Ничего-то тайного и скрытого не было в этих завитках, обыкновенное украшательство.
— И как он открывался?
— У матушки? С секретом. Тоже… мода одно время была… когда с виду медальон на медальон и не похож. Запор магический, нужно было прикоснуться к цветочкам.
— Здесь нет цветочков.
— Но есть камушки, — Демьян повернул так, чтобы камушки блеснули. — Вот только в каком порядке?
— Погоди.
Вещерский вышел, чтобы вернуться с парой толстых перчаток и длинной лаковой коробкой.
— Теперь-то дашь?
Перчатки были старыми, потрескавшимися, но судя по тонким нитям силы, пронизавшим кожу, вполне рабочими.
— Теперь — пожалуйста. Почему сразу их не взял?
— Да не люблю, — Вещерский изучал медальон недолго. — Погоди-ка…
Из коробки появилась отмычка, причем самая обыкновенная, хотя исполненная с немалым мастерством. И силой напитанная.
— Что? Взяли как-то одного умельца, который на батюшкин сейф позарился… и ведь главное действительно умелец. Охрану прошел. Заклятия снял… мало-мало не вскрыл. Да…
— И что?
— Ничего. Пристроили. Работает. И доволен, а вот инструментом поделился… талантливый парень, один из лучших артефакторов сегодня.
Раздался очень тихий щелчок, и крышка откинулась.
— И что у нас тут? А тут у нас… гляди, — Вещерский развернул книжицу, в которую превратился амулет, показывая Демьяну содержимое. — Знакомая особа?
— Скорее весьма похожая…
— Очень похожая…
Женщину на миниатюре и вправду отличало немалое сходство с другой особой, прекрасно Демьяну известной. И сходство это, с учетом обстоятельств, имело вполне резонное объяснение.
— А вот его я не знаю, но видел… определенно где-то видел…
Мужчина в старомодном сюртуке Демьяну определенно знаком не был. Узколицый, со строгим лицом, с длинными усами, которые торчали в стороны, и бородкою на испанский манер, он бы запомнился.
— Ладиславу надо показать, — принял решение Вещерский. — Ибо сдается мне, что это все неспроста…
Глава 23
…как сделать правильный шоколадный торт?
Прежде всего, следует озаботиться самим шоколадом, ибо от качества его во многом зависит вкус. У Василисы шоколад был.
Острый и темный мексиканский, привезенный по особому заказу, и с той поры еще даже не начатый, ибо опасалась Василиса все-то испортить.
А теперь вот достала.
Или все же взять бельгийский? Он мягче и податливей, а еще сладкий, особенно тот, который молочный?
Она решит.
Потом.
Руки привычно двигались, собирая продукты, чтобы после не возиться.
Просеять муку, заодно проверив, чтобы чиста была. Нет, Ляля клялась, что мука найсвежайшая, но… мало ли.
Отмерить коричневый тростниковый сахар.
Яйца разделить.
Кухарка, приглашенная Лялей, ибо все же одно дело время от времени готовкою баловаться, и совсем другой кормить всех людей, которых прибыло в доме, наблюдала за Василисой издали, ревниво. И не будь Василиса хозяйкою, непременно высказалась бы о том, что делят яйца не так, и что муку сеять надо против часовой стрелки, а сахар так вовсе истолочь требуется.
Не требуется.
Василиса поставила на огонь ковшик с молоком. Ваниль у нее еще оставалась…
— Волнуешься? — Марья спустилась на кухню, хотя время было ранним, а легла она вчера поздно, и теперь вот отчаянно зевала.
— Волнуюсь, — призналась Василиса.
А кухарка тихонько вышла, ибо все-таки место нынешнее было преотличным, а потому потерять его из-за обвинений в подслушивании ей не хотелось.
Наверное.
— И я волнуюсь. Вот скажи, чего?
Молоко нагревалось, и черные семена ванили плавали в нем этакою мелкой мошкарой.
— Не знаю… может, мы боимся?
— И опять же, чего?
— Того, что нам скажут. К примеру, что знать нас не желают.
— Ага… и специально, чтобы сказать это, тянулись за сотню верст, — Марья фыркнула. — Гляди, сейчас убежит.
Не убежит.
Василиса выловила стручки и молоко процедила, добавила кусочек желтого сливочного масла и раздробленный шоколад. Все-таки мексиканский, чтобы темный до черноты. Если и испортит… подумаешь, ерунда какая, торт. Она новый сделает. И хватит уже бояться.
— Тогда… я не знаю.
— И я не знаю, — согласилась Марья. — Только неспокойно как-то.
— На, помешай, — Василиса протянула сестре лопаточку. — Пока не расплавится.
— Уверена? — лопаточку Марья взяла, но осторожно. — Знаешь… когда Вещерский меня украл… отвез в хижину… после храма, конечно. Но ладно, отвез и вот вечером у нас еще ветчина была. А утром я решила приготовить завтрак. Так эта зараза сказала, что он, конечно, меня любит, но не до такой степени, чтобы это есть.
Василиса фыркнула.
— Вот-вот… и еще, что с батюшкой ему надобно поскорее мириться.
Марья мешала аккуратно с обычной своею старательностью.
— Я и не знала, что у вас все было так… сложно.
— По-всякому. Зато… теперь я точно знаю, что все это по-настоящему, понимаешь?
Кажется, да.
Или нет.
Василиса смешала муку и сахар, добавила ложку соды.
— А не надо ее чем-то поливать? — уточнила Марья.
— Нет. Выключай!
Молоко с шоколадом поднималось куда медленней, нежели обычно, но и оно едва не выбралось из ковша. Василиса перехватила ручку.
— Я же говорила, — с чувством глубокого удовлетворения произнесла Марья. — Я к готовке совершенно непригодна.
— Это тебя просто еще никто не пытался пригодить.
Сестра улыбнулась и на душе потеплело.
Все будет…
Как-нибудь будет. Василисе грех жаловаться. И если подумать, то жизнь у нее неплохая, и даже хорошая, и… и если получится так, как она задумала, если сон тот вовсе сном не был, то весьма скоро эта жизнь станет еще лучше.
— Взбивай, — она вручила Марье миску с яичными белками, куда добавила щепоть соли.