— А как выглядит артенид?

— Обычно это деревянная фигурка мужчины или женщины, но каждый мастер добавляет в нее что-то свое. Если верить свидетельствам очевидцев, твой дед вырезал девушку с волчьим хвостом. Правда, видели этот хвост не все, а только оборотни.

Давенпорт рассказывал и катил мою коляску вперед, пока широкая аллея не вывела нас к круглой площади. В центре небольшого открытого пространства высился памятник какому-то поэту. Нахохлившиеся голуби облепили и протянутую в нашу сторону ладонь, и раскрытую книгу, и вдохновенно вскинутую к небу голову. А шустрые воробьи суетливо подбирали брошенные сердобольными горожанами крошки, и бесстрашно лезли под ноги прохожим, выпрашивая добавки.

Я смотрела по сторонам, разглядывала неторопливо прогуливающихся людей, и неожиданно поймала себя на странном ощущении. Казалось, мне знакомы и город, и парк, и площадь. Как будто я все это уже видела. Может, во сне, может, в мечтах… Глупо, конечно. Когда бы я могла это увидеть?

— А у вас есть догадки, где может быть артефакт?

Я повернулась к Давенпорту. Тот поправил цилиндр и ответил:

— Во время расследования одного дела мои люди случайно нашли свидетельства о нахождении артенида. И я вспомнил о поисках Хольма.

— Значит, вы помогаете лорду Хольму по дружбе?

— Можно и так сказать.

— А вы давно знакомы?

— Лет пять, — ответил Давенпорт, и в его голосе прозвучали странные нотки. Похоже, опекун устал отвечать на мои вопросы и разом закрылся. — Пора возвращаться, — сухо добавил он, натягивая привычную личину.

Казалось, он, как моллюск, снова залез в свою раковину, и превратился в того опекуна, которого я привыкла видеть в первые дни общения.

— Может, пройдемся еще немного?

Мне было жаль расставаться с открывшимся новым Давенпортом, и я пыталась хоть ненадолго оттянуть возвращение в особняк.

— Тебе пора в тепло, — непреклонно заявил опекун и, развернув мое кресло, покатил его к машине.

***

Обратная дорога прошла в тишине. Нет, первые десять минут я еще пыталась задавать вопросы, но Давенпорт отвечал так односложно, что постепенно мой энтузиазм угас, и я замолчала, уставившись в окно.

Снег продолжал кружить за стеклом белыми мухами, машина тихо рычала на поворотах, а опекун неподвижно застыл на переднем сиденье, и напоминал бездушный манекен. Видимо, на сегодня он полностью исчерпал лимит общения.

Я понаблюдала за неподвижным опекуном, а потом мысли вернулись к Лукасу и его поискам. Интересно, куда делся артефакт? Кто мог взять его из мастерской Бернстофа? И зачем Хольму этот самый артенид?

— Лорд Давенпорт, а кто еще был в доме, когда умер мой дед?

Опекун неохотно повернулся.

— Твой отец и пара старых слуг.

— Может, кто-то из них и забрал артефакт?

— Белла, не забивай себе голову старой историей, — в голосе Давенпорта послышалось недовольство. — Лучше подумай о том, где хочешь провести лето. Если решишь поехать в Баркли, я распоряжусь снять дом.

— А где это?

— На побережье. Вы с леди Летицией проводили там каждый сезон.

Надо же. А я в последний раз была на море шесть лет назад. Мы со Славиком тогда решили отметить его повышение, и поехали в Крым. На целых две недели. Интересно, а море в этом мире такое же?

— Белла?

Давенпорт повернулся и вопросительно посмотрел в глаза.

— Я подумаю, хорошо?

— Только не затягивай с решением. Нужно успеть внести задаток, пока все подходящие дома не разобрали. Эрни, останови на следующем перекрестке, я выйду, — обратился Давенпорт к шоферу. — А ты отвези леди Бернстоф домой, и возвращайся к департаменту.

— Слушаюсь, милорд, — кивнул невозмутимый шофер, и вскоре уже тормозил у тротуара.

— Белла, я зайду завтра, — прохладно попрощался со мной опекун и вышел из машины, а я посмотрела ему вслед и задумалась.

Рассказанная Давенпортом история не отпускала. Она затронула что-то в душе, словно была частью моего прошлого. Возможно, на меня влияли воспоминания Беллы, или извечное желание докопаться до правды, но мне захотелось выяснить, что же случилось с артенидом, а заодно и с семьей Бернстофов.

— Приехали, миледи.

Я так глубоко задумалась, что не успела заметить, как мы оказались рядом с воротами особняка. Острые пики, венчающие тяжелые кованые створки, смотрелись на фоне серого неба особенно темными и зловещими. Как и сидящая на заборе ворона. Птица повернула голову, посмотрела на меня блестящим черным глазом, а потом взмахнула крыльями и тяжело полетела прочь.

— Вот, пожалуйте, миледи.

Эрнест успел подкатить кресло, помог мне в него перебраться и повез к дому. После тепла машины морозный воздух казался особенно холодным. Он пощипывал щеки, проникал в легкие, влажным паром оседал на губах.


— Эрни, а кем именно работает лорд Давенпорт? — подтянув шарф повыше, спросила шофера.

— Милорд возглавляет один из отделов департамента внутренней безопасности, — ответил Эрни, и в его голосе прозвучала гордость.

Вполне оправданная, между прочим. Еще бы! Не каждому выпадает честь возить крутого босса.

Я собиралась продолжить расспросы, но Эрнест быстренько докатил меня до двери, нажал кнопку звонка, и с радостью передал «эстафету» дворецкому.

— Миледи, — неуверенно проблеял Петерсон, глядя, как я въезжаю в дом.

Дворецкий растерянно потоптался на месте, наблюдая за моими передвижениями, потер лысину и посмотрел по сторонам так, будто не знал, что делать, но потом сорвался с места, и кинулся за мной.

— Тут вас дожидаются, миледи, — торопливо доложил дворецкий и пояснил: — В гостиной.

— Кто?

В первую минуту я почему-то подумала о полиции, но Петерсон сумел удивить.

— Ваш родственник, миледи.

Родственник? Час от часу не легче.

— Что за родственник?

— Он не представился, сказал только, что у него к вам важный разговор.

— Давно пришел?

— Да уже с полчаса.

— И что ему нужно?

— Не могу знать, миледи.

Петерсон близоруко прищурился и нервно потер руки, а я снова подумала о том, что с прислугой нужно что-то делать. Если они так и будут бояться всего на свете, долго я не выдержу.

— Хорошо, я переоденусь и поговорю с ним, — как можно мягче сказала дворецкому, и отправилась наверх.

Меня подгоняла мысль, что визит неизвестного родственника вряд ли принесет что-то хорошее. Скорее, наоборот. Не знаю, откуда взялось подобное предчувствие, но в последнее время мне совсем не везло на приятные сюрпризы.

***

Когда я привела себя в порядок и спустилась в гостиную, мне навстречу поднялся невысокий щуплый парень в невзрачном коричневом костюме, и с потертой шляпой в руках. Судя по крою одежды, родственник Беллы не отличался большим достатком.

Благодаря недавней прогулке, я уже сумела понять, что богатые и знатные дарты не любят идти в ногу со временем, и выбирают одежду если не старинную, то довольно старомодную. А вот среди простых людей популярны вещи, напоминающие те, что носили у нас в начале двадцатого века. Обычные костюмы-тройки, длинные пальто, котелки или шляпы у мужчин, платья и юбки длиной до середины икры, и маленькие шляпки у женщин, а еще меховые накидки и объемные пальто, невысокие сапожки на каблучке-рюмочка и ридикюли на защелке.

— Леди Бернстоф, — быстро поклонился парень и поднял на меня грязновато-рыжие глаза.

Я не знала, как по-другому назвать их цвет. Может, ржавый?

— Мне сказали, мы родственники?

Я вопросительно посмотрела на гостя.

— Дальние, миледи, — немного застенчиво ответил гость и очень мило покраснел. — Моя матушка приходилась двоюродной племянницей леди Летиции. Ох, простите, забыл представиться. Эммануил Тернгоф, уроженец Карста, картограф.

Он снова поклонился, а я разглядывала узкое худое лицо, большой подвижный рот, русые, небрежно стянутые в хвост волосы, и думала о том, какая нелегкая принесла этого родственника, и что ему нужно. Правда, долго мучиться не стала, и задала вопрос вслух. Разумеется, смягчив его до нейтрально-вежливого.

— Понимаете, не так давно я получил вот это письмо, — Эммануил, которого я про себя окрестила Моней, достал из-за пазухи свернутую пополам бумагу и протянул ее мне. Длинные музыкальные пальцы гостя чуть дрогнули от волнения.

Я вгляделась в ровные строки с характерным наклоном влево.

— Его написала леди Бернстоф. Леди Летиция Бернстоф, — зачем-то уточнил Эммануил, покраснел еще сильнее и торопливо добавил: — Вот, изволите видеть, тут насчет флигеля, который завещала мне ваша тетушка. А это само завещание. Его я получил из конторы тера Барнау.

Мне в руки ткнулась очередная бумага.

Да, так и есть. Заверенная подпись, печати и имена свидетелей. На первый взгляд, не подделка. И что тут? «Моей племяннице, леди Изабелле Марии Аделаиде Бернстоф, завещаю особняк по улице Венге-роуд и пятьдесят редов земли, окружающих дом. Означенная леди Изабелла Мария Аделаида Бернстоф не должна менять правила, заведенные в доме и описанные ниже, и совершать какие-либо действия, могущие расцениваться как неуважение моей воли». А дальше шел список того, что запрещено. Согласно воле тетушки выходило, что половину комнат вообще нельзя открывать, а в остальных нужно оставить все, как есть, и не менять в течение трех лет со дня смерти леди Летиции. Очень странное правило. Так, что тут еще? Вклады в банке, ценные бумаги, доходные дома в Бреголе и Эрголе. Ага, опекун. До совершеннолетия Беллы он несет за нее полную ответственность, и любое ее решение принимается только с его одобрения.

В общем, золотая клетка. Дом есть — а менять ничего нельзя. Деньги имеются — а без опекуна мне их не получить. Еще и Моня этот... Надо бы у Давенпорта узнать, что он за птица такая.

Я снова просмотрела завещание. Да, вот тут все, черным по белому — «Флигель и прилегающая к нему территория в пять редов передаются в пожизненное владение моему родственнику Эммануилу Тернгофу. После его смерти дом возвращается во владение леди Изабеллы Марии Аделаиды Бернстоф или, в случае смерти моей племянницы, ее наследникам». Получается, Моня не может ни продать, ни как-то иначе распорядиться наследством?

— Петерсон!