– Вы к нам приезжали несколько месяцев назад. Это из-за вашей подопечной?
– Да, пани Мажена, но сейчас я не могу разговаривать. Завтра утром приеду проведать Олю и тогда отвечу на все ваши вопросы.
В тот же день я еще позвонила Яреку.
– Ну что, ты узнал что-нибудь?
– Я виделся с судьей, который подписал распоряжение о помещении Оли в приют. Он человек серьезный и разумный.
– Ну? И когда ее можно будет забрать?
– Все не так просто.
– Ладно, – ответила я, пытаясь держать себя в руках. В тот день у меня не было сил на то, чтобы злиться. – Что мы должны сделать?
– Надо составить заявление в суд.
– Ну, так давай составим, – сказала я решительно. – И что дальше?
– Дальше будем ждать, когда нам назначат дату рассмотрения.
– Долго ждать?
– Не знаю. Скоро праздники, потом судебные каникулы в январе…
– Ты вообще о чем? – Я начала злиться, когда до меня дошло, что он хочет сказать.
– О сроках, – несмело пробормотал Ярек.
– Ярек! Оля на праздники должна быть дома!
– Но они через три недели!
– Даже через две!
– Но…
– Слушай, я не хочу сейчас об этом говорить. Я девять дней спала на табуретке в больнице. Я старая измученная женщина. Мне не нужны сейчас плохие новости. Завтра я еду к Оле, а послезавтра встречаемся у меня, и, надеюсь, ты придумаешь, как вернуть Олю домой до праздников. До свидания.
Я положила трубку и упала в кресло. Целый день я пролежала в нем, тупо глядя в окно или в телевизор, и иногда дремала. Я почти не ела – аппетита не было. Вечером я вдруг поняла, что уже несколько дней не звонила сестре. Я гадала, знают ли они что-нибудь об Оле и о том, что девочка опять лишилась дома. С другой стороны, выслушивать Магдины упреки мне сейчас совсем не хотелось.
– Позвоню ей завтра, честное слово! – сказала я собаке. Мушка посмотрела на меня своими умными глазами. Целый день ходила за мной, как привязанная. Утром я накормила псинку и отвела ее к Басе.
– Я в Торунь поеду, посижу там немного с Олей. Вернусь поздно.
– Может, я с тобой? – спросила Бася с тревогой в голосе.
– Пока не надо, но может случиться так, что я сама не справлюсь, – вот тогда и попрошу вашей помощи.
– Сколько это еще будет длиться?
– Понятия не имею, – сказала я устало и поехала.
Глава 33
В этот раз приют произвел на меня еще худшее впечатление, чем несколько месяцев назад. Оля была очень рада меня видеть. Марцинковска позволила пойти к ней в комнату. Малышка показала мне свою кроватку: она была слишком маленькая, как для двухлетнего ребенка, ободранная, а в бортиках не хватало перекладин. Рядом стояло еще пять похожих кроваток. В комнатке было так тесно, что взрослый человек протискивался с трудом. Все детские вещи лежали в сумках и пакетах под кроватями или на подоконниках. Кроме кроватей и столика с двумя стульями, в комнате больше ничего не было. Хотя больше здесь ничего и не поместилось бы.
– Пани доктор, мы имеем право пускать посетителей только по решению суда. Пожалуйста, как можно быстрее получите разрешение на посещение Оли. А то у нас могут появиться проблемы, – сказала Марцинковска, когда я пришла к ней в кабинет на кофе.
– Хорошо, прямо завтра этим и займусь, – пообещала я и на мгновение умолкла. Кофе был вкусный, крепкий, по-турецки, с гущей. Очень сладкий – так как я любила. – Вы должны знать, что я даже не представляю себе, как оформить опеку над Олей. Я все время провела с ней в больнице, а сейчас буду приезжать сюда. У меня нет на это времени. Я наняла адвоката, но не знаю, справится ли он с этим делом.
– Мы тут много адвокатов видели. Знаете, у них никогда не будет такой мотивации, как у родных или близких. Я еще не встречалась с адвокатом, который бы по-настоящему переживал за детей.
– Вы о них не самого высокого мнения, – отметила я с улыбкой. – Но я понимаю, о чем вы.
– Пани доктор, прошу вас, займитесь этим делом сами, а мы постараемся позаботиться об Оле.
– Я не сомневаюсь. Вот только знаете, я Олю уже столько раз подводила, а сейчас пообещала, что буду к ней приезжать.
– Это ваше решение, но прошу вас подумать о том, что сейчас важнее. Ведь мы говорим о ее будущем.
– Чертовски хороший вопрос!
Я чувствовала себя такой старой. Слишком старой, чтобы сражаться. Может, Оля побудет тут, подумала я. Буду к ней приезжать, а потом все само решится. Потом я пошла к ней, а она прижалась ко мне, сказала «мой» и «люблю», посмотрела мне прямо в глаза и… На следующий день, прямо с утра, поехали мы с моим молодым защитником сражаться за Олю.
Начали мы с кураторши. Вот только от нее уже почти ничего не зависело. Разрешение на посещение Оли мог выдать только судья, но она написала свои замечания, как и обещала, и мы приложили их к нашим бумагам. Мы пошли к судье и прождали его целых два часа. Мой молодой адвокат сильно нервничал, потому что у него была назначена встреча в каком-то другом месте, и все время бегал к телефону. Оказалось, что у судьи Карвенского было очень трудное слушание, он устал, и нас попросили прийти на следующий день. Я высказала пани из канцелярии все, что думаю по этому поводу, и нас наконец пригласили в кабинет.
– Что у вас за дело, что не могло до утра подождать? – холодно спросил нас судья Карвенский, лысоватый и полный мужчина лет пятидесяти. Судя по всему, он был не в духе, и я сразу поняла, что не стоило настаивать на встрече. Уже стало ясно, что сейчас мы ничего не решим.
– Ваша честь, моя клиентка, пани Слабковска…
– Знаю я вашу клиентку! И дело, по которому вы пришли. Прошу вас оставить заявление в канцелярии, и оно будет рассмотрено в ближайшее время.
– А когда? – спросила я несмело.
– В ближайшее время, – повторил судья тоном, не терпящим возражений. – До свидания! – сказал он и вышел из кабинета, не оставив нам ни малейшего шанса на протест.
Я сидела, просто раздавленная. Теперь я понимала, через что мне предстоит пройти в ближайшие недели.
– Еще несколько недель придется так ходить… – сказала я вслух.
– Даже месяцев. Я же предупреждал.
– А есть какой-то другой способ?
– Боюсь, что нет. У судов свой график. Кроме того, недавно были внесены изменения в Семейный кодекс, и никто не знает, как эта система будет работать. Так что сейчас все в замешательстве.
– Да мне все это до одного места! – рявкнула я вдруг. Мой вопль привлек внимание секретарши.
– Могу я вам еще чем-то помочь? – спросила она официальным тоном, входя в кабинет.
– Нет, спасибо, – ответил мой, прости господи, адвокат и вытащил меня в коридор за локоть, болезненно выкрутив руку. – Тихо, помолчите… – шептал он мне.
Я вернулась домой в отчаянии. Забрала собаку и почувствовала, что мне надо напиться. Попробовала отвлечься, заняться чем-то другим, но не помогало. Наконец я схватила трубку и нашла в блокноте номер телефона, который мне дали на крайний случай. Сейчас он как раз и наступил.
– Мне надо выпить! Прямо сейчас! Иначе с ума сойду.
– Я еду. Пожалуйста, дождитесь меня. А пока примите душ, – сказала мне пани Рената.
Приехала она быстро, я еще не вышла из ванной, нашпиговала меня лекарствами и посидела со мной до вечера. Я пошла спать, а утром отвела псину к соседям, села в свою машину и поехала в Торунь. Играла с моей малышкой, помогала воспитателям с другими детьми, кормила, развлекала их, водила в туалет, а вечером читала сказки малышне из Олиной комнаты. Потом мне сказали, что я проведываю девочку слишком часто и у меня все еще нет разрешения суда. Попросили, чтобы я пока не приезжала. В полночь я вернулась домой, проехав без прав на своем стареньком «ниссане» почти семьдесят километров, и, не раздеваясь, упала в кровать. Обычный день пожилой пани!..
Следующие два дня я провела в постели – умудрилась подцепить грипп, наверное, от переутомления. Целую неделю я не ездила к Оле. Попросила Басю, и она пару раз ее проведала. Меня ужасно мучила совесть, но, во-первых, сил у меня все равно не было, а во-вторых, с кашлем и насморком появляться в доме, где полно маленьких детей, – это уже перебор. Когда температура упала, я села в машину и поехала в суд узнать, как там у нас дела. Рождество приближалось очень быстро, а с ним и первая годовщина смерти Госи и Павла. В суде мне сказали, что мой адвокат составил все нужные заявления и теперь надо ждать, когда их рассмотрят.
– А сколько ждать? – спросила я у грустной пани в кабинете с табличкой «Канцелярия».
– Не знаю, судья сейчас очень занят.
– А у нас что, только один судья? – Я уже не смогла скрыть раздражения.
– Нет, у нас их трое, но только один занимается семейными делами. Пожалуйста, будьте терпеливы, другие тоже ждут своей очереди, – сказала секретарша официальным тоном.
– Я понимаю, – ответила я язвительно. – Но раз уж пан судья так занят и вы так заняты, то посоветуйте мне кого-то компетентного, с кем я могу сейчас поговорить. С тем, кто скажет мне, как ускорить рассмотрение дела.
– Боюсь, что сейчас вам никто не поможет. Вы не понимаете, как здесь все устроено!
– Да понимаю! Судья целую неделю не может мое заявление прочитать!
– А как вы думаете, сколько таких заявлений нам приносят каждый день? Мы их едва принимать успеваем. У нас длинная очередь. Судья займется вашим делом, когда придет ваш черед.
– Но вы не понимаете…
– Я все понимаю! – жестко перебила она меня и посмотрела из-под очков, как учитель на непослушного ученика. – Прошу вас быть терпеливой, мы свяжемся с вашим адвокатом.
Я набрала в легкие побольше воздуха, чтобы высказать все, что я думаю по этому поводу, но в последний момент сдержалась. Раз один судья из трех всем занимается, то, значит, эта пани тоже тут все знает. «Ага, так ты здесь главная!» – подумала я. И внимательно рассмотрела ее.
Обычная серая мышь лет пятидесяти. Седые корни волос, большие очки с толстыми стеклами, усы и несколько волосков на подбородке. Казалось, она тут корни пустила. Вросла в этот письменный стол, в эту комнату, и они стали ее частью. Сидит в канцелярии дольше, чем те юристы, таблички с именами которых висят в коридоре. Я решила сменить тактику.
– Да, конечно. Может, мне завтра зайти, вдруг уже что-нибудь прояснится? Можно прийти завтра?
– Если хотите.
На следующий день я приехала с кофе, шоколадками и коньяком. На табличке прочитала: «Магистр Кристина Мручковска, канцелярия».
– Да, пани Мажена, но сейчас я не могу разговаривать. Завтра утром приеду проведать Олю и тогда отвечу на все ваши вопросы.
В тот же день я еще позвонила Яреку.
– Ну что, ты узнал что-нибудь?
– Я виделся с судьей, который подписал распоряжение о помещении Оли в приют. Он человек серьезный и разумный.
– Ну? И когда ее можно будет забрать?
– Все не так просто.
– Ладно, – ответила я, пытаясь держать себя в руках. В тот день у меня не было сил на то, чтобы злиться. – Что мы должны сделать?
– Надо составить заявление в суд.
– Ну, так давай составим, – сказала я решительно. – И что дальше?
– Дальше будем ждать, когда нам назначат дату рассмотрения.
– Долго ждать?
– Не знаю. Скоро праздники, потом судебные каникулы в январе…
– Ты вообще о чем? – Я начала злиться, когда до меня дошло, что он хочет сказать.
– О сроках, – несмело пробормотал Ярек.
– Ярек! Оля на праздники должна быть дома!
– Но они через три недели!
– Даже через две!
– Но…
– Слушай, я не хочу сейчас об этом говорить. Я девять дней спала на табуретке в больнице. Я старая измученная женщина. Мне не нужны сейчас плохие новости. Завтра я еду к Оле, а послезавтра встречаемся у меня, и, надеюсь, ты придумаешь, как вернуть Олю домой до праздников. До свидания.
Я положила трубку и упала в кресло. Целый день я пролежала в нем, тупо глядя в окно или в телевизор, и иногда дремала. Я почти не ела – аппетита не было. Вечером я вдруг поняла, что уже несколько дней не звонила сестре. Я гадала, знают ли они что-нибудь об Оле и о том, что девочка опять лишилась дома. С другой стороны, выслушивать Магдины упреки мне сейчас совсем не хотелось.
– Позвоню ей завтра, честное слово! – сказала я собаке. Мушка посмотрела на меня своими умными глазами. Целый день ходила за мной, как привязанная. Утром я накормила псинку и отвела ее к Басе.
– Я в Торунь поеду, посижу там немного с Олей. Вернусь поздно.
– Может, я с тобой? – спросила Бася с тревогой в голосе.
– Пока не надо, но может случиться так, что я сама не справлюсь, – вот тогда и попрошу вашей помощи.
– Сколько это еще будет длиться?
– Понятия не имею, – сказала я устало и поехала.
Глава 33
В этот раз приют произвел на меня еще худшее впечатление, чем несколько месяцев назад. Оля была очень рада меня видеть. Марцинковска позволила пойти к ней в комнату. Малышка показала мне свою кроватку: она была слишком маленькая, как для двухлетнего ребенка, ободранная, а в бортиках не хватало перекладин. Рядом стояло еще пять похожих кроваток. В комнатке было так тесно, что взрослый человек протискивался с трудом. Все детские вещи лежали в сумках и пакетах под кроватями или на подоконниках. Кроме кроватей и столика с двумя стульями, в комнате больше ничего не было. Хотя больше здесь ничего и не поместилось бы.
– Пани доктор, мы имеем право пускать посетителей только по решению суда. Пожалуйста, как можно быстрее получите разрешение на посещение Оли. А то у нас могут появиться проблемы, – сказала Марцинковска, когда я пришла к ней в кабинет на кофе.
– Хорошо, прямо завтра этим и займусь, – пообещала я и на мгновение умолкла. Кофе был вкусный, крепкий, по-турецки, с гущей. Очень сладкий – так как я любила. – Вы должны знать, что я даже не представляю себе, как оформить опеку над Олей. Я все время провела с ней в больнице, а сейчас буду приезжать сюда. У меня нет на это времени. Я наняла адвоката, но не знаю, справится ли он с этим делом.
– Мы тут много адвокатов видели. Знаете, у них никогда не будет такой мотивации, как у родных или близких. Я еще не встречалась с адвокатом, который бы по-настоящему переживал за детей.
– Вы о них не самого высокого мнения, – отметила я с улыбкой. – Но я понимаю, о чем вы.
– Пани доктор, прошу вас, займитесь этим делом сами, а мы постараемся позаботиться об Оле.
– Я не сомневаюсь. Вот только знаете, я Олю уже столько раз подводила, а сейчас пообещала, что буду к ней приезжать.
– Это ваше решение, но прошу вас подумать о том, что сейчас важнее. Ведь мы говорим о ее будущем.
– Чертовски хороший вопрос!
Я чувствовала себя такой старой. Слишком старой, чтобы сражаться. Может, Оля побудет тут, подумала я. Буду к ней приезжать, а потом все само решится. Потом я пошла к ней, а она прижалась ко мне, сказала «мой» и «люблю», посмотрела мне прямо в глаза и… На следующий день, прямо с утра, поехали мы с моим молодым защитником сражаться за Олю.
Начали мы с кураторши. Вот только от нее уже почти ничего не зависело. Разрешение на посещение Оли мог выдать только судья, но она написала свои замечания, как и обещала, и мы приложили их к нашим бумагам. Мы пошли к судье и прождали его целых два часа. Мой молодой адвокат сильно нервничал, потому что у него была назначена встреча в каком-то другом месте, и все время бегал к телефону. Оказалось, что у судьи Карвенского было очень трудное слушание, он устал, и нас попросили прийти на следующий день. Я высказала пани из канцелярии все, что думаю по этому поводу, и нас наконец пригласили в кабинет.
– Что у вас за дело, что не могло до утра подождать? – холодно спросил нас судья Карвенский, лысоватый и полный мужчина лет пятидесяти. Судя по всему, он был не в духе, и я сразу поняла, что не стоило настаивать на встрече. Уже стало ясно, что сейчас мы ничего не решим.
– Ваша честь, моя клиентка, пани Слабковска…
– Знаю я вашу клиентку! И дело, по которому вы пришли. Прошу вас оставить заявление в канцелярии, и оно будет рассмотрено в ближайшее время.
– А когда? – спросила я несмело.
– В ближайшее время, – повторил судья тоном, не терпящим возражений. – До свидания! – сказал он и вышел из кабинета, не оставив нам ни малейшего шанса на протест.
Я сидела, просто раздавленная. Теперь я понимала, через что мне предстоит пройти в ближайшие недели.
– Еще несколько недель придется так ходить… – сказала я вслух.
– Даже месяцев. Я же предупреждал.
– А есть какой-то другой способ?
– Боюсь, что нет. У судов свой график. Кроме того, недавно были внесены изменения в Семейный кодекс, и никто не знает, как эта система будет работать. Так что сейчас все в замешательстве.
– Да мне все это до одного места! – рявкнула я вдруг. Мой вопль привлек внимание секретарши.
– Могу я вам еще чем-то помочь? – спросила она официальным тоном, входя в кабинет.
– Нет, спасибо, – ответил мой, прости господи, адвокат и вытащил меня в коридор за локоть, болезненно выкрутив руку. – Тихо, помолчите… – шептал он мне.
Я вернулась домой в отчаянии. Забрала собаку и почувствовала, что мне надо напиться. Попробовала отвлечься, заняться чем-то другим, но не помогало. Наконец я схватила трубку и нашла в блокноте номер телефона, который мне дали на крайний случай. Сейчас он как раз и наступил.
– Мне надо выпить! Прямо сейчас! Иначе с ума сойду.
– Я еду. Пожалуйста, дождитесь меня. А пока примите душ, – сказала мне пани Рената.
Приехала она быстро, я еще не вышла из ванной, нашпиговала меня лекарствами и посидела со мной до вечера. Я пошла спать, а утром отвела псину к соседям, села в свою машину и поехала в Торунь. Играла с моей малышкой, помогала воспитателям с другими детьми, кормила, развлекала их, водила в туалет, а вечером читала сказки малышне из Олиной комнаты. Потом мне сказали, что я проведываю девочку слишком часто и у меня все еще нет разрешения суда. Попросили, чтобы я пока не приезжала. В полночь я вернулась домой, проехав без прав на своем стареньком «ниссане» почти семьдесят километров, и, не раздеваясь, упала в кровать. Обычный день пожилой пани!..
Следующие два дня я провела в постели – умудрилась подцепить грипп, наверное, от переутомления. Целую неделю я не ездила к Оле. Попросила Басю, и она пару раз ее проведала. Меня ужасно мучила совесть, но, во-первых, сил у меня все равно не было, а во-вторых, с кашлем и насморком появляться в доме, где полно маленьких детей, – это уже перебор. Когда температура упала, я села в машину и поехала в суд узнать, как там у нас дела. Рождество приближалось очень быстро, а с ним и первая годовщина смерти Госи и Павла. В суде мне сказали, что мой адвокат составил все нужные заявления и теперь надо ждать, когда их рассмотрят.
– А сколько ждать? – спросила я у грустной пани в кабинете с табличкой «Канцелярия».
– Не знаю, судья сейчас очень занят.
– А у нас что, только один судья? – Я уже не смогла скрыть раздражения.
– Нет, у нас их трое, но только один занимается семейными делами. Пожалуйста, будьте терпеливы, другие тоже ждут своей очереди, – сказала секретарша официальным тоном.
– Я понимаю, – ответила я язвительно. – Но раз уж пан судья так занят и вы так заняты, то посоветуйте мне кого-то компетентного, с кем я могу сейчас поговорить. С тем, кто скажет мне, как ускорить рассмотрение дела.
– Боюсь, что сейчас вам никто не поможет. Вы не понимаете, как здесь все устроено!
– Да понимаю! Судья целую неделю не может мое заявление прочитать!
– А как вы думаете, сколько таких заявлений нам приносят каждый день? Мы их едва принимать успеваем. У нас длинная очередь. Судья займется вашим делом, когда придет ваш черед.
– Но вы не понимаете…
– Я все понимаю! – жестко перебила она меня и посмотрела из-под очков, как учитель на непослушного ученика. – Прошу вас быть терпеливой, мы свяжемся с вашим адвокатом.
Я набрала в легкие побольше воздуха, чтобы высказать все, что я думаю по этому поводу, но в последний момент сдержалась. Раз один судья из трех всем занимается, то, значит, эта пани тоже тут все знает. «Ага, так ты здесь главная!» – подумала я. И внимательно рассмотрела ее.
Обычная серая мышь лет пятидесяти. Седые корни волос, большие очки с толстыми стеклами, усы и несколько волосков на подбородке. Казалось, она тут корни пустила. Вросла в этот письменный стол, в эту комнату, и они стали ее частью. Сидит в канцелярии дольше, чем те юристы, таблички с именами которых висят в коридоре. Я решила сменить тактику.
– Да, конечно. Может, мне завтра зайти, вдруг уже что-нибудь прояснится? Можно прийти завтра?
– Если хотите.
На следующий день я приехала с кофе, шоколадками и коньяком. На табличке прочитала: «Магистр Кристина Мручковска, канцелярия».