Отмечать Рождество с бабушкой и дедушкой означало отсутствие любого веселья. Ни тебе алкоголя, ни телепередач, и уж точно никаких сосисок в тесте. Мэгги заправляла кухней и раздавала приказы всем, кто попадался ей на глаза, так что дед предусмотрительно спрятался в сарае, пока глава семейства отправилась на поиски сухого заварного крема.
Диана осталась со своим отцом, а кроме нее в нашей семье больше ни с кем не поболтаешь, так что я лежала в свободной комнате под семью пледами, которыми бабушка меня накрыла перед уходом. Я валялась, поедала одну за другой конфеты Ferrero Rocher и смотрела «Реальную любовь», фильм, над которым я когда-то хохотала до упаду, несмотря на его полную неправдоподобность, но тогда мое сердце еще не было разбито.
Казалось, что хуже уже и быть не может. Мне давно не было так одиноко. Во времена ДТ (До Тома) одиночество не напрягало, потому что я ничего не знала о близости, о том, как это – жить с кем-то одной жизнью, как это – когда тебя любят безусловно, как это – любить, несмотря на всякие «бзики» друг друга. Но ПР (После Разрыва) – это было совсем невыносимо.
Я услышала, как открылась входная дверь, поставила фильм на паузу и затаила дыхание.
– Смотрите, кого я встретила! – прокричала бабушка на весь дом. – Сильвия пришла!
Я прислушалась.
– Это я, всем привет, – тихо сказала моя мать.
– Иди наверх, поздоровайся с дочерью, – велела ей бабушка. – Она там заедает стресс, так что забери у нее конфеты.
Я слышала, как мама поднимается по лестнице, так что притворилась спящей.
– Я знаю, что ты не спишь, Квини. Ты с детства притворяешься, так что я все вижу, – сказала она.
Она села на постель. Я открыла глаза.
– Привет, – тихо поздоровалась я, не желая на нее смотреть.
– Мы вчера толком не поговорили. Как ты, дорогая моя? – мама положила руку мне на ногу. Хотя через все эти пледы я не могла ощущать ее прикосновения, но все равно резко отодвинулась.
– Прости, я знаю, ты не любишь, когда тебя трогают, – сказала она и убрала руку. – Мэгги сказала, что вы с Томом вроде как расстались. Как ты?
Она помолчала в ожидании, хотя знала, что ответа не будет.
– Диана говорит, ты снимаешь комнату в квартире с соседями. Представляю, каково это тебе. Знаешь, если бы у меня было место…
– Все нормально, мам, – вздохнула я, уже устав от этого Рождества.
– Знаешь, страдать не стыдно, – произнесла она. – Не стыдно испытывать боль, Квини.
– Я сказала, все нормально, Сильвия, – повторила я, отворачиваясь к окну, чтобы не видеть, как ее задел тот факт, что я назвала ее по имени.
– Ты сама на себя не похожа, Квини, когда вот так реагируешь, как робот.
Я слышала, как она встает.
– Может, я уже не я, – я закрыла глаза, чувствуя, как подступают слезы.
– Сильвия? – позвала с кухни бабушка. – Можешь спуститься мне помочь? Тут надо индейку полить, а у меня все руки в сыре!
– Ты всегда будешь моей Квини, – сказала мама, выходя из комнаты и закрывая за собой дверь.
* * *
После того, как Мэгги десять минут читала молитву, во время которой дедушка то засыпал, то просыпался, мы должны были бы приступить к Рождественскому ужину под звуки новостного выпуска, если бы не Мэгги, которая решила поговорить обо всех косметических процедурах, на которые она как раз копила деньги и которые собиралась пройти в следующем году.
– …а потом мой доктор – между прочим, замечательный – доктор Эллиот собирается сделать вот что: он уберет жир с моего живота и введет его мне в зад, туда, где он как раз плоский, вот сюда.
Дед поперхнулся индейкой.
– Мэгги, ну мы же за столом!
Бабушка отложила вилку.
– Попей воды, Уилфред!
– Я просто рассказываю! – сказала Мэгги, тыкая вилку в лежавшую на маминой тарелке жареную картошку. – Ты все время молчишь, – обратилась она к моей маме, отправляя украденный кусок картошки в рот.
– О, все в порядке, – пробубнила мама.
– Ты не ешь, Сильвия, – заметила бабушка. – Каждый раз, когда я тебя вижу, ты все уменьшаешься в размерах.
– Так она всегда была миниатюрной. Везет же, – отозвалась Мэгги, толкая маму локтем так, что ее несчастные пятьдесят килограмм чуть не свалились со стула.
– Нет никакого везения в том, чтобы быть миниатюрным или крупным. Вы все прекрасны. В любом размере, – бабушка внимательно посмотрела на меня и на мою тетю. – Но все же, Мэгги, я хочу, чтобы вы с Квини проверили давление. И холестерин, – она взяла вилку и продолжила трапезу.
– Дедушка, мы можем посмотреть по телеку что-нибудь кроме новостей? – спросила я.
Он, наконец, оторвался от экрана и уставился на меня бесконечно долгим взглядом.
– Вы прекрасно знаете, что я не люблю разные выдумки, – сообщил он, сделал новости погромче и снова вперился в телевизор. – Единственное, чем стоит интересоваться – это тем, что происходит в мире вокруг нас. Вокруг творятся ужасные вещи, и вам, молодым, пора задуматься о своем невежестве.
– Дедушка, я, как ты помнишь, работаю в газете. И я в курсе, что происходит в мире.
– Ты работаешь в журнале, Квини, а это просто обрывочные мнения и тусовка, а не настоящие новости, – быстро ответил он.
– Уилфред. Не начинай. Даже не пытайся начинать в день, когда родился Иисус. Дай сюда пульт, – велела бабушка сквозь сжатые зубы.
Дед вздохнул, положил пульт на стол и толкнул его к бабушке. Она передала пульт мне, и я стала переключать каналы, а моя мама и Мэгги отправились в переднюю гостиную, в ту, где на всех диванах пленка, а на мебели – чехлы. Туда никого не пускают. Хотя каждый раз, когда я прихожу, мне приходится делать там уборку. По пути в кухню за десертом я остановилась у двери и прислушалась.
– С ней все нормально. Она крепкая, ты же знаешь, – услышала я тетин голос.
– Не настолько крепкая, Мэгги. Я благодарна тебе, что ты присматривала за ней, когда я не могла, правда, но она моя дочь, а не твоя, – мама тихонько плакала. – И я ее знаю! Она отлично умеет притворяться. Но я подвела ее. Я должна была лучше к ней относиться, чтобы теперь она лучше относилась сама к себе.
Мэгги угукала между словами мамы.
– Я не должна была ее бросать. Я не должна была допускать, чтобы этот дьявол во плоти так сильно меня контролировал, чтобы я оставила свою дочь.
Я слышала, как Мэгги тихо вздохнула.
– Какой толк в этих мыслях, Сильв? Что сделано, то сделано, ничего не изменить. Все, что ты можешь – двигаться дальше вместе с ней. Заново строить отношения. Вы с Квини были очень близки, это не исчезает так просто.
– А вдруг уже исчезло? – мягко спросила мама со страхом в голосе.
– Перестань волноваться за Квини, сестренка, и займись собой. Поверь мне, с твоей дочерью все в порядке. Она храбрая.
– «Храбрая» и «в порядке» – не одно и то же.
– Ты должна позаботиться о себе, Сильвия. Тебе надо прийти в себя. Может, сходишь со мной в церковь? – предложила Мэгги.
Я удивилась, что она не обещает чудесного божественного исцеления.
– Нет, спасибо, Мэгги, – сказала мама.
Ну хоть в чем-то мы сошлись.
– Как тебе угодно, – ответила тетя. – Правда, беспокойся в первую очередь за себя. Что там нового в суде?
– Я уже не могу, Мэгги. Каждый раз, когда я вижу Роя, меня чуть ли не тошнит.
– Поэтому ты так похудела, – заметила Мэгги. – Два с половиной безумных года всего этого кошмара. Скажи мне, когда следующее слушание, я пойду с тобой.
– Я не хочу, чтобы ты все это слышала, Мэгги. Это так стыдно. Адвокаты постоянно вытаскивают подробности. Все.
Мама всхлипнула, и у меня слезы навернулись на глаза.
– Правда, наконец, обнаружили его личный банковский счет, на который он перевел деньги за мой дом, а это уже кое-что. Только я сомневаюсь, что мне хоть что-то достанется.
– Я надеюсь, твоя адвокат хорошо старается, – Мэгги слегка повысила голос.
– Старается, старается, – мягко ответила мама. – Она сказала, что если бы Квини дала показания, это бы очень помогло делу, но я не хочу заставлять ее вспоминать все, что она видела.
– Не втягивай Квини, – твердо сказал Мэгги. – Нет.
– Не буду. Вот послушай, – мама запнулась. – Помнишь, как он приложил меня лицом об руль, когда я вела машину, и из-за этого случилась авария? Он сказал судье, что я тогда врезалась, потому что была пьяна. Внаглую соврал. Он сумасшедший, Мэгги!
– Откуда тебе было знать, что он настолько сумасшедший.
– Не знаю, как можно было этого не видеть, – сказала мама. – Я так боялась, боялась остаться одна, когда отец Квини бросил нас. Я думала, что больше никогда никому не буду нужна, и когда появился Рой, он показался мне богом.
– Он умелый манипулятор, Сильв.
– Но я бросила дочь, – простонала мама. – Я так сильно ее любила, но бросила.
Вдруг меня оттащили от двери за плечо. Это был дедушка.
Диана осталась со своим отцом, а кроме нее в нашей семье больше ни с кем не поболтаешь, так что я лежала в свободной комнате под семью пледами, которыми бабушка меня накрыла перед уходом. Я валялась, поедала одну за другой конфеты Ferrero Rocher и смотрела «Реальную любовь», фильм, над которым я когда-то хохотала до упаду, несмотря на его полную неправдоподобность, но тогда мое сердце еще не было разбито.
Казалось, что хуже уже и быть не может. Мне давно не было так одиноко. Во времена ДТ (До Тома) одиночество не напрягало, потому что я ничего не знала о близости, о том, как это – жить с кем-то одной жизнью, как это – когда тебя любят безусловно, как это – любить, несмотря на всякие «бзики» друг друга. Но ПР (После Разрыва) – это было совсем невыносимо.
Я услышала, как открылась входная дверь, поставила фильм на паузу и затаила дыхание.
– Смотрите, кого я встретила! – прокричала бабушка на весь дом. – Сильвия пришла!
Я прислушалась.
– Это я, всем привет, – тихо сказала моя мать.
– Иди наверх, поздоровайся с дочерью, – велела ей бабушка. – Она там заедает стресс, так что забери у нее конфеты.
Я слышала, как мама поднимается по лестнице, так что притворилась спящей.
– Я знаю, что ты не спишь, Квини. Ты с детства притворяешься, так что я все вижу, – сказала она.
Она села на постель. Я открыла глаза.
– Привет, – тихо поздоровалась я, не желая на нее смотреть.
– Мы вчера толком не поговорили. Как ты, дорогая моя? – мама положила руку мне на ногу. Хотя через все эти пледы я не могла ощущать ее прикосновения, но все равно резко отодвинулась.
– Прости, я знаю, ты не любишь, когда тебя трогают, – сказала она и убрала руку. – Мэгги сказала, что вы с Томом вроде как расстались. Как ты?
Она помолчала в ожидании, хотя знала, что ответа не будет.
– Диана говорит, ты снимаешь комнату в квартире с соседями. Представляю, каково это тебе. Знаешь, если бы у меня было место…
– Все нормально, мам, – вздохнула я, уже устав от этого Рождества.
– Знаешь, страдать не стыдно, – произнесла она. – Не стыдно испытывать боль, Квини.
– Я сказала, все нормально, Сильвия, – повторила я, отворачиваясь к окну, чтобы не видеть, как ее задел тот факт, что я назвала ее по имени.
– Ты сама на себя не похожа, Квини, когда вот так реагируешь, как робот.
Я слышала, как она встает.
– Может, я уже не я, – я закрыла глаза, чувствуя, как подступают слезы.
– Сильвия? – позвала с кухни бабушка. – Можешь спуститься мне помочь? Тут надо индейку полить, а у меня все руки в сыре!
– Ты всегда будешь моей Квини, – сказала мама, выходя из комнаты и закрывая за собой дверь.
* * *
После того, как Мэгги десять минут читала молитву, во время которой дедушка то засыпал, то просыпался, мы должны были бы приступить к Рождественскому ужину под звуки новостного выпуска, если бы не Мэгги, которая решила поговорить обо всех косметических процедурах, на которые она как раз копила деньги и которые собиралась пройти в следующем году.
– …а потом мой доктор – между прочим, замечательный – доктор Эллиот собирается сделать вот что: он уберет жир с моего живота и введет его мне в зад, туда, где он как раз плоский, вот сюда.
Дед поперхнулся индейкой.
– Мэгги, ну мы же за столом!
Бабушка отложила вилку.
– Попей воды, Уилфред!
– Я просто рассказываю! – сказала Мэгги, тыкая вилку в лежавшую на маминой тарелке жареную картошку. – Ты все время молчишь, – обратилась она к моей маме, отправляя украденный кусок картошки в рот.
– О, все в порядке, – пробубнила мама.
– Ты не ешь, Сильвия, – заметила бабушка. – Каждый раз, когда я тебя вижу, ты все уменьшаешься в размерах.
– Так она всегда была миниатюрной. Везет же, – отозвалась Мэгги, толкая маму локтем так, что ее несчастные пятьдесят килограмм чуть не свалились со стула.
– Нет никакого везения в том, чтобы быть миниатюрным или крупным. Вы все прекрасны. В любом размере, – бабушка внимательно посмотрела на меня и на мою тетю. – Но все же, Мэгги, я хочу, чтобы вы с Квини проверили давление. И холестерин, – она взяла вилку и продолжила трапезу.
– Дедушка, мы можем посмотреть по телеку что-нибудь кроме новостей? – спросила я.
Он, наконец, оторвался от экрана и уставился на меня бесконечно долгим взглядом.
– Вы прекрасно знаете, что я не люблю разные выдумки, – сообщил он, сделал новости погромче и снова вперился в телевизор. – Единственное, чем стоит интересоваться – это тем, что происходит в мире вокруг нас. Вокруг творятся ужасные вещи, и вам, молодым, пора задуматься о своем невежестве.
– Дедушка, я, как ты помнишь, работаю в газете. И я в курсе, что происходит в мире.
– Ты работаешь в журнале, Квини, а это просто обрывочные мнения и тусовка, а не настоящие новости, – быстро ответил он.
– Уилфред. Не начинай. Даже не пытайся начинать в день, когда родился Иисус. Дай сюда пульт, – велела бабушка сквозь сжатые зубы.
Дед вздохнул, положил пульт на стол и толкнул его к бабушке. Она передала пульт мне, и я стала переключать каналы, а моя мама и Мэгги отправились в переднюю гостиную, в ту, где на всех диванах пленка, а на мебели – чехлы. Туда никого не пускают. Хотя каждый раз, когда я прихожу, мне приходится делать там уборку. По пути в кухню за десертом я остановилась у двери и прислушалась.
– С ней все нормально. Она крепкая, ты же знаешь, – услышала я тетин голос.
– Не настолько крепкая, Мэгги. Я благодарна тебе, что ты присматривала за ней, когда я не могла, правда, но она моя дочь, а не твоя, – мама тихонько плакала. – И я ее знаю! Она отлично умеет притворяться. Но я подвела ее. Я должна была лучше к ней относиться, чтобы теперь она лучше относилась сама к себе.
Мэгги угукала между словами мамы.
– Я не должна была ее бросать. Я не должна была допускать, чтобы этот дьявол во плоти так сильно меня контролировал, чтобы я оставила свою дочь.
Я слышала, как Мэгги тихо вздохнула.
– Какой толк в этих мыслях, Сильв? Что сделано, то сделано, ничего не изменить. Все, что ты можешь – двигаться дальше вместе с ней. Заново строить отношения. Вы с Квини были очень близки, это не исчезает так просто.
– А вдруг уже исчезло? – мягко спросила мама со страхом в голосе.
– Перестань волноваться за Квини, сестренка, и займись собой. Поверь мне, с твоей дочерью все в порядке. Она храбрая.
– «Храбрая» и «в порядке» – не одно и то же.
– Ты должна позаботиться о себе, Сильвия. Тебе надо прийти в себя. Может, сходишь со мной в церковь? – предложила Мэгги.
Я удивилась, что она не обещает чудесного божественного исцеления.
– Нет, спасибо, Мэгги, – сказала мама.
Ну хоть в чем-то мы сошлись.
– Как тебе угодно, – ответила тетя. – Правда, беспокойся в первую очередь за себя. Что там нового в суде?
– Я уже не могу, Мэгги. Каждый раз, когда я вижу Роя, меня чуть ли не тошнит.
– Поэтому ты так похудела, – заметила Мэгги. – Два с половиной безумных года всего этого кошмара. Скажи мне, когда следующее слушание, я пойду с тобой.
– Я не хочу, чтобы ты все это слышала, Мэгги. Это так стыдно. Адвокаты постоянно вытаскивают подробности. Все.
Мама всхлипнула, и у меня слезы навернулись на глаза.
– Правда, наконец, обнаружили его личный банковский счет, на который он перевел деньги за мой дом, а это уже кое-что. Только я сомневаюсь, что мне хоть что-то достанется.
– Я надеюсь, твоя адвокат хорошо старается, – Мэгги слегка повысила голос.
– Старается, старается, – мягко ответила мама. – Она сказала, что если бы Квини дала показания, это бы очень помогло делу, но я не хочу заставлять ее вспоминать все, что она видела.
– Не втягивай Квини, – твердо сказал Мэгги. – Нет.
– Не буду. Вот послушай, – мама запнулась. – Помнишь, как он приложил меня лицом об руль, когда я вела машину, и из-за этого случилась авария? Он сказал судье, что я тогда врезалась, потому что была пьяна. Внаглую соврал. Он сумасшедший, Мэгги!
– Откуда тебе было знать, что он настолько сумасшедший.
– Не знаю, как можно было этого не видеть, – сказала мама. – Я так боялась, боялась остаться одна, когда отец Квини бросил нас. Я думала, что больше никогда никому не буду нужна, и когда появился Рой, он показался мне богом.
– Он умелый манипулятор, Сильв.
– Но я бросила дочь, – простонала мама. – Я так сильно ее любила, но бросила.
Вдруг меня оттащили от двери за плечо. Это был дедушка.