– Подожди, – воскликнула я, когда до меня дошло, о чем говорил мой зять, но я не могла и слова сказать.
– Да, Аня?
– Значит… значит… – начала я, когда у меня вновь прорезался голос, – вам кажется, что Оля будет лекарством для своей бабки? Еще одним методом лечения или реабилитации… или как это вообще назвать? Оля должна стать панацеей от болезней Магды?
– Ну, не совсем так… – пытался объяснить Роберт.
– Вот это номер! – воскликнула я и расхохоталась. Мой зять растерялся. Я так хохотала, что аж живот разболелся. – Удачи вам, дорогие мои! – выдохнула я, когда смогла наконец говорить.
Обняла его за плечи театральным жестом и повела в комнату, где ждали наши девушки. Оля уже уснула, а Магда сидела одурманенная и тупо пялилась в одну точку. Я специально превысила дозу.
– Роберт, проводи Магду в машину, – скомандовала я ему и взяла спящую Олю на руки. Она неосознанно прижалась ко мне, а я наслаждалась минутой, обнимая ее теплое тельце. Отнесла ее в машину, усадила в креслице и крепко поцеловала. В последний раз вдохнула ее сладкий запах. Когда обе сидели уже на своих местах, готовые ехать домой, я подошла к зятю. Не смогла сдержать глупой и злорадной улыбки.
– Держись, старик! Большого тебе терпения! От всего сердца!
– Спасибо тебе за все, Аня. И за те девять месяцев!
– Больше, дорогой мой. Тридцать восемь недель! Почти как беременность! – Я обняла его. – Спасибо, что хоть ты поблагодарил! А сейчас пора ехать. Обе панночки будут спать почти всю дорогу.
Они уехали. Я вернулась домой и плотно закрыла за собой дверь. Пошла в кухню, вытащила из шкафчика бутылку коньяка и глотнула просто из горла. От радости!
Я так радовалась, что пила, не просыхая, два дня, пока мои скромные запасы не закончились. Выбора у меня не было, пришлось ехать в магазин. За день до поездки я не пила с обеда, потому что боялась расстаться с очередной тысячей.
Рано утром в более-менее приличном состоянии я отправилась за покупками. Естественно, в этот раз полицейских не было. С ними всегда так – когда нужны, их нет, а когда не нужны, тут как тут. Я запаслась спиртным и вернулась к прежней жизни.
Глава 17
Все покатилось под откос. Когда просыпалась, я не знала, утро или вечер и какой сейчас день недели. Пила, потом глотала лекарства, чтобы уснуть. Утро начинала с алкоголя, чтобы проснуться.
Сначала я пила от радости, потом стала пить от тоски. Ела что попало, лишь бы побыстрее. Не мылась и не переодевалась. А зачем? Так прошла неделя. Или две. Трубку не брала, хотя звонили часто. Потом вообще выдрала кабель и жила как во сне. Вот только здоровье стало подводить – с каждым днем я чувствовала себя все хуже и физически, и морально. Старалась держаться, как могла. Увеличивала дозы.
Однажды утром, во всяком случае мне казалось, что наступило утро, меня разбудил звонок в дверь. Наверное, звонили целую вечность, потому что ощущения были такие, будто кто-то долго бил меня по голове. Сползла с дивана и пошла открывать.
– Зараза, Анька, что тут у вас творится? – завопила Иоанна, вламываясь в коридор. Отпихнула меня так, что я влетела в стену и больно ударилась плечом.
– Где Оля? – орала, бегая по дому.
– А нету! – вежливо ответила я.
– Как нету? Где она? – воскликнула Иоанна. Она уже успела обыскать все углы. – Где Оля?
– У деда… с бабой, – пробормотала я и икнула.
– У Магды?
– Ага… ик…
Иоанна опять начала бегать по дому, заглядывала во все закутки и открывала шкафы.
– Правда! Холера! Это правда! Оли здесь нет, осталось только это, – сказала она и протянула мне Гав-гава. – Ты отдала ее! Отдала!
– Не отдала… иик… не отдала… они сами за ней приехали. – Я смотрела на Гав-гава, не в силах оторвать взгляд от игрушки.
– А ты решила допиться до смерти? Такая теперь у тебя цель? – прокричала она, приблизив лицо к моему. Вдруг отшатнулась на два шага и замахала рукой перед носом. – Боже, до чего ты себя довела!
Швырнула Гав-гава мне в лицо и снова пошла обыскивать дом. Вновь воткнула в гнездо телефонный провод. Вытащила все мои бутылки и таблетки, отнесла в кухню. Спиртное вылила в раковину, а лекарства спустила в унитаз.
– Знаешь что! С меня хватит! Делай что хочешь! – заорала она и вылетела из дому, но прежде, чем я успела глазом моргнуть, вернулась назад. – Я твои ключи забираю! – рявкнула Иоанна, схватила с комода связку ключей и наконец убралась окончательно, хлопнув за собой дверью. У меня в башке громыхнуло так, словно взорвался Чернобыль.
Ночью я проснулась от страха. Не могла понять, что меня так испугало. Решила, что приснился плохой сон, и снова попробовала уснуть. Не получалось. Какая-то непонятная тревога заставила меня встать с кровати. Вдруг я поняла, что все еще держу в руке Гав-гава. Я ходила с ним по дому и не могла найти себе места. Все перерыла, но не нашла ни капли алкоголя, ни единой таблетки. Как только закрывала глаза, на меня опять наваливался страх. Пошла в кухню, чтобы попить. Руки так тряслись, что не смогла донести до рта стакан воды и облилась. Наконец, мне удалось сделать пару глотков. Потом я включила свет во всем доме. Мне все казалось, что меня что-то подстерегает.
Уселась в кресло, спиной к стене. Сидела с широко открытыми глазами. Боялась их закрыть даже на секунду. Время от времени меня сотрясала дрожь и я обливалась холодным потом. Снова пошла на кухню, чтобы попить воды и померить температуру. Должно же у моего состояния быть какое-то рациональное объяснение. Градусник упрямо показывал тридцать шесть и шесть.
Снова села в кресло, но через минуту зачем-то опять сорвалась с места. Ноги сводило судорогой, а тут еще и зуд начался. То в одном месте, то в другом. Я почувствовала, что не могу усидеть на месте, вскочила и начала бесцельно бродить по дому. Все тело чесалось, болела голова, и волосы стояли дыбом от страха.
Не знаю, сколько прошло времени. Я решила, что умираю. Мне и в самом деле хотелось умереть. Мир казался перекошенным и искривленным. Предметы теряли цвет, их контуры расплывались, а звуки казались оглушительными, нереальными и причиняли боль. Страх усиливался, сжимая горло. Сердце бешено стучало. Я чувствовала, как в венах пульсирует кровь.
– Там ничего нет, ничего нет, – повторяла я себе, пытаясь успокоиться.
Когда начало светать, на меня обрушилась безумная боль. Я не понимала, где ее источник. Даже не представляла себе, что в моем теле может так болеть. Пробовала выпить парацетамол, но задание оказалось мне не по силам. Я даже не смогла открыть аптечку. Вытягивала руку, мне казалось, что вот-вот дотянусь, но утыкалась куда-то не туда, то в зеркало, то в стену рядом с ним. Психанула и начала бить по шкафчику рукой, а потом головой. Мир в моих глазах рассыпался на осколки, и все окрасилось в красный цвет. Я поняла, что умираю, и почувствовала облегчение. Все закончилось. Я погрузилась в темноту.
Глава 18
Когда я очнулась, поняла, что еще жива. После смерти ничего не ощущаешь, а мое тело пронзала нечеловеческая боль. Я страдала еще и оттого, что свет пробивался через сомкнутые веки. Я не могла пошевелиться, любое движение причиняло мучения. Слышала, как колотится сердце, но звук долетал словно издалека. Мне хотелось умереть, я очень старалась, но не получалось – не было сил даже глаза открыть, куда там с жизнью расстаться. Мне вдруг стало интересно, где я нахожусь, но мысли тоже причиняли невыносимые страдания. Я старалась просто лежать, чтобы поменьше импульсов доходило до мозга. Сердце билось где-то за левым ухом. Боль не прекращалась, она усиливалась с каждой секундой, хотя казалось, что это невозможно.
Решила встать с кровати и поискать какое-нибудь лекарство. Хотела поднять руку, но не смогла. С ногами было то же самое. Попробовала еще раз. Нога чуть-чуть дернулась, отвечая на мозговой импульс, но какая-то сила удержала ее и уложила обратно на кровать. Я застонала и с трудом открыла глаза. По-прежнему хотелось умереть, но я знала, что если открою глаза, то станет легче. Когда глаза привыкли к свету, из размытых пятен и теней потихоньку сложилась картина. Я пыталась разглядеть окружающие меня предметы, насколько позволяла неподвижная голова. Снова застонала, потому что поняла, что нахожусь в нашей больнице. Эту краску на стенах, старые окна и металлические кровати, выкрашенные в белый цвет, я узнала бы где угодно. Сердце над моим ухом оказалось монитором.
Я немного полежала с открытыми глазами, пытаясь справиться с болью или хотя бы привыкнуть к ней. Не могла думать, не представляла себе, как давно я здесь нахожусь и что я тут вообще делаю. Еще раз попробовала встать с кровати, но с тем же успехом. Руки не слушались, а ноги практически не шевелились. Застонала и, собрав волю в кулак, попыталась поднять голову. Она весила целую тонну, и мне понадобилось немало времени на то, чтобы оторвать ее от подушки на пару сантиметров. Взглянула на свои руки и ноги и вновь опустила голову на подушку.
Прошла еще пара веков, прежде чем мой мозг осознал увиденное. Я была обездвижена. Привязана к кровати! Привязана! Я начала метаться, а глаза застилала черная пелена гнева. Эти твари меня привязали! Я пыталась вырваться любой ценой! Сердце над левым ухом билось, как ошалевшее, и тут еще включился сигнал тревоги. Мне казалось, что с каждым движением мои путы слабеют и становится легче двигаться, потому я начала метаться как сумасшедшая. Боль перестала существовать. Сейчас я хотела только одного – освободиться. Страх, охвативший меня, был намного сильнее боли. Тут я услышала голос:
– Пани Анна, пожалуйста, успокойтесь! Доктор!
Я дернулась посильней и еще раз. Хотела закричать, чтобы меня развязали, но из горла вырвался только стон.
– Доктор!! – вопила медсестра.
– У-у-у! – взвыла я, что означало «Развяжи меня, тупая сука!».
Я повернула голову, чтобы взглянуть ей в лицо. В эту минуту надо мной навис какой-то мужик в белом халате со шприцем в руке.
– У-у-у, – выла я, извиваясь всем телом.
Я хорошо знала, что он хочет сделать, и ужасно этого боялась. Меня охватил страх, казалось, что может произойти что-то чудовищное. Хуже, чем то, что со мной уже случилось. Я кричала, билась головой, плевалась и пыталась укусить его за руку. Без толку. Врач спокойно подключил шприц к катетеру где-то под моей ключицей, и его содержимое хлынуло в вену. Я чувствовала, как погружаюсь в мерзкую и вонючую тьму. Казалось, сердце перестало биться. Я погрузилась в небытие.
Глава 19
Когда я пришла в себя в следующий раз, на меня вновь навались боль и вездесущий страх. Над левым ухом ритмично билось сердце. Попробовала пошевелиться, но оказалось, что я все еще привязана. Попыталась открыть глаза. Получилось намного легче, потому что в палате царил полумрак. Пару минут я лежала спокойно и прислушивалась. Наступила ночь, судя по тому, что в палате было темно, а в коридоре царила тишина. Ни шагов, ни кашля, ни единого звука. Поблизости не было ни души. Я лежала в темноте и пыталась справиться с болью и страхом. Даже не пробовала шевелиться – не хотела опять попасть туда, откуда только что вернулась. Лучше пусть будут боль и страх, лучше путы, чем та бездна.
Я лежала и пыталась вспомнить хоть что-нибудь. Гадала, какой сегодня день. Который сейчас час. В каком я отделении. Очень медленно поднимала голову и осматривалась. Я находилась в маленькой палате с окном, через которое был виден коридор и дремлющая на стуле медсестра. Рядом стояла пустая кровать, такая же, как моя. Слева над кроватью висел монитор, а рядом с ним краем глаза заметила баллон с газом. Осторожно повернула голову и взглянула на себя. Под правой ключицей был установлен катетер, а к нему подключены две капельницы, которые висели справа у меня над головой. В одной лекарство уже закончилось, и столбик жидкости замер на полпути между флаконом и иглой. Я была укрыта больничным одеялом, из-под которого выглядывал уголок больничной рубашки. Я не видела своих рук и ног, но знала, что они привязаны к кровати.
Крутя головой, почувствовала, что на мне надето что-то вроде шлема. Мой мозг пытался проанализировать факты. Судя по ходу лечения, в больницу я попала с абстинентным синдромом. Находилась в реанимации, под постоянным наблюдением дремлющей медсестры. Наверное, я сопротивлялась, у меня были судороги или я пыталась причинить себе вред, потому меня привязали. То, что я пришла в себя в реанимации и мне установили венозный катетер, явно свидетельствовало, что здоровье меня здорово подвело и существует угроза жизни. Может быть, я была сильно обезвожена или в состоянии шока. А на голове у меня, скорее всего, какая-то повязка, которую я приняла за шлем.
От размышлений я сильно устала. Но когда закрыла глаза, на меня навалился страх и железной хваткой впился в горло. Поэтому я открыла глаза и лежала, тупо уставившись вверх. Потихоньку рассматривала тени, пятна и неровности на потолке. Старалась рассмотреть каждую мелочь, размышляла, а правда ли вон там выемка или просто тени создают такую иллюзию. Рассматривала пятна света, падающего из коридора, пока они не начали пульсировать и жить своей жизнью. Изучала царапины и потеки краски на границе потолка и стен. Когда я рассмотрела каждую деталь, каждую неровность, уставилась в одну точку и так и лежала, не думая ни о чем, разбитая и напуганная.
Вокруг не было ничего, на что я могла бы отвлечься, – поэтому меня вновь охватили боль и страх, справиться с которыми я не могла. Они поглотили мой мир, и я начала к ним прислушиваться. Они разговаривали со мной. Я слушала, затаив дыхание и сосредоточившись. Потом начала сама задавать вопросы. Спрашивала, почему я еще жива. А они отвечали, что слишком слабы и не в их власти отобрать у кого-то жизнь. Тогда я спросила, чего они ко мне прицепились и чего хотят?
– Ты же сама нас пригласила, – ответили они.
Я не поняла. Не помнила, когда я успела пригласить страх и боль в мою жизнь.
– Уже давно.
Уклончивый ответ. А я хотела точно знать, когда они появились и почему я до сих пор их не слышала.
– Потому что рядом всегда были другие, более важные вещи. А теперь остались только мы.
Я спрашивала, какие важные вещи заслоняли страх и боль, так, что я их не чувствовала. Они молчали как проклятые. Больше я их не слышала, только ощущала каждой клеточкой своего тела. Они наполняли мои мысли, каждый проблеск сознания.
Я продолжала лежать, тупо уставившись в потолок широко открытыми глазами.
Не знаю, сколько я так лежала, мне показалось, что прошла вечность. Пришла медсестра и содрогнулась от страха, увидев мои открытые глаза.
– Пани Анна, как вы себя чувствуете? Вы давно проснулись?
– Плохо, но это, видимо, надолго, – ответила я с трудом. Голос хрипел и срывался. Попросила ее принести обезболивающее и успокоительное, только в таблетках. Больше никакого небытия.
– Немного боли и страха еще никого не убили, – заявила я с кривой усмешкой. – Мне бы еще воды немного, пожалуйста.
– Да, Аня?
– Значит… значит… – начала я, когда у меня вновь прорезался голос, – вам кажется, что Оля будет лекарством для своей бабки? Еще одним методом лечения или реабилитации… или как это вообще назвать? Оля должна стать панацеей от болезней Магды?
– Ну, не совсем так… – пытался объяснить Роберт.
– Вот это номер! – воскликнула я и расхохоталась. Мой зять растерялся. Я так хохотала, что аж живот разболелся. – Удачи вам, дорогие мои! – выдохнула я, когда смогла наконец говорить.
Обняла его за плечи театральным жестом и повела в комнату, где ждали наши девушки. Оля уже уснула, а Магда сидела одурманенная и тупо пялилась в одну точку. Я специально превысила дозу.
– Роберт, проводи Магду в машину, – скомандовала я ему и взяла спящую Олю на руки. Она неосознанно прижалась ко мне, а я наслаждалась минутой, обнимая ее теплое тельце. Отнесла ее в машину, усадила в креслице и крепко поцеловала. В последний раз вдохнула ее сладкий запах. Когда обе сидели уже на своих местах, готовые ехать домой, я подошла к зятю. Не смогла сдержать глупой и злорадной улыбки.
– Держись, старик! Большого тебе терпения! От всего сердца!
– Спасибо тебе за все, Аня. И за те девять месяцев!
– Больше, дорогой мой. Тридцать восемь недель! Почти как беременность! – Я обняла его. – Спасибо, что хоть ты поблагодарил! А сейчас пора ехать. Обе панночки будут спать почти всю дорогу.
Они уехали. Я вернулась домой и плотно закрыла за собой дверь. Пошла в кухню, вытащила из шкафчика бутылку коньяка и глотнула просто из горла. От радости!
Я так радовалась, что пила, не просыхая, два дня, пока мои скромные запасы не закончились. Выбора у меня не было, пришлось ехать в магазин. За день до поездки я не пила с обеда, потому что боялась расстаться с очередной тысячей.
Рано утром в более-менее приличном состоянии я отправилась за покупками. Естественно, в этот раз полицейских не было. С ними всегда так – когда нужны, их нет, а когда не нужны, тут как тут. Я запаслась спиртным и вернулась к прежней жизни.
Глава 17
Все покатилось под откос. Когда просыпалась, я не знала, утро или вечер и какой сейчас день недели. Пила, потом глотала лекарства, чтобы уснуть. Утро начинала с алкоголя, чтобы проснуться.
Сначала я пила от радости, потом стала пить от тоски. Ела что попало, лишь бы побыстрее. Не мылась и не переодевалась. А зачем? Так прошла неделя. Или две. Трубку не брала, хотя звонили часто. Потом вообще выдрала кабель и жила как во сне. Вот только здоровье стало подводить – с каждым днем я чувствовала себя все хуже и физически, и морально. Старалась держаться, как могла. Увеличивала дозы.
Однажды утром, во всяком случае мне казалось, что наступило утро, меня разбудил звонок в дверь. Наверное, звонили целую вечность, потому что ощущения были такие, будто кто-то долго бил меня по голове. Сползла с дивана и пошла открывать.
– Зараза, Анька, что тут у вас творится? – завопила Иоанна, вламываясь в коридор. Отпихнула меня так, что я влетела в стену и больно ударилась плечом.
– Где Оля? – орала, бегая по дому.
– А нету! – вежливо ответила я.
– Как нету? Где она? – воскликнула Иоанна. Она уже успела обыскать все углы. – Где Оля?
– У деда… с бабой, – пробормотала я и икнула.
– У Магды?
– Ага… ик…
Иоанна опять начала бегать по дому, заглядывала во все закутки и открывала шкафы.
– Правда! Холера! Это правда! Оли здесь нет, осталось только это, – сказала она и протянула мне Гав-гава. – Ты отдала ее! Отдала!
– Не отдала… иик… не отдала… они сами за ней приехали. – Я смотрела на Гав-гава, не в силах оторвать взгляд от игрушки.
– А ты решила допиться до смерти? Такая теперь у тебя цель? – прокричала она, приблизив лицо к моему. Вдруг отшатнулась на два шага и замахала рукой перед носом. – Боже, до чего ты себя довела!
Швырнула Гав-гава мне в лицо и снова пошла обыскивать дом. Вновь воткнула в гнездо телефонный провод. Вытащила все мои бутылки и таблетки, отнесла в кухню. Спиртное вылила в раковину, а лекарства спустила в унитаз.
– Знаешь что! С меня хватит! Делай что хочешь! – заорала она и вылетела из дому, но прежде, чем я успела глазом моргнуть, вернулась назад. – Я твои ключи забираю! – рявкнула Иоанна, схватила с комода связку ключей и наконец убралась окончательно, хлопнув за собой дверью. У меня в башке громыхнуло так, словно взорвался Чернобыль.
Ночью я проснулась от страха. Не могла понять, что меня так испугало. Решила, что приснился плохой сон, и снова попробовала уснуть. Не получалось. Какая-то непонятная тревога заставила меня встать с кровати. Вдруг я поняла, что все еще держу в руке Гав-гава. Я ходила с ним по дому и не могла найти себе места. Все перерыла, но не нашла ни капли алкоголя, ни единой таблетки. Как только закрывала глаза, на меня опять наваливался страх. Пошла в кухню, чтобы попить. Руки так тряслись, что не смогла донести до рта стакан воды и облилась. Наконец, мне удалось сделать пару глотков. Потом я включила свет во всем доме. Мне все казалось, что меня что-то подстерегает.
Уселась в кресло, спиной к стене. Сидела с широко открытыми глазами. Боялась их закрыть даже на секунду. Время от времени меня сотрясала дрожь и я обливалась холодным потом. Снова пошла на кухню, чтобы попить воды и померить температуру. Должно же у моего состояния быть какое-то рациональное объяснение. Градусник упрямо показывал тридцать шесть и шесть.
Снова села в кресло, но через минуту зачем-то опять сорвалась с места. Ноги сводило судорогой, а тут еще и зуд начался. То в одном месте, то в другом. Я почувствовала, что не могу усидеть на месте, вскочила и начала бесцельно бродить по дому. Все тело чесалось, болела голова, и волосы стояли дыбом от страха.
Не знаю, сколько прошло времени. Я решила, что умираю. Мне и в самом деле хотелось умереть. Мир казался перекошенным и искривленным. Предметы теряли цвет, их контуры расплывались, а звуки казались оглушительными, нереальными и причиняли боль. Страх усиливался, сжимая горло. Сердце бешено стучало. Я чувствовала, как в венах пульсирует кровь.
– Там ничего нет, ничего нет, – повторяла я себе, пытаясь успокоиться.
Когда начало светать, на меня обрушилась безумная боль. Я не понимала, где ее источник. Даже не представляла себе, что в моем теле может так болеть. Пробовала выпить парацетамол, но задание оказалось мне не по силам. Я даже не смогла открыть аптечку. Вытягивала руку, мне казалось, что вот-вот дотянусь, но утыкалась куда-то не туда, то в зеркало, то в стену рядом с ним. Психанула и начала бить по шкафчику рукой, а потом головой. Мир в моих глазах рассыпался на осколки, и все окрасилось в красный цвет. Я поняла, что умираю, и почувствовала облегчение. Все закончилось. Я погрузилась в темноту.
Глава 18
Когда я очнулась, поняла, что еще жива. После смерти ничего не ощущаешь, а мое тело пронзала нечеловеческая боль. Я страдала еще и оттого, что свет пробивался через сомкнутые веки. Я не могла пошевелиться, любое движение причиняло мучения. Слышала, как колотится сердце, но звук долетал словно издалека. Мне хотелось умереть, я очень старалась, но не получалось – не было сил даже глаза открыть, куда там с жизнью расстаться. Мне вдруг стало интересно, где я нахожусь, но мысли тоже причиняли невыносимые страдания. Я старалась просто лежать, чтобы поменьше импульсов доходило до мозга. Сердце билось где-то за левым ухом. Боль не прекращалась, она усиливалась с каждой секундой, хотя казалось, что это невозможно.
Решила встать с кровати и поискать какое-нибудь лекарство. Хотела поднять руку, но не смогла. С ногами было то же самое. Попробовала еще раз. Нога чуть-чуть дернулась, отвечая на мозговой импульс, но какая-то сила удержала ее и уложила обратно на кровать. Я застонала и с трудом открыла глаза. По-прежнему хотелось умереть, но я знала, что если открою глаза, то станет легче. Когда глаза привыкли к свету, из размытых пятен и теней потихоньку сложилась картина. Я пыталась разглядеть окружающие меня предметы, насколько позволяла неподвижная голова. Снова застонала, потому что поняла, что нахожусь в нашей больнице. Эту краску на стенах, старые окна и металлические кровати, выкрашенные в белый цвет, я узнала бы где угодно. Сердце над моим ухом оказалось монитором.
Я немного полежала с открытыми глазами, пытаясь справиться с болью или хотя бы привыкнуть к ней. Не могла думать, не представляла себе, как давно я здесь нахожусь и что я тут вообще делаю. Еще раз попробовала встать с кровати, но с тем же успехом. Руки не слушались, а ноги практически не шевелились. Застонала и, собрав волю в кулак, попыталась поднять голову. Она весила целую тонну, и мне понадобилось немало времени на то, чтобы оторвать ее от подушки на пару сантиметров. Взглянула на свои руки и ноги и вновь опустила голову на подушку.
Прошла еще пара веков, прежде чем мой мозг осознал увиденное. Я была обездвижена. Привязана к кровати! Привязана! Я начала метаться, а глаза застилала черная пелена гнева. Эти твари меня привязали! Я пыталась вырваться любой ценой! Сердце над левым ухом билось, как ошалевшее, и тут еще включился сигнал тревоги. Мне казалось, что с каждым движением мои путы слабеют и становится легче двигаться, потому я начала метаться как сумасшедшая. Боль перестала существовать. Сейчас я хотела только одного – освободиться. Страх, охвативший меня, был намного сильнее боли. Тут я услышала голос:
– Пани Анна, пожалуйста, успокойтесь! Доктор!
Я дернулась посильней и еще раз. Хотела закричать, чтобы меня развязали, но из горла вырвался только стон.
– Доктор!! – вопила медсестра.
– У-у-у! – взвыла я, что означало «Развяжи меня, тупая сука!».
Я повернула голову, чтобы взглянуть ей в лицо. В эту минуту надо мной навис какой-то мужик в белом халате со шприцем в руке.
– У-у-у, – выла я, извиваясь всем телом.
Я хорошо знала, что он хочет сделать, и ужасно этого боялась. Меня охватил страх, казалось, что может произойти что-то чудовищное. Хуже, чем то, что со мной уже случилось. Я кричала, билась головой, плевалась и пыталась укусить его за руку. Без толку. Врач спокойно подключил шприц к катетеру где-то под моей ключицей, и его содержимое хлынуло в вену. Я чувствовала, как погружаюсь в мерзкую и вонючую тьму. Казалось, сердце перестало биться. Я погрузилась в небытие.
Глава 19
Когда я пришла в себя в следующий раз, на меня вновь навались боль и вездесущий страх. Над левым ухом ритмично билось сердце. Попробовала пошевелиться, но оказалось, что я все еще привязана. Попыталась открыть глаза. Получилось намного легче, потому что в палате царил полумрак. Пару минут я лежала спокойно и прислушивалась. Наступила ночь, судя по тому, что в палате было темно, а в коридоре царила тишина. Ни шагов, ни кашля, ни единого звука. Поблизости не было ни души. Я лежала в темноте и пыталась справиться с болью и страхом. Даже не пробовала шевелиться – не хотела опять попасть туда, откуда только что вернулась. Лучше пусть будут боль и страх, лучше путы, чем та бездна.
Я лежала и пыталась вспомнить хоть что-нибудь. Гадала, какой сегодня день. Который сейчас час. В каком я отделении. Очень медленно поднимала голову и осматривалась. Я находилась в маленькой палате с окном, через которое был виден коридор и дремлющая на стуле медсестра. Рядом стояла пустая кровать, такая же, как моя. Слева над кроватью висел монитор, а рядом с ним краем глаза заметила баллон с газом. Осторожно повернула голову и взглянула на себя. Под правой ключицей был установлен катетер, а к нему подключены две капельницы, которые висели справа у меня над головой. В одной лекарство уже закончилось, и столбик жидкости замер на полпути между флаконом и иглой. Я была укрыта больничным одеялом, из-под которого выглядывал уголок больничной рубашки. Я не видела своих рук и ног, но знала, что они привязаны к кровати.
Крутя головой, почувствовала, что на мне надето что-то вроде шлема. Мой мозг пытался проанализировать факты. Судя по ходу лечения, в больницу я попала с абстинентным синдромом. Находилась в реанимации, под постоянным наблюдением дремлющей медсестры. Наверное, я сопротивлялась, у меня были судороги или я пыталась причинить себе вред, потому меня привязали. То, что я пришла в себя в реанимации и мне установили венозный катетер, явно свидетельствовало, что здоровье меня здорово подвело и существует угроза жизни. Может быть, я была сильно обезвожена или в состоянии шока. А на голове у меня, скорее всего, какая-то повязка, которую я приняла за шлем.
От размышлений я сильно устала. Но когда закрыла глаза, на меня навалился страх и железной хваткой впился в горло. Поэтому я открыла глаза и лежала, тупо уставившись вверх. Потихоньку рассматривала тени, пятна и неровности на потолке. Старалась рассмотреть каждую мелочь, размышляла, а правда ли вон там выемка или просто тени создают такую иллюзию. Рассматривала пятна света, падающего из коридора, пока они не начали пульсировать и жить своей жизнью. Изучала царапины и потеки краски на границе потолка и стен. Когда я рассмотрела каждую деталь, каждую неровность, уставилась в одну точку и так и лежала, не думая ни о чем, разбитая и напуганная.
Вокруг не было ничего, на что я могла бы отвлечься, – поэтому меня вновь охватили боль и страх, справиться с которыми я не могла. Они поглотили мой мир, и я начала к ним прислушиваться. Они разговаривали со мной. Я слушала, затаив дыхание и сосредоточившись. Потом начала сама задавать вопросы. Спрашивала, почему я еще жива. А они отвечали, что слишком слабы и не в их власти отобрать у кого-то жизнь. Тогда я спросила, чего они ко мне прицепились и чего хотят?
– Ты же сама нас пригласила, – ответили они.
Я не поняла. Не помнила, когда я успела пригласить страх и боль в мою жизнь.
– Уже давно.
Уклончивый ответ. А я хотела точно знать, когда они появились и почему я до сих пор их не слышала.
– Потому что рядом всегда были другие, более важные вещи. А теперь остались только мы.
Я спрашивала, какие важные вещи заслоняли страх и боль, так, что я их не чувствовала. Они молчали как проклятые. Больше я их не слышала, только ощущала каждой клеточкой своего тела. Они наполняли мои мысли, каждый проблеск сознания.
Я продолжала лежать, тупо уставившись в потолок широко открытыми глазами.
Не знаю, сколько я так лежала, мне показалось, что прошла вечность. Пришла медсестра и содрогнулась от страха, увидев мои открытые глаза.
– Пани Анна, как вы себя чувствуете? Вы давно проснулись?
– Плохо, но это, видимо, надолго, – ответила я с трудом. Голос хрипел и срывался. Попросила ее принести обезболивающее и успокоительное, только в таблетках. Больше никакого небытия.
– Немного боли и страха еще никого не убили, – заявила я с кривой усмешкой. – Мне бы еще воды немного, пожалуйста.