– Говорю. – Миша указал в сторону сарая в зарослях. – Еще раз у той девки увижу – ноги повырываю.
– Что, самому нравится?
Глаза Миши полыхнули так, что я едва поборол желание снова закрыться Щитом. Но и на этот раз пронесло.
– Ужинать пойдем, – буркнул брат. – Пока ты тут шлялся – уже все собрались.
Разговор закончился. Не дракой – но и совсем не тем, что я ожидал. Драгоценный братец закусил удила и сердито пыхтел всю дорогу до усадьбы, так и не сказав больше ни слова. И даже его покачивающаяся в нескольких шагах впереди спина излучала столько злобы, что я почти физически ее ощущал.
Странно. Нет, в наших отношениях никогда не было особой теплоты. Но реальные масштабы бедствия я раньше то ли не мог, то ли упорно не хотел представлять. Миша не просто решил проучить зарвавшегося младшего брата и заодно слегка выпустить накопившийся в учебке пар.
Он и правда меня… ненавидит? Пожалуй, так. Настолько, что почти готов убить. И дело уж точно не в дуэли с Воронцовым, не в разбитой отцовской «Волге» или паре статеек из «Вечернего Петербурга». Не во внезапно пробудившемся родовом Даре. И даже не в рыжей девчонке по имени Настасья.
Но тогда – в чем? Еще одна загадка из тех, что в последнее время буквально валятся на меня со всех сторон. И вряд ли хоть кто-то поможет ее разгадать. Об истинных причинах неприязни, которая существовала ровно столько, сколько я себя помнил, знает только Миша… Знает – но уж точно не станет делиться.
Я еще раз взглянул на коротко стриженый затылок брата – и отвел глаза. Зашагал чуть медленнее, а потом и вовсе отстал и обошел усадьбу с задней стороны. Вряд ли кто-то стал бы всерьез допытываться, но прийти на ужин в рубашке без половины пуговиц…
Миша, похоже, мыслил примерно так же. Не знаю, когда именно он успел переодеться, но к столу через четверть часа вышел уже не в мундире. Сменив форму на джинсы и футболку, Миша из смертельно серьезного и строгого почти-подпоручика превратился в самого обычного парня и будто даже стал младше на год или два.
Но на его расположение это, разумеется, не повлияло. Грозовая туча, нависавшая над тарелками, оказалась настолько грозной и тяжелой, что проняло даже деда. Он сердито зыркал на нас по очереди – включая Костю – тыкал вилкой в жаркое так, будто сражался с кем-то из полузабытых врагов бурной молодости, но так и не сказал ни слова. Доедать не стал: отодвинул стул, поднялся, подхватил палку и заковылял куда в гостиную. За ним ушел Андрей Георгиевич, а потом и Миша. Остались только мы с Костей, и я уже думал удрать наверх, не дожидаясь, пока подадут чай…
Но не тут-то было.
– Саш. – Костя отодвинул тарелку с остатками ужина. – Задержись, пожалуйста. Разговор к тебе есть.
– Не смею спорить, ваше сиятельство, – тоскливо вздохнул я. – Казнить, нельзя помиловать?
– Не паясничай. – Костя махнул рукой и показал кому-то у дверей на кухню на кухню два пальца. – Просто хотел кое-что спросить. Разрешишь?
– Тебе попробуй не разреши. – Я откинулся на спинку стула. – Спрашивай, конечно, какой разговор.
– Что вы не поделили с Мишей?
– Понятия не имею, – буркнул я. – Вытащил меня из старого сарая за усадьбой и чуть не всыпал. За все хорошее.
– Полагаю, самое время спросить, что ты забыл в старом сарае за усадьбой. – Костя улыбнулся и облокотился на стол. – Сам я уже давно туда не заглядывал. Находились дела поважнее.
– Девушку. Рыжую. Зовут Настасья. – Я не удержался от соблазна чуть поддеть брата. – Довольно симпатичная, надо сказать.
– Дочь Архипа Семенова, – кивнул Костя. – Крепостная.
– Что-о-о?
– Крепостная. – Терпеливо повторил брат. – Ее дед в свое время отказался оформить вольную, а у отца… у отца такой возможности уже не было.
– Не понимаю.
Я попытался порыться в памяти, но таких юридических тонкостей там, похоже, не имелось. Я знал о крепостном праве лишь то, что оно было чем-то безумно устаревшим, редким…
– Я и сам удивился. – Костя пожал плечами. – Даже дед – а он-то у нас знатный ретроград – считает все это ненужным атавизмом. Мы все-таки прогрессивная держава, и вдруг – крепостные… дикость! И все же многие даже из столичной знати видят в этом… скажем так, некоторый смысл.
– Интересно, какой? – фыркнул я.
– Юридически закрепленную возможность дворянину владеть другим человеком. С ограниченными правами, и все же… Или человеку – перейти в собственность дворянина по собственному желанию и за определенную плату. – Щеки и даже уши Кости вдруг покраснели – и явно не от чая, который едва успели подать. – Не думаю, что стоит рассказывать об этом несовершеннолетнему. В деталях.
– Детали мы опустим. – Я махнул рукой. – Что с Настасьей?
– Разумеется, она могла бы попросить у деда вольную и выкупить землю с отцовским домом на льготных условиях, – отозвался Костя. – И, разумеется, никто не подумал бы ей отказать. Но девица оказалась упрямой и из-за собственного же характера попала в весьма интересное положение. И именно поэтому я должен просить тебя…
– Держать при себе руки и прочие части тела. – Я нарочито громко стукнул чашкой с чаем о блюдце. – Кость, ну я же не совсем малолетний болван. Да и вообще меня куда больше интересует не сама Настасья, а машина, которую она прячет.
Не то, чтобы я совсем не кривил душой – но тему следовало срочно сменить. К примеру, на ту, что я и так собирался обсудить с братом.
И Костя заглотил наживку.
– Машину? – переспросил он.
– Ага. И еще какую. – Я откинулся назад и заложил руки за голову. – Рассказать?
Глава 15
Рассказ занял не так уж много времени. Я не настолько хорошо разбирался в технических деталях – да и тех почти не знал. Только объем, примерную мощность колоссального семилитрового двигателя, габариты корпуса… ну, и наличие блока с карбюратором и прочими… патрубками.
– Металлолом. – Костя махнул рукой. – Прототип мотора на курьих ножках. Ты уверен, что он вообще работает?
– Должен. – Я вспомнил, как горели глаза Настасьи, когда она рассказывала про отцовский чудо-нагнетатель. – Если довести до ума – будет зверь-машина! Триста с лишним лошадей. Не меньше, чем в «Понтиаке», а может, и больше!
– Все с Воронцовым… «Понтиаками» меряешься? – усмехнулся Костя.
– Да при чем тут Воронцов! – Я сердито хлопнул ладонью по столу. – Сама концепция! Огромный мотор, рассчитанный на императорский лимузин, на облегченном шасси. И удельная мощность в разы больше.
– Так делали уже. – Костя пожал плечами. – На «Волгу» спорт-купе двадцать пятой модели ставят силовой агрегат от «Чайки». Двести лошадиных, сил, крутящий момент…
Вполне достаточный, чтобы отправить на тот свет одного глупого князенка. Но даже увесистый камень в огород и неприятные воспоминания уже не могли остановить полет моей фантазии.
– А теперь представь – еще больше! – Я подался вперед. – Семь литров и нагнетатель! Такого еще не делали… в смысле – в России.
– Американцы делали. – Костя на мгновение задумался. – Немцы и вроде итальянцы, точно не помню. У них технологии отработаны, выпущена не одна серия… Ты хоть представляешь, себестоимость твоей игрушки?
– Представляю таможенные сборы, – не сдавался я. – Из-за которых «Понтиак» чуть ли не вдвое дороже «Чайки». Но это вообще неважно. Я не предлагаю запускать полноценное производство – по технологиям Штаты все равно так сразу не догнать… особенно в сарае.
– Тогда что? – улыбнулся Костя.
– Уникальные модели. – Я сложил руки на груди. – Каждая – единственная в своем роде. Скажи – родовая магия способна изменить свойства узлов?.. Да черт с ним – хотя бы удельные характеристики металла? Какое-нибудь хитрое плетение на поршнях?..
– Теоретически – возможно. – Лицо Кости вдруг стало серьезным. – Но нужен серьезный спец. Инженер, и не ниже десятого магического, иначе не плетение будет, а фигня… А если…
– Спеца – найдем. – Я радостно оскалился. – А конструктор у нас уже есть. Дашь Настасье вольную, отправишь учиться. У девки талант!
– Так понравилась, что ли? – рассмеялся Костя. – Поразила князя в самое сердце… гаечным ключом?
– Да ну тебя! – Я легонько стукнул по столу кулаком. – Ты же сам знаешь – кадры решают все!
– Это кто сказал?
– Не помню… – смутился я. – Но я с ним полностью согласен. Подумай, Кость: это же золотое дно. Усиленный и укрепленный магией силовой агрегат. За счет этого – уменьшенный вес и увеличенный объем… к примеру. Повышенная износостойкость, повышенные рабочие обороты, другие передаточные числа на коробке – мощность можно разгонять еще раза в полтора! – Я понемногу залезал в те области, в которых ни понимал ровным счетом ни черта, но пути назад уже не было. – Рама из алюминиевых сплавов, корпус с установленными защитными заклятьями. Индивидуальный дизайн на каждую модель, отделка салона по высшему разряду. Контроль климата внутри… магический.
– Погоди-и-и, – протянул Костя, выставляя ладони вперед. – Допустим, все это даже можно сделать. Но это уже не просто мастерская. Под такие задачи нужен сильный Одаренный, и не один. Ты предлагаешь деду под капотом копаться? Или мне?
– Вам по рангу не положено. – На этот вопрос я уже заготовил ответ. – Мишке тоже, он у нас военный. А вот мне – в самый раз. Скажешь – не княжеское дело? А я поспорю: смотря как подать. Пробная модель, наглядная демонстрация, название – что-нибудь вроде «Мастерская Горчаковых»…
– Горчакова, – поправил Костя, улыбаясь. – Ты меня в это дело не впутывай.
– Горчакова. – Я не стал спорить. – Красивая эмблема, пара заказных статей в том же «Вечернем Петербурге», фотографии – и столичный молодняк к нам в очередь выстроится.
– Да кто, Сань? Стоить будет, как два американца.
– Как четыре, – усмехнулся я. – Поэтому и выстроятся. Престиж, тщеславие и тому подобное. Стоит одному заказать такую тачку – и остальные тут же примутся доказывать, что ничем не хуже.
– Вот это правда! – рассмеялся Костя. – Сань, ты когда начал так во всем этом разбираться?
– Относительно недавно. – Я изобразил коварную улыбку. – И чуйка подсказывает – должно сработать. Но нужны вливания. Для начала хватит и моих собственных средств, конечно… а потом будет результат, и сам все увидишь.
– Убедил. Сдаюсь – Костя демонстративно поднял обе руки вверх. – Только одного не пойму – от меня-то тебе что нужно?
– Скажи Матвею в гараже, чтоб не жмотился, пусть Настасья и инструмент берет, и остальное, если надо. Это раз. – Я начал загибать пальцы. – У него всякого барахла на три «Волги» по углам гниет. Два – если чего надо докупить – пусть докупают, того же железа листового или крепежа. Три – точно придется что-то и выточить. Если есть, кому на завод свозить – пусть везут, хотя по-хорошему неплохо бы и свои станки заказать, места в Елизаветино навалом. Сварочник нужен…
– Это уже четыре, – заметил Костя. – На пять ты попросишь для своей зазнобы вольную, оклад и рабочее помещение. А на шесть?
– На шесть – чтобы Миша ко мне не лез. – Я пропустил издевку мимо ушей. – Если хочет думать, что это блажь – пусть думает. А тебе я покажу ре-зуль-тат.
Последнее слово я отчеканил по слогам, и Костя сдался окончательно. Стребовав с него обещание завтра же с утрам поговорить с мужиками из гаража, я ретировался наверх. Как можно быстрее – не дожидаясь, пока брат очухается и возьмет с меня слово дворянина ни во что не встревать и вообще вести себя прилично.
Потому что встревать ни во что я, разумеется, не собирался, а вот насчет «вести прилично» кое-какие сомнения все же имелись. Природа настойчиво брала свое, и даже тренировки с Андреем Георгиевичем не могли вымотать меня настолько, чтобы насовсем прогнать те еще мыслишки.
Костя наверняка бы назвал их недостойными дворянского происхождения, но что-то подсказывало, что он – с его-то внешностью, манерами и обаянием – в мои годы неплохо порезвился и в Елизаветино, и за его пределами. И все же как будто без последствий: пару раз мне приходилось видеть здесь мальчишек лет семи-восьми, голубоглазых, худых и с отдающими рыжинкой темными волосами – но сходство все же оказывалось слишком уж поверхностным, чтобы спешить с выводами. Если бы Костя перестарался, пацаны наверняка выросли бы Одаренными, и тогда… В общем, чем бы брат ни занимался втайне от отца и деда, он умел делать это аккуратно.
В отличие от Миши. Четыре года назад я был еще мал, но все же не настолько, чтобы не понять, за что именно брат получил от отца. Таких смачных лещей, что до самого отъезда в Павловское ходил по струнке и на всякий случай шарахался даже от уже тогда разменявшей седьмой десяток Арины Степановны.
В общем, я не собирался отставать от братьев и однокашников из лицея, которые уже вовсю хвастались своими амурными приключениями. Не то, чтобы это отодвигало за задний план все остальное, но образ Настасьи Архиповны в подвязанной над пупком серой рубахе на голое тело упорно продолжал стоять перед глазами. Отчасти затмевая даже образ Гижицкой.