Арон, не отвечая, опёрся на стол вполоборота к ней. На лице его лежала тень, только отрешённые глаза сияли отражённым золотом.

– Когда мы встретились, я увидел очень светлого человека, – сказал он. – Маленького, беззащитного, брошенного во тьме на краю пропасти. Идущего вперёд просто потому, что надо идти, не зная, что будет делать, когда дойдёт. – Обогнув стол, дэй подошёл к её креслу. Присел рядом, глядя на Ташу серьёзнее, чем когда-либо. – В тебе так много светлой, правильной любви к жизни… ты радуешься ей даже сейчас, даже в той тьме, которой тебя окружили. Красоте вокруг. Бабочке, готовой сесть на ладонь. Вкусной еде и воде. Ты сильна, и это сила не сжатого кулака, но прохладного ручья жарким днём. Когда я смотрю на тебя, я вспоминаю, каким удивительным, каким прекрасным и чистым может быть человек.

Таша смотрела на него – неотрывно, непонимающе. Впервые за долгое время не снизу вверх.

– Зачем ты мне это говоришь?

– Отвечаю, почему я тебе помог. – Арон накрыл своей рукой её ладонь, лежащую на коленях. – Не поддавайся сомнениям. Не поддавайся мраку, который пытается тебя захлестнуть. Всегда помни, кто ты. Не королева, которой хотят воспользоваться, не оборотень, которого боятся и ненавидят – хороший, светлый, хрупкий человек, достойный защиты и любви. – Он повернул её руку ладонью вверх, и в их пальцы, пробившись сквозь мрак тёмной комнаты, лёг узорный свет золотистого солнышка. – Ты подарила свой свет мне, незнакомцу, который мог обернуться врагом. И в этом свете я понял: однажды я забыл что-то очень важное. А теперь – вспомнил.

Мир с его страхами, холодом и болью исчез. Мир сузился до одной комнатки, где на стенах сияли звёзды и можно было держать солнце в руке.

– Прости. – Она прошептала это одними губами: осторожно, тихо, так тихо, чтобы не разбился хрупкий хрусталь тишины. – Я верю тебе. Я не хочу сомневаться. Просто иногда не могу иначе.

– Я знаю. И это не важно. – Синеватое сияние его глаз было чистым, как ключевая вода. – Я оправдаю твоё доверие. Я не брошу тебя, Таша. Я буду с тобой, пока нужен тебе. И уйду лишь тогда, когда ты захочешь.

– Обещаешь?

– Клянусь.

Они смотрели, как солнце, рождённое колдовским светом, ровно горит на их ладонях… пока с кукушкой, прокричавшей «пять часов ночных», в маленький мир не ворвались обратно ночь, болото – и Джеми, который вдруг вскочил с тюфяка:

– Вы слышали?

Таша вскинула голову. Арон, выпустив её руку, встал.

– Вы слышали? – повторил мальчишка, напряжённо всматриваясь в закрытые ставни.

– А что мы должны были слышать? – осторожно уточнила Таша.

– Кричит… неужели вы не слышите?

Она честно прислушалась к тишине.

Джеми неуверенно двинулся к двери, но ладонь Арона опустилась на его плечо с мягкой непреклонностью:

– Не стоит.

– Он зовёт меня!

– Кто?

Таша понятия не имела, каким может быть ответ на её вопрос – и поэтому происходящее нравилось ей всё меньше и меньше.

Джеми дрожал, как натянутая струна корды под смычком, глядя куда-то сквозь дверь.

– Магистр Торнори. Мой учитель.

Таша в свою очередь уставилась на дверь, за которой определённо неоткуда было взяться мёртвому наставнику Джеми Сэмпера.

«И услышала Элль голос возлюбленного, что звал её по имени»… похоже, из всех сказок о виспе из Белой Топи вариант отца Дармиора больше других приблизился к истине.

– Джеми, он погиб, – молвил Арон, размеренно роняя слова. – Шейлиреар убил его. Вы знаете это.

– Я… не видел его смерть. – Стряхнув ладонь дэя, Джеми шагнул вперёд. – Вдруг он смог…

– Уцелеть? И нашёл нас здесь? Не глупите.

Мальчишка, не слушая, протянул трясущуюся руку к дверной ручке.

– Джеми, это ловушка! – Арон сгрёб его в охапку. – Висп выманивает вас! Это иллюзия, рождённая монстром, нежитью, слышите?

– Я иду, иду! – Джеми вырывался отчаянно, словно напуганный щенок, жадно вслушиваясь в призрачный зов. – Пустите меня!

– Не пущу. Таша, наза…

Колдовской ветер опрокинул её на пол прямо вместе с креслом.

Когда Таша вскочила, дэй, которого швырнуло спиной об печку, тоже поднялся с пола – и к двери, болтающейся на скрипучих петлях, они побежали одновременно.

Из-за низкого садового плетня видно было, как Джеми бежит сквозь ночь к частоколу и запертым воротам в деревню. Их контур чётко обрисовал во тьме потусторонний, жуткий зелёный свет, которым сочилось что-то, ждавшее снаружи.

– Таша, заклинаю, – Арон удержал её, готовую рвануть к распахнутой калитке, – стой, где стоишь.


Она беспомощно застыла на дорожке через огород, пока дэй просто смотрел Джеми в спину.

Мальчишка рухнул наземь почти у самых ворот. Бессильно протянув руку к засову, обмякнув, без вскрика. Жуткая зелень за воротами тут же дрогнула, померкла и плавно сошла на нет.

– Стой, – повторил Арон, прежде чем отпустить её плечо и пересечь двор.

Пятясь к двери по светящимся звёздам, которые лампа разбросала за порогом избы сквозь дверной проём, Таша следила, как Арон вздёргивает Джеми за плечи и, подхватив на руки, несёт обратно к дому.

Зелёное сияние, вновь вспыхнувшее там, где ждала новых жертв болотная тварь, очертило тень дэя на дороге и росистой траве по обочине.

– Арон! – не выдержав, закричала Таша.

Дэй замер. Повернув голову, что-то спросил у пустоты за своей спиной.

– Арон!

Дэй марионеткой повернулся к воротам.

– АРОН!

Таша почти визжала.

Руки дэя разжались, казалось, сами по себе.

Бесчувственный Джеми кулём упал наземь. Перешагнув через мальчишку, Арон встал у ворот, чтобы положить ладонь на массивный деревянный засов – медленно, как залипшая в меду мошка.

– Проклятье!!!

Скинутая через голову рубашка полетела на смородиновый куст.

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, думала Таша, рывком стягивая штаны. Я должна их защитить. Должна. И их, и себя.

Проснись, кем бы ты ни была…

Три удара сердца. Пара мгновений, в которые два облика проходят друг сквозь друга. Никаких судорог и воя, никаких жутких метаморфоз, трещащих костей или бурлящих под кожей мышц: просто лёгкая перламутровая дымка, которая окутывает человека и из которой появляется зверь.

Раз, два…

Три.

Один страшный миг, пока Таша не осознала, что предметы вокруг слишком маленькие для кошки, ей казалось, что у неё ничего не вышло.

Она стригнула воздух острыми ушами. Шевельнула длинным хвостом. Ощутила, как перекатываются мускулы под бархатистой светлой шкурой.

Торжествующе царапнув землю когтями белой горной львицы, со всех лап рванула вперёд.

…«и ещё одна, самая сильная, для поры защищать себя»…

Она бежала туда, где уже распахивались створки ворот, ждавшие, когда их толкнут навстречу мертвенному сиянию. Быстрее, быстрее – к Арону, ведомому голосом, слышным ему одному, к фигуре виспа, так похожей на человеческую: та застыла в овале света, размытая меж реальным и призрачным, меж небом и землёй, с изумрудным огнём, сиявшим в лодочкой сложенных ладонях.

Прыгая вперёд, Таша ещё успела увидеть лицо дэя – просветлевшее, улыбчивое, доверчивое…

С рычанием, клокочущим в глубине горла, львица встала между мужчиной в фортэнье и существом, притворившимся тем, кем быть не могло.

Он мой, тварь!

Она слышала, как Арон оседает на землю за её спиной, но не оглянулась. Утробно рыча, Таша смотрела на тварь, застывшую в замешательстве; собственническая ярость хищника захлёстывала её с головой.

Прочь, рычала львица. Прочь, моё!

Грань, твердила Таша. Грань между собой и зверем. Не растворяться в этой ярости. Не теряться в звериной личине.

Сейчас это давалось тяжелее, чем когда-либо.

Тварь отступила, нет – отплыла назад. Свет в её ладонях померк до огонька в левой руке, так, чтобы сквозь слепящее сияние Таше видны стали призрачные черты, длинное платье, тёмные волосы…

Слишком знакомые.

– Малыш, ну всё, – в голосе словно блеснули тёплые лучики. – Пошалила и хватит.

Глазами львицы Таша уставилась на женщину за воротами.

Нет. Это не она. Не может быть она.

– Таша, как ты можешь рычать на маму?