фунтов стерлингов? – ошеломленно спрашивает старик.

Джастин смеется.

Камера берет крупный план лиц Джойс и ее отца. Они поражены, потрясены настолько, что оба потеряли дар речи.

– Вот это впечатляющая реакция! – смеется Майкл. – Итак, этому столу выпала счастливая карта, а теперь давайте перейдем к столу с фарфором, чтобы увидеть, повезет ли кому-нибудь еще из наших коллекционеров.

– Джастин Хичкок, – вызывает девушка, сидящая за стойкой регистрации.

Комната затихает. Все смотрят друг на друга.

– Джастин! – повторяет она, повышая голос.

– Это, должно быть, вот он, на полу, – говорит Этель. – Ку-ку, – окликает она и пинает его своим ортопедическим ботинком. – Вы Джастин?

– Кто-то влюбился, о-о-о да, о-о-о да! – поет Маргарет, а Этель ритмично чмокает в такт.


– Луиза, – говорит Этель регистраторше. – Почему бы мне не пройти без очереди, пока этот молодой человек сбегает к Банкетинг-хаусу, чтобы увидеть свою девушку? Я устала ждать. – Она вытягивает левую ногу и болезненно морщится.

Джастин встает и отряхивает с брюк ворсинки ковра:

– Я вообще не понимаю, чего вы обе здесь ждете. Что вы собираетесь лечить? В вашем возрасте зубы следует оставлять на некоторое время у дантиста, а через недельку, глядишь, они уже будут готовы.

Он открывает дверь приемной, и тут в его голову летит пущенный меткой рукой прошлогодний номер журнала «Дом и сад».





Глава двадцать вторая




– Знаете, Луиза, это не такая уж плохая идея. – Джастин, идущий по коридору за регистраторшей, резко останавливается. Адреналин горячей волной растекается по его телу. – Я именно так и сделаю.

– Собираетесь оставить ваши зубы здесь? – сухо спрашивает она с сильным ливерпульским акцентом.

– Нет, я собираюсь в Банкетинг-хаус, – говорит он, чуть не подпрыгивая от возбуждения.

– Отлично, Дик. Можно, Анна тоже пойдет? Только давайте сначала спросим тетю Фанни. – Девушка сердито смотрит на Джастина, и его энтузиазм улетучивается. – Не знаю, куда это вы собрались, однако в этот раз вам сбежать не удастся. Пойдемте уж! Доктор Монтгомери будет недоволен, если вы опять пропустите прием. – И она подгоняет его дальше по коридору.

– Но постойте, Луиза. Зуб уже совсем прошел. Вообще не болит, поверьте. – И в подтверждение своих слов он клацает зубами. – Боли не чувствую. Так что же мне тут делать?

– У вас вон слезы на глаза выступили.

– Это не от боли, скорее от чувств. Я человек эмоциональный.

– Больной, у вас бред. Пойдемте. – Она ведет его дальше по коридору.

Доктор Монтгомери приветствует Джастина с бормашиной в руке.

– Здравствуйте, мистер Хичкок, – говорит он и начинает хохотать. – Опять пытались сбежать?

– Нет. Хотя да. То есть не совсем сбежать, но я понял, что должен быть в другом месте и…

Пока Джастин лепечет, крепкому доктору Монтгомери и его не менее сильной ассистентке удается усадить пациента в кресло, и к тому времени, как он заканчивает оправдываться, его уже обмотали защитной пелеринкой, а кресло начинает опускаться.

– Боюсь, что я не вполне усвоил вашу речь, Джастин, – радостно говорит доктор Монтгомери.

Джастин вздыхает.

– Вы сегодня не будете со мной драться? – Доктор Монтгомери с щелчком натягивает на руки хирургические перчатки.

– До тех пор пока вы не попросите меня сплюнуть.

Доктор Монтгомери смеется, и Джастин с неохотой открывает рот.



Красный огонек на камере гаснет, и я хватаю папу за руку.

– Папа, нам нужно идти, – настойчиво говорю я.

– Погоди, – отвечает папа громким шепотом. – Майкл Эспел сейчас вон там. Смотри, он стоит рядом со столом с фарфором, высокий, обаятельный, более привлекательный, чем я думал. Он оглядывается вокруг – наверняка хочет с кем-нибудь поговорить.

– Майкл Эспел очень занят, папа, он ведет телевизионную передачу в прямом эфире. – Я впиваюсь ногтями в папину руку. – Не думаю, что он так уж мечтает поговорить с тобой о нарциссах и гладиолусах.

Папа выглядит слегка задетым, и это не потому, что я поранила его ногтями. Он высоко задирает подбородок, который, как я знаю по опыту прошлых лет, связан невидимой нитью с его гордостью. Он готовится подойти к Майклу Эспелу, который стоит в одиночестве рядом со столом с фарфором, прижав палец к уху.

– Он должен купить новый слуховой аппарат, как тот, что ты купила для меня, – шепчет папа. – Отличная штука. Оп! Легко вынимается.

– Это наушник, папа. Он слушает, о чем говорят люди в аппаратной.

– Нет, я думаю, у него проблемы со слухом. Пойдем к нему, и помни, что нужно говорить громко и четко произносить каждое слово. У меня есть опыт в этих делах.

Я не даю ему пройти и смотрю на него самым устрашающим взглядом из всех возможных. Папа наступает на левую ногу и тут же поднимается почти на уровень моих глаз.

– Папа, если мы прямо сейчас отсюда не уйдем, мы окажемся в камере. Опять.

Папа смеется: