Лучи колдовского огонька бликами разбились о своды открывшейся взгляду пещеры: скорее вырубленной, чем естественной, тайным убежищем гнездившейся в искристом бирюзовом льду. Чуть поодаль виднелся выход, присыпанный снегом, а за ним – цепь горных хребтов, залитых сиянием полной луны.

– Это же иллюзия? – предположила Таша спустя долгую впечатлённую паузу.

Просачивающаяся из комнаты зима морозила руки – куда увереннее, чем прозвучал её голос.

– Не знаю. И, откровенно говоря, не горю желанием проверять. – Алексас закрыл дверь так медленно и аккуратно, будто боялся, что неосторожным движением вызовет лавину. – Эйрдаль едва ли захочет мёрзнуть там, когда можно остаться здесь и наслаждаться летом. Призрак, конечно, способен отражаться во льду, но не думаю, что его это интересует.

Дальше какое-то время они шли в молчании; после горной свежести холод, царивший в стенах Клаусхебера, казался теплом.

– А предок Норманов был неплохим магом, – отметил Алексас почти с уважением.

– Никогда не видела Адамантскую Школу Волшебников или королевский дворец Альденвейтс, – тихо согласилась Таша, – но по описаниям представляла нечто похожее.

Магия, бывшая такой же неотъемлемой частью замка, как стены и крыша, витала в воздухе. Казалось, вдохни поглубже – и ощутишь её аромат, терпкий и пьяный, как травяное вино. Сами каэрилевые камни, из которых сложили Клаусхебер, за века пропитались волшебством насквозь.

Если это место и не было изначально живым, как Равнина или Криволесье, оно стало таковым по воле своего создателя.

– А Адамантскую Школу, как и Альденвейтс, пра́ва вырасти в котором вас так нелюбезно лишили, создал Ликбер. Альденвейтс не столь чудесен, но и не настолько пугает… по моим детским воспоминаниям, во всяком случае. – Алексас качнул фонарём, расплескав отблески белого света по каменным узорам на стене. – Забавно. Раньше я думал, что чары вроде этих подвластны только Чудотворцам либо…

– Что такое? – насторожилась Таша, когда её спутник смолк, напряжённо морщась.

– Не могу вспомнить слово. – Сдавшись, Алексас досадливо мотнул головой. – Неважно, наверное. – Он посмотрел на двустворчатые дубовые двери, в которые они должны были упереться десять шагов спустя. – А там что?

Таша молча показала ему очередную пометку, в отличие от других сделанную красными чернилами и немного другим почерком. Ещё она была заметно ярче предыдущих. Видимо, назначение комнат с течением времени меняли, и хотя эта карта явно была далеко не первой, не одно поколение Норманов успело оставить в ней свои указания.

– «По чётным числам – картинная галерея, по нечётным – музыкальная гостиная», – констатировал Алексас. – Не помню, какое сегодня число, но любой расклад не так плох. Хотя предпочту гостиную.

За дверьми всё же оказалась галерея, сплошь завешанная полотнами по той стене, где не было окон. Если верить плану, оттуда оставалось немного до покоев Леограна, где они условились встретиться с Ароном после обхода – а, значит, их путешествие по Клаусхеберу подходило к концу.

То, что это путешествие оказалось безрезультатным, Ташу только радовало.

– Любите музыку? – спросила она, когда отблески волшебного огонька заплясали тенями на трещинах старых красок.

– Даже играю сам. Хотя не так часто практикуюсь с тех пор, как сменил тело. Жаль, моя корда осталась в нашем доме в Камнестольном… наверняка стала добычей кеаров, как и другие наши вещи.

Таша вглядывалась в полутёмные портреты, с которых на неё смотрела бесконечная вереница незнакомых лиц. Лазоревые портьеры на окнах напротив бархатными волнами дрожали на сквозняке.

– Я надеюсь, вы с братом не слишком недовольны, что мы прохлаждаемся здесь. Вы же собирались в Адамант, насколько я помню.

– Помилуйте, моя королева. Вы же не думаете, что после присяги мы с Джеми можем просто бросить вас на растерзание врагу? Если мы и двинемся в Адамант, то лишь после того, как поможем вам спасти сестру и спастись самой. – Алексас замер перед очередным холстом, выхваченным из мрака светом в его руке. – О…

Проследив за его взглядом, Таша изучила подпись, гласившую «Её Светлость Валдора Норман и супруг её Диаманд».

На семейном портрете герцогиня улыбалась – тонко и чуть насмешливо, как улыбается человек, точно знающий, что он умнее того, на кого смотрит. Васильковое платье её отделали серебром (Таша уже догадалась, что синий – родовой цвет Норманов). Помимо титула близнецы унаследовали от матери и медновласую породу, и прозрачные сапфиры в глазах. От белокурого отца, придерживавшего супругу за плечо длиннопалой рукой, младшим Норманам достался разве что рельефный, как у хищной птицы, нос.

– Что ж, хотя бы здесь есть возможность взглянуть на нашего неуловимого герцога, – отводя фонарь так, чтобы он озарил соседний портрет, сказал Алексас.

То, что на нём запечатлён брат Валдоры, легко было догадаться, даже не глядя на подпись: Орек походил на сестру лишь немногим меньше, чем Леогран на Лавиэлль. Только интеллект в лице был не таким острым, улыбка – мягче, и залихватски закрученные усы рыжели над тонкой верхней губой. Его тоже нарисовали бок о бок с женой, забравшей русые волосы в сложную причёску из переплетённых кос, взиравшей на Ташу матовыми глазами цвета сумеречного неба.

– «Его Светлость Орек Норман и супруга его Раксэна». – Алексас отступил на шаг; в изменчивом бликующем свете казалось, что люди на картине следят за ними. – Интересно, это первая жена или вторая?

– Думаю, первая. Леогран говорил, их мачеха немногим старше них, а эта женщина явно ровесница герцога.

– Ваша правда. – Отвернувшись, Алексас неспешно продолжил путь к конечной точке обхода. Тёмный бархат ковровой дорожки глушил их шаги. – Странная история, не находите?

– Какая именно?

– Сначала Орек Норман, рождённый третьим, лишённый возможности наследовать титул и состояние, женится на дочке своего мастера. Небезызвестного, поверьте мне, и зажиточного. Вскоре после смерти жены Орек, недолго печалясь, находит себе новую – помоложе. Учитывая, что его племянники в мачехе не нуждаются, а новая жена, как я понял, тоже не из знатного рода, практические соображения тут ни при чём. Остаётся предполагать, что не особо он и любил дорогую покойницу. Затем почти вся его семья также умирает при таинственных обстоятельствах, и, похоже, племянники на очереди. А после смерти Леограна и Лавиэлль всё имущество Норманов достанется ему…

– Полагаете, эйрдаль действует в его интересах? – закончила Таша, думавшая о том же.

– Либо не исключено, что он сам родился эйрдалем. Или его обратили.

– А это действительно возможно? Обратить в эйрдаля?

– Почему нет?

– Ходят же слухи, что укус оборотня и тебя сделает оборотнем. А между тем это такая же чепуха, как если бы укус мага делал тебя магом, и укус оборотня никак не способствует продлению твоей жизни. Ты либо рождаешься в Ночь Середины Зимы, и тогда тебя, – Таша закатила глаза, – «проклинает оборотничеством Мирк», либо наследуешь дар от родителя.

– Нет, слухи про эйрдалей всё же правдивы. Просто обратить можно далеко не каждого. Только того, кто действительно готов распрощаться со своей душой. Того, кому всё равно, какую цену придётся заплатить за жизнь. И превращение переживает от силы каждый десятый… но герцог вполне мог и пережить.

– А вы откуда об этом знаете?


– Когда твой брат – будущий паладин и ходячая энциклопедия, где собрано немало информации о всякой нечисти, трудно остаться несведущим. Знали бы вы, сколько ненужного…

Он осёкся в тот же миг, как Таша застыла, обездвиженная вдруг накатившей жутью. Та холодом облила спину, коснулась ледышками рук, опустилась в пятки, приковывая их к полу; подсознательный страх зверя, который чует и видит то, чего простым смертным увидеть не дано – да и не только простым.

Оно здесь…

Алексас опустил глаза на своё кольцо, вспыхнувшее тревожным фиолетовым огнём бдительных рун, одновременно с тем, как Таша торопливо сунула руку в карман штанов, чтобы достать оттуда крест.

Ладонь кольнуло дерево, будто хранившее летний зной и уют дома Ингранов. Кресты, выточенные из сосновых веток, дал ей и братьям Арон: сам вырезал сегодня утром, поручив затем Джеми покрыть их поверхность защитными рунами.

Простой факт, что оберег подарен и сделан Ароном, почему-то заставлял Ташу чувствовать себя немного спокойнее.

Инстинктивным, едва ли осознанным движением Алексас коснулся собственного креста, который он заблаговременно прицепил на ворот рубашки импровизированной брошью. Быстро оглядевшись, сжал пальцы на запястье Ташиной опущенной руки – и повлёк её к зеркалу, висевшему между двумя окнами чуть впереди.

– Сказал бы, что нам повезло, но пока в этом не уверен. – Вжав Ташу в стену напротив зеркала, закрывая её от того, что незримо подкрадывалось к ним, он повернулся к девушке спиной, вглядываясь во тьму. – Надеюсь, на сей раз ваш святой папенька не ошибся.

Какое-то время, тянувшееся чёрной смолой, Таша смотрела на отражения их бледных сосредоточенных лиц.

Когда к ним, скользнув из-за деревянной рамы, сверху и снизу увенчанной барельефными ирисами, присоединилось ещё одно, не без труда сдержала испуганный возглас.

Женщина, которая отражалась в стекле и которой не было в коридоре, тоже смотрела в зеркало. Казалось, под кожей её вместо крови течёт лунный свет, окутывая её мерцающей дымкой, серебристой, как туман Зазеркалья; лишь складки длинного платья тёмного бархата волновались пугающе реально.

– Мы видим тебя, – сказал Алексас – на диво спокойный для того, кто заговорил с порождением сил, лежащих по ту сторону жизни. – Мы хотим помочь. Что тебе нужно?

Таша не сразу поняла, что призрак всматривается в отражение её, Ташиного, лица, испуганно выглядывавшего из-за мальчишеского плеча.

Женщина разомкнула губы. Сказала что-то. Вопросительно вскинула брови, ожидая ответа на слова, услышанные ею одной.

Качнула головой, поняв, что не дождётся.

Улыбнувшись чему-то – печально и вместе с тем обнадёживающе, словно обещая увидеться вновь, – она скользнула вперёд, за пределы зеркального прямоугольника. Но даже когда призрак пропал из виду и кольцо Алексаса вновь замерцало зелёным, Таша далеко не сразу осмелилась заговорить.

– Вы правда её видели? – выдохнула она, уверившись, что ужас больше не сковывает тело льдом бездействия, и лишь волосы на макушке ещё топорщатся, как шерсть испуганной кошки.

– Я видел силуэт, сотканный из света. – Алексас наконец отступил от стены, позволяя Таше отстраниться от гладкого холодного камня. – Значит, это она.

– И я даже знаю, кто она. – Таша смотрела во мрак, ставший укрытием для задержавшейся души. – Жена герцога. Раксэна Норман.



Когда они достигли спальни Леограна, тот уже ждал у старой, потемневшей от времени двери, по обе стороны от которой дремали в нишах статуи драконов. Он беседовал с Ароном – так охотно и безмятежно, будто этой ночью они не искали встречи с неупокоенным.

– А, вот и вы. – Леогран радушно махнул фонариком с оплывающей свечой – обычным медным. Колдовской он великодушно пожертвовал гостям, удовольствовавшись чем попроще. – Обнаружили что-нибудь, заслуживающее внимания?

– В вашем замке внимание слишком быстро устаёт от встречи с тем, что его заслуживает, – заметил Алексас с едва уловимой ноткой сарказма. – Когда-то род Норманов был велик, не могу не признать.

– Уверяю вас, нашему роду есть чем похвастаться помимо этого, – ответил Леогран, и любезности в его голосе несколько поубавилось. – А что-нибудь ещё?

– Да, – нетерпеливо кивнула Таша, перехватывая пристальный взгляд Арона. – Мы видели…

– Комнату с горами внутри? – вдруг закончил за неё дэй. – Да, такое определённо заслуживает внимания. Но, видимо, с призраком мы все этой ночью разминулись. – Он развёл руками, будто лично был виновен в подобном невезении. – Впрочем, ночь ещё не кончилась. Норман-энтаро, не будете так любезны проводить мою дочь в её покои? А мы с Джеми попробуем снова пройтись по замку. Быть может, Богиня всё же окажется к нам благосклонна.

Таша прикусила язык прежде, чем с губ сорвались вопросы.

Она достаточно хорошо знала своего спутника, чтобы понять: по каким-то причинам Леогран не должен знать, что по Клаусхеберу потерянной душой бродит его тётя.

– А почему мне с вами нельзя? – только уточнила она неуверенно.

– Потому что, как и твой брат, я не хочу подвергать тебя лишней опасности, – проговорил Арон мягко, забирая у неё карту. – Спасибо. Ты сделала всё, что могла. – Прежде чем повернуться на каблуках и удалиться туда, откуда Таша с Алексасом недавно пришли, он одарил их с Леограном взглядами, которыми мог бы наградить учеников строгий, но заботливый учитель. – Прошу вас не покидать комнаты до утра. Вас обоих. Мы с сыном справимся сами.

Таша не сомневалась: Алексас последовал за дэем лишь потому, что хотел задать ему уйму вопросов. Как, впрочем, и она сама. Не говоря уже о том, что ей не слишком нравилось оставаться в стороне, пока её спутники подвергают себя опасности.

…ладно. Арону справиться с призраком наверняка по силам. Джеми не только подскажет, как это сделать, но и подсобит. Едва ли стоит за них волноваться – или заставлять их волноваться за неё.

– Мне показалось, или ваш отец что-то недоговаривает? – вымолвил проницательный Леогран, когда они остались у двери вдвоём.

– Показалось, наверное, – очень естественно пожала плечами Таша. – Он многим кажется… необъяснимым.

Они неспешно зашагали по гулкому камню, пока над их головами проплывали стрельчатые арки. Один тихо, другая – неслышно. И оба, как спустя некоторое время с улыбкой заметила Таша, старательно перешагивали щели меж каменных плит.

– В Пвилле его чуть ли не святым считают, – сказал Леогран. – Наш пастырь, когда отец Кармайкл приезжает, первым бежит изъявлять почтение.

– Не удивлена. Не думаю, что кто-нибудь, зная Арона, может его не любить.

– Есть большая разница между знанием и иллюзией знания. А некоторые люди очень хорошо умеют создавать эту иллюзию. – Леогран задумчиво качнул фонарём. – Если подумать, мы всегда знаем лишь маску. То, что снаружи. У каждого есть потаённый уголок души, где спрятаны некие мысли, чувства, воспоминания… вещи, которые мы хотим скрыть не только от близких, но даже от самих себя.