7-я бригада (6–7 ноября)




К ночи последним отходящим частям армии удалось наконец оторваться от противника, и Жидилов начал отвод частей бригады из Гавро. Сначала ушла артиллерия, имевшая тракторную тягу. Из Кокоз она отправилась по шоссе в Ялту, туда же убыли на машинах и тыловые части бригады. Затем, под покровом темноты, отошло и пехотное прикрытие. Из него Жидилов сформировал отряд численностью 700 человек, который должен был уходить последним, после того как последние тыловые части станут недосягаемыми для немцев.

Бригада была полностью вооружена автоматическим оружием, что было в то время не то что редким, а единственным случаем на Черноморском флоте. Не случайно командование флота, вынужденное отдать ее в октябре для укрепления обороны на Ишуньских позициях, 3 ноября в телеграмме Сталину отметило, что передача Приморской армии бригады, полностью укомплектованной автоматическим оружием и полевой артиллерией, осложняет положение Севастополя. 4 из 5 батальонов бригады были вооружены автоматическими винтовками, а последний имел пистолеты-пулеметы ППД. Поэтому было решено все пулеметы, включая и ручные, отправить с обозом, а в качестве пулеметов использовать автоматические винтовки. Все бойцы отряда получили по 120 патронов для личного оружия. Продовольствия для уменьшения выкладки почти не взяли, как это было сделано месяцем раньше и во время высадки Григорьевского десанта. Отряд возглавил сам командир бригады.

Отряд прикрывал Кокозы до рассвета 6 ноября, но немцы попыток преследования армии больше не предпринимали. Утром отряд снялся с занимаемых позиций и лесом через горы направился на юго-запад в ближайшую деревню Маркур. Там моряки раздобыли 2 мешка муки и уже начали замешивать тесто, когда в деревню явились немцы, обнаружившие с наступлением дня, что противник исчез, и приступившие к прочесыванию местности.

Немецкая колонна выглядела довольно внушительно. Противник, имевший пулеметы и минометы, очевидно, двигался по следам отряда. Моряки успели только разобрать сырое тесто по котелкам и спешно продолжили движение в направлении горы Бечку. Идти было сложно, кавалерийские разъезды румын из бригады Циглера активно прочесывали местность.

Морякам пришлось несколько раз менять направление движения. От местного населения удалось узнать, что Ай-Тодор, куда Жидилов первоначально собирался вывести отряд, уже занят немцами. Пришлось выходить на Уркусту, а оттуда — в Байдар-скую долину. Двигаться приходилось в максимальном темпе, так как противник упорно продолжал преследование. Но постепенно разрыв по времени с немцами, несшими тяжелое вооружение, становился все большим. В Байдарской долине он составил уже около 12 часов. К утру 7 ноября отряду наконец удалось оторваться от преследования, после чего он вышел на Ялтинское шоссе и в районе горы Гасфорта встретил разведчиков из Севастопольского оборонительного района, которые провели моряков через проходы в минных полях.

Тыловые части бригады, двигавшиеся кружным путем по прибрежной дороге, прибыли в Севастополь на день позже. Правда, другим частям 7-й бригады, прикрывавшим отход армии, повезло меньше.

Только 4-й батальон под командованием капитана Гегешидзе, выполнив задачу по прикрытию отхода армии под селением Бешуй, смог благополучно добраться до Алушты, несмотря на то что кавалерийские группы румын, выйдя на дорогу в его тылу, разрушили несколько мостов.

5-й батальон под командованием капитана Дьячкова, выполнив поставленную задачу, соединиться с основной колонной бригады уже не смог. Батальон повернул на дорогу, ведущую к Бахчисараю, и под селом Приятное Свидание столкнулся с противником. Немцы вовремя обнаружили движущийся на них батальон и атаковали его, прежде чем он успел развернуться. Командир батальона капитан Дьячков и его начальник штаба старший лейтенант Надтока были тяжело ранены в самом начале боя и через некоторое время захвачены в плен. Принявший командование комиссар батальона старший политрук Турулин ценой огромных потерь все-таки смог переломить ход боя.

Бойцы под его командованием сумели закрепиться на выгодной позиции и, заняв круговую оборону, смогли отбить все атаки немцев. Выбрав момент, когда понесший значительные потери противник прекратил атаки, моряки прорвались из окружения и впоследствии добрались до Севастополя. После окончания боя от батальона осталось 50 человек.

Не менее тяжелые потери понес и 2-й батальон, усиленный двумя ротами 1-го. Батальон также успешно выполнил поставленную задачу, но на отходе, у села Атман, наткнулся на подполковника Приморской армии Илларионова. Будучи старшим по званию, подполковник принял командование у командира батальона капитана Черноусова, после чего самовольно изменил направление движения и, вместо того чтобы отходить к Симферополю, повел батальон юго-западнее, на Булганак-Бодрак — по кратчайшему пути к Севастополю.

У селения Азек батальон был атакован моторизованными частями из бригады Циглера, имевшими легкие танки и бронеавтомобили. Не имевший противотанковых средств батальон на открытой местности был полностью разгромлен противником. В бою погибли и Илларионов, и Черноусов. Командование батальоном принял единственный уцелевший офицер — младший лейтенант Тимофеев. Ему удалось оторваться от противника и привести в Севастополь 138 человек.

В целом частям армии удалось выйти к Севастополю, понеся минимально возможные в такой ситуации потери. Всю артиллерию Приморской армии, в том числе и полки тяжелой корпусной артиллерии, удалось привести в Севастополь; уцелели также артиллерия, штабы, управления и тыловые службы всех входивших в состав армии дивизий. Во время арьергардных боев наибольшие потери понесло прикрывавшее отход армии ее наиболее боеспособное подразделение — 7-я бригада морской пехоты, практически полностью вооруженная автоматическим оружием. Она потеряла половину своего состава, но сумела сохранить практически всю артиллерию и дивизион 120-мм минометов. Остальные дивизии армии, даже наиболее обескровленные боями на Ишуньских позициях 2-я и 40-я кавалерийские дивизии, значительных потерь не понесли.

С прорывом Приморской армии к Севастополю рухнули последние надежды Манштейна взять Севастополь с ходу. Ни один из трех корпусов 11-й армии не смог выполнить задач, поставленных перед ними после прорыва Ишуньских позиций. В немалой степени этому способствовал и сам характер этих задач. Манштейн явно недооценил возможности Черноморского флота по обороне своей главной базы.

Роковую роль для немецкого наступления сыграло решение попытаться взять Севастополь силами LIV армейского корпуса при поддержке спешно созданного импровизированного броневого кулака в виде бригады Циглера. Ожидаемого эффекта это не принесло и на практике свелось лишь к распылению сил, так как XXX АК оказался не в состоянии без поддержки 54-го корпуса и бригады Циглера выполнить задачу по окружению своевременно начавшей отход Приморской армии. Вместо того чтобы направить силы обоих корпусов по сходящимся направлениям, окружить и уничтожить Приморскую армию, не допустив ее к Севастополю, и только потом штурмовать город, будущий фельдмаршал не удержался от искушения устроить небольшой блицкриг, постаравшись успеть все сразу. В результате маленький манштейновский блицкриг постигла та же участь, что и большой гитлеровский: он провалился. Обе армии — и 11-ю, и Приморскую — ожидали впереди долгие месяцы напряженной борьбы за главную крепость Черноморского флота.





Одиссея 161-го полка (1–8 ноября)




После боя у Дер-Эмеса вечером 1 ноября 161-й СП, как обычно, занимал рубеж на правом фланге дивизии, когда поступил совершенно неожиданный приказ оставить правый фланг и выдвинуться к станции Камбары. Впервые за все время боев в Крыму подразделения полка ушли с правого фланга дивизии. Как оказалось, для того, чтобы возглавить дивизионную колонну во время выхода к Севастополю. Такое решение было обусловлено тем, что в последних боях полк понес наименьшие потери. Как и остальные полки дивизии, он был переведен на однобатальонный состав, но при этом в нем насчитывалось 170 бойцов при трех орудиях и двух 82-мм минометах.

Полк получил приказ выдвинуться в район Саблы. Для этого ему нужно было совершить тяжелый марш, пройдя за сутки свыше 70 км. Из них 30 км бойцам пришлось пройти под проливным дождем. Так как из-за дождя скорость движения сильно упала, пришлось отказаться от большого привала и приготовления горячей пищи. Почти непрерывное движение по плохой дороге привело к тому, что к концу марша половина бойцов осталась без обуви, а у остальных она еле держалась.

Несмотря на это, полк был оставлен в голове колонны и получил приказ еще на один марш, на этот раз 30-километровый, в направлении Бия-Салы. В этот момент к Саблы стали подтягиваться тыловые подразделения дивизии, однако запасов обуви у них не было, и часть бойцов выступила на марш босыми. У остальных обувь развалилась в первые же часы, и вскоре разутым оказался практически весь полк.

Впрочем, об этом уже никто не вспоминал. При выходе из Саблы полк был неожиданно атакован подвижными подразделениями противника. На державшихся подальше от переднего края тыловиков мотоциклы и бронемашины немцев произвели сильное впечатление. Хозяйственники запаниковали и не смогли оказать врагу никакого сопротивления. Часть из них немцы перестреляли из пулеметов и автоматов, остальные разбежались. В дивизионную колонну они уже не вернулись, но впоследствии часть из них смогла выйти в Севастополь.

Отбив нападение противника, бойцы полка продолжили марш. После того как тыловые службы были рассеяны противником, исчезла надежда не только на замену обуви, но и на пополнение боеприпасов и снабжение продовольствием.

При подходе к Бия-Сале утром 3 ноября на полк снова напали немецкие мотоциклисты. Но их уже ждали, и в этот раз они были наголову разгромлены. Бойцы полка захватили несколько мотоциклов, пулеметы и пленных. Нападавшие оказались усиленным разведотрядом. Пленные показали, что селение Шуры, куда должна была двигаться колонна Приморской армии, занято противником. Полку тут же поручили выбить противника с занимаемых позиций. С двумя минометами, не имея ни одного пулемета, сделать это было невозможно. Но бойцов выручили трофейные пулеметы, захваченные у немецкой разведки.

Бой за Шуры продолжался весь день. Полк потерял 60 человек, но взять селение так и не смог. Командиру 25-й СД генерал-майору Коломийцу, руководившему отходом частей Приморской армии, пришлось ввести в бой 287-й СП. Совместным ударом обоих полков противник был наконец выбит из Шур. Но после этого Коломиец неожиданно изменил направление движения и приказал армии двигаться на Улу-Салу. Этот переход был единственным, когда 161-й СП не находился в голове колонны, а бой под Улу-Салой — единственным, в котором он не принял участия.

Но после того как измученные и голодные бойцы немного пришли в себя, их снова направили в голову колонны. Под Гавро полк первым атаковал немецкий авангард, засевший в Фоти-Сале. Во время тяжелого затяжного боя полк понес значительные потери, после чего был переведен в арьергард колонны, где вместе с моряками отбивался от подвижных подразделений бригады Циглера.

Бойцы отстреливались от немцев последними патронами и несли большие потери. В Кокозы вышло всего 40 человек. От всего командования полка уцелело 5 человек. Кроме командира, комиссара и начальника штаба полка в строю остались лишь командир батальона Железко и политрук Лавренко.

Тем не менее Коломийцев снова бросил полк в бой, поручив ему прикрыть отход колонны, чтобы вывести застрявшие без горючего машины с ранеными. Понимая, что следующее столкновение с противником будет для полка последним, его командир, полковник Капитохин, доложил, что поставленную задачу своими силами выполнить не может. После чего Коломиец предоставил ему право сформировать сводный отряд из остатков 161-го, 90-го и 241-го полков 95-й СД.

Сводный отряд отбивал атаки бригады Циглера до тех пор, пока Кокозы не покинули все машины, после чего оторвался от противника и вернулся в арьергард колонны. К этому времени у всех бойцов оставалось на руках по 15–30 патронов.

Тем не менее при подходе к Ай-Петри сводный отряд Капитохина получил задачу занять горные проходы на Алупку и Алушту и удерживать их до прохода основных сил. Отряд занял проходы и находился в них на протяжении суток, фактически не имея средств вести бой с противником. Однако немцы к Ай-Петри не вышли. Вечером 7 ноября отряд перешел в Байдары, откуда на машинах был переброшен в Севастополь.





Керчь





Ак-Монайская позиция (1–4 ноября)




К началу ноября командованию войсками Крыма стало ясно, что в степной части полуострова обескровленные войска обеих Крымских армий не смогут удержать наступающие корпуса 11-й армии Манштейна. Приморская армия, понесшая в боях за Ишуньским перешейком наибольшие потери, кружным путем отходила к Севастополю. Окружить ее противник так и не смог. Но и сама армия могла теперь вести боевые действия лишь в хорошо оборудованном укрепрайоне, при поддержке огня береговых батарей и корабельной артиллерии. Но если Приморская армия в таких условиях могла устроить противнику вторую Одессу, то положение 51-й армии было более сложным, хотя в боях она понесла менее тяжелые потери. Оперативная группа Батова после боев в Пятиозёрье и на Чатырлыке перестала существовать как самостоятельная единица, кавалерийская группа Аверкина — тоже.

Фактически армия могла вести боевые действия лишь частями 9-го СК. Поэтому использовать ее можно было только в таком месте, где противник не мог ее обойти и где укрепленные позиции могли бы снивелировать превосходство противника в авиации и артиллерии. После прорыва противника в степную часть полуострова такое место в Крыму оставалось всего одно.

Тыловая позиция, проходившая поперек полуострова, от Окреча до Сак, была невыгодной в оперативном отношении и слабо оборудованной в инженерном. При беспорядочном отходе закрепиться на ней было просто невозможно.

Единственным местом, где действительно можно было остановить противника, являлся Парпачский перешеек.

Но расположенная на нем так называемая Ак-Монайская позиция была слабо укреплена и слишком велика для ослабленного 9-го корпуса. Эта позиция являлась самым узким местом Парпачского перешейка, ширина которого составляла здесь всего 18 км. Так как отдавать противнику Крым никто никогда не собирался, укрепления на Ак — Монайской позиции всегда строились по остаточному принципу. Но помимо них сооружался и оборонительный обвод вокруг самой Керчи.

В итоге возведение позиций так и не было закончено. Как политкорректно выразился бывший начальник инженерных войск Севастопольского оборонительного района генерал-полковник Хренов, «Ак-Монайский район уже существовал, так сказать, вчерне… Но строительные работы были еще в разгаре».

Позиция возводилась хаотично, без выделения приоритета объектам первостепенной важности. В результате наименее укрепленными оказались как раз участки на наиболее угрожаемых направлениях — вдоль железной и шоссейной дорог, то есть как раз там, где обычно и прорывались немцы.

Ни один ДОТ на этих направлениях не был построен, под них были сделаны лишь котлованы. Противотанковый ров в этом месте был слишком мелким и остановить даже легкую бронетехнику и автотранспорт не мог.

К Керчи отходили пять дивизий 51-й армии. Три из них — 156-я, 271-я и 157-я — были обескровлены в предыдущих боях, испытывали недостаток в личном составе и вооружении. Но к Керчи также отходили и две дивизии, не понесшие значительных потерь: 106-я и 276-я. Организованного отхода, прикрываемого сильными заслонами, как это предусматривалось приказами и директивами командования вооруженных сил Крыма, не получилось.

106-я дивизия 31 октября частью сил заняла оборону у Джанкоя и в течение дня отражала атаки врага. Затем ее полки совместно с частями 271-й и 276-й дивизий вели оборонительный бой на рубеже реки Салгир. Но оторваться от противника так и не удалось. Противник не давал частям корпуса времени на перегруппировку и постоянно угрожал охватить их с фланга.

Командир 9-го корпуса генерал-майор Дашичев то останавливал соединения на промежуточных рубежах, пытаясь сковать наступающего противника, то снова давал команду на быстрый отход, когда возникала угроза обхода и окружения.

Днем части отбивались от наседающего противника, а ночью снова начинали отход. Непрерывные бои изматывали личный состав и быстро снижали его боеспособность. Отход проводился настолько быстро, что у полевых кухонь не было возможности варить горячую пищу. Так как запасы сухих пайков были давно израсходованы, их пришлось изготовлять самостоятельно. Повара изымали у населения рогатый скот, забивали его и варили, пока шел бой. Затем во время отхода, прямо на марше, бойцам раздавали хлеб с полукилограммовыми кусками мяса. Такой высококалорийный рацион позволял какое-то время поддерживать в людях быстро иссякающие силы.

Преследуемые тремя дивизиями XXXXII армейского корпуса и румынскими частями, советские дивизии часто смешивались друг с другом. Их отдельные подразделения отходили в тех направлениях, в которых это еще было возможно сделать. Отдельные ожесточенные бои с быстро продвигающимся противником не изменили обстановку к лучшему, а еще более усилили беспорядок в отступающих частях.

Не удалось зацепиться и за горные рубежи. Готовить к обороне проходы в северных отрогах гор должна была одна из бывших ополченческих дивизий — 184-я СД генерал-майора Абрамова. Во время боев в Пятиозёрье дивизия была усилена 26-м погранотрядом, прибывшим из Одессы, и являлась одной из наиболее боеспособных дивизий 51-й армии. А 320-я СД должна была в это время дооборудовать Ак-Монайские позиции. Но в сложной обстановке отхода командование постоянно меняло решения по использованию этих дивизий.

Командиру 184-й СД Абрамову было приказано к 12 часам 30 октября занять оборону на рубеже реки Биюк-Карасу севернее г. Карасубазар. Правее должна была занять оборону 320-я, а левее — 421-я стрелковые дивизии.

Но доведение задач до соединений запоздало, и поэтому сплошного фронта на промежуточном рубеже организовать не удалось. В 3 часа ночи на 31 октября дивизия получила новый приказ: занять оборону от Карасубазара на запад до Мазанки фронтом на север для обороны горных дорог.

Но оказалось, что Мазанку к этому времени уже успели занять немцы. Их удалось выбить ночной атакой, и дивизия, заняв наконец назначенный рубеж, упорно его обороняла в течение длительного времени, не пропуская немцев к южному берегу полуострова. Отойти на Керчь она уже не смогла и вынуждена была через горы выходить к Севастополю. В главную базу флота дивизия пробилась только 17 ноября, одной из последних.

Левее Алуштинское шоссе прикрывала 421-я СД; правее, Судакское направление — 48-я КД генерал-майора Аверкина. Между дивизиями имелись большие разрывы, но они все-таки удерживали свои позиции и не позволяли немцам обойти обе отступающие армии. Но взаимодействия между дивизиями не было, как и не было управления отходящими частями 51-й армии.

Тем не менее большинство командиров отступающих дивизий по собственной инициативе стремились выйти к Ак-Монайским позициям, надеясь, что противника удастся остановить именно на них. Это было связано с тем, что штаб 51-й армии практически дезинформировал командование своих дивизий, сильно преувеличив оборонительную ценность Ак-Монайского рубежа. Как вспоминал командир 106-й СД полковник Первушин, «нам говорили, что Ак-Монайские позиции строились капитально, есть даже ДОТы, противотанковые рвы, проволочные заграждения. Но действительность зло посмеялась над нашими надеждами».

Первые части 51-й армии вышли к Ак-Монайской позиции уже 1 ноября. Но, как сообщил в штаб ЧФ командир Керченской военно-морской базы, они выходили и к Керчи мелкими группами. Так, из 157-й дивизии в этот день к городу вышло около 300 человек, а еще 31 октября тыловые группы отходивших войск появились у переправы в Еникале.

На самих позициях не было представителей командования 51-й армии, и подходившие части никто не встречал, не назначал им оборонительных участков. Не была проложена связь. Отсутствовали запасы продовольствия и боеприпасов. Дивизионная артиллерия имела всего по нескольку снарядов на орудие, часто это уже был неприкосновенный запас, возимый в передке для самообороны орудия. А в штаб войск Крыма не поступало информации об их нахождении на позициях. Первые сообщения о занятых рубежах стали поступать только 5 ноября.

Для постоянной поддержки 9-го корпуса командование Азовской военной флотилии выделило четыре канонерские лодки, которые, сменяя друг друга, должны были постоянно дежурить у Арабатской стрелки. Туда же была направлена и часть кораблей Дунайской военной флотилии. При этом кораблям обеих флотилий надлежало находиться лишь у северной части Керченского полуострова и не разрешалось, обойдя Керчь с юга, приблизиться к Феодосии — они должны были одновременно стеречь северную часть Керченского полуострова от высадки возможных десантов противника.

Это могло помочь при обороне Ак-Монайской позиции, но не Феодосии, расположенной слишком далеко от зоны действия кораблей АВФ. Поэтому из Феодосии спешно эвакуировались те тылы флотских частей, которые в ней еще оставались. 3 ноября в районе Керчи сосредоточились практически все дивизии 51-й армии. Но удерживать неукрепленную Феодосию ослабленными частями не было никакой возможности, и к 15 часам дня она и поселок Дальняя Байбуга были без боя оставлены частями 9-го корпуса. Через четыре часа Феодосию заняли немцы.

Самолеты флотской авиации, в том числе и 20 МБР Керченской группы, в этот день не наносили ударов по наступающему противнику. Их задействовали под Севастополем, который до подхода частей Приморской армии приходилось защищать лишь слабовооруженными подразделениями морской пехоты.

Корабли Азовской и Дунайской флотилий, напротив, очень активно обстреливали быстро продвигавшихся вперед немцев. Немецкое командование сразу осознало потенциальную угрозу и, воспользовавшись отсутствием в воздухе советской авиации, решило покончить с кораблями еще до штурма Ак-Монайской позиции. Весь день немецкая авиация бомбила корабли обеих флотилий, но не смогла добиться значительных успехов. Пикировщикам удалось вывести из строя лишь 100-мм плавучую батарею № 4 ДВФ, получившую прямое попадание бомбы в корму.

2 ноября Левченко провел в Севастополе заседание объединенного Военного совета войск Крыма и ЧФ. В заседании приняли участие только что прибывшие в Севастополь Рогов, Октябрьский, член Военного совета ЧФ Кулаков и член Военного совета 51-й армии Николаев. На этом заседании еще не было Петрова, но уже присутствовал генерал Батов, уже тогда прибывший в Севастополь. На заседании обсуждалось чрезвычайно тяжелое положение, сложившееся после отхода советских войск из Симферополя. Во время совещания Левченко по прямому проводу позвонил из Москвы маршал Шапошников. Начальник генерального штаба был крайне возмущен поведением начальника штаба войск Крыма Иванова: «Совершенно непонятно для меня заявление начальника штаба Иванова, что он не знает, какое направление в Крыму наиболее важное. Считаю, — продолжал Шапошников, — что Крымский полуостров в военном отношении имеет громадное значение для нас как база нашего Черноморского флота, занимающая центральное положение в Черном море, и поэтому удержание Севастопольского района, а также других районов, где может высаживаться противник, является для нас первостепенно важным. Удержание Керченского полуострова важно как преграждение пути в Азовское море и подступы на Северный Кавказ».

Выслушав эту гневную тираду, Левченко так и не смог понять, какое направление является в Крыму главным, но, памятуя реакцию маршала на вопрос Иванова, прямо спросить об этом не решился. Адмирал перевел разговор на другую тему и попросил Шапошникова оказать помощь оружием и боеприпасами для гвардейских минометов. Пока Шапошников размышлял над ответом, Левченко, не делая паузы, доложил о том, что делается все возможное, чтобы подвести Приморскую армию на подступы к Севастополю.

Уйдя от щекотливого вопроса в телефонном разговоре, командующий войсками Крыма немедленно вернулся к нему после окончания военного совета. И во исполнение полученных в разговоре указаний подготовил директиву, в которой были определены два главных направления боевых действий — Крым и Севастополь.

На следующий день, пользуясь отсутствием советской авиации, противник продолжал наносить бомбовые удары по району Ак-Монайских позиций и по Керчи. На этот раз их последствия оказались гораздо более тяжелыми.

Зная о том, что советская авиация, включая и истребительную, занята под Севастополем, немецкие бомбардировщики разбились на маленькие группы по две-три машины, чтобы рассредоточить зенитный огонь, и принялись бомбить переправы через пролив, а затем и порт.

Подобная тактика увенчалась полным успехом. 4 ноября переправа между мысом Еникале и косой Чушка была разрушена настолько основательно, что быстро восстановить ее оказалось невозможно, и для переправы через пролив пришлось использовать плавучий док.

Не менее эффективными оказались и удары по порту. Стоявший на рейде транспорт «Рот Фронт» получил прямое попадание бомбы и затонул. При этом погибло около 300 рабочих завода им. Войкова.

В этот день командующий войсками Крыма наконец признал, что об обороне всего Крыма речь идти уже не может. Его приказ № 1640, «в связи с создавшейся оперативной обстановкой», предписывал организовать два оборонительных района: Севастопольский и Керченский.