— Нам уже известны ваши мнения, но хотелось бы послушать их авторов. Начнем с полковника Капитохина.
Таким образом, командующий последовал старой традиции офицерских советов, по которой первым высказывался обычно младший по званию. Правда, за неимением такого, высказаться было предложено младшему по должности. Полковник Капитохин, единственный из присутствующих командир полка, высказался за отход к Севастополю.
Следующим, тоже за отход к Севастополю, высказался начальник артиллерии 95-й СД полковник Пискунов. За отход к Севастополю также высказались командир Чапаевской дивизии генерал-майор Коломиец, ее военком бригадный комиссар Степанов и полковник Ласкин. К ним присоединились член Военного совета и представители штаба армии.
В 40-й кавалерийской дивизии мнения разделились. Ее командир полковник Кудюров высказался за отход на Севастополь, а ее военком полковой комиссар Карпович — за Керчь. За отход на Керчь были и командир 95-й стрелковой дивизии генерал-майор Воробьев, вместе с ее военкомом полковым комиссаром Мельниковым и начальником штаба подполковником Прасоловым.
Были сделаны и короткие обоснования в пользу обоих предлагаемых решений. Соображения в пользу прорыва к Севастополю высказал комдив 172-й, Ласкин. Полковник, правда, не коснулся шансов на успех такого прорыва, а сосредоточился на порядке марша, мерах прикрытия и шансах армии отстоять Севастополь, если ей удастся развернуться хотя бы на главном рубеже обороны базы, проходящем по реке Альме. Удастся ли армии добраться до этого рубежа, Ласкин уверенно сказать не мог.
Соображения против прорыва высказал генерал-майор Воробьев. Главным его аргументом была возможность бессмысленной гибели армии, если ей не удастся прорваться к Севастополю: «Мы не знаем истинного положения в районе Бахчисарая. Весьма вероятно, что немцы успели выдвинуть туда порядочные силы. Имея противника справа и слева, армия рискует втянуться в мешок. К тому же у нас мало снарядов, чтобы отбиваться. А в сторону Керчи еще можно пройти свободно. Вот почему я за то, чтобы идти туда и обороняться там».
Генерал-майор Петров подвел итог заседания, сообщив: «Четверо из присутствующих высказались за отход к Керчи. Остальные, то есть подавляющее большинство, — за Севастополь. Это большинство поддержало решение, к которому Военный совет армии в принципе уже пришел минувшей ночью в Сарабузе. Итак, мы идем прикрывать Севастополь. Отвод главных сил с обороняемого рубежа начнем с наступлением темноты. Направление — на Камбары, Булганак с выходом к утру на рубеж Альмы. А дальше — как покажет обстановка. Прошу всех к моей карте».
Отход было решено совершать дивизионными колоннами и начать его немедленно, с наступлением темноты, в максимально высоком темпе, чтобы успеть пройти рубеж Бахчисарая до подхода к нему крупных сил противника. Начальнику артиллерии армии была поставлена задача немедленно направить армейские артиллерийские полки в Севастополь через Алушту и Ялту.
В 17 часов 45 минут уже был подписан боевой приказ, которым определялись колонные пути движения дивизий, уравнительные рубежи, позывные колонн и условные радиосигналы.
Заседание Военного совета в Экибаше в силу своей уникальности стало после войны объектом пристального внимания как отечественных, так и зарубежных исследователей и мемуаристов. Среди прочих неоднократно высказывалось и мнение, что весь военный совет был устроен командованием Приморской армии из-за нежелания брать на себя ответственность за принимаемое решение.
Подобная точка зрения не подтверждается фактами. Генерал-майор Петров, проводя этот военный совет, преследовал совсем иные цели. Проведенное им «голосование» было не только письменным, но и тайным. Командующий армией хотел, чтобы принятое на заседании решение (которое по своей смертельной опасности для армии являлось вполне сопоставимым с решением, принятым офицерами «Варяга» и «Корейца») было выбрано совершенно сознательно теми, кому придется впоследствии его выполнять. Уникальным был не только военный совет в Экибаше, уникальным был и сам прорыв, предпринятый затем Приморской армией. И совершить его можно было только при поддержке и безусловном одобрении такого решения теми, кто должен был его исполнять.
Перспектива погибнуть в сражении с двумя немецкими корпусами, которые Манштейн (как стало ясным из дальнейшего развития событий) и попытался сосредоточить на направлении прорыва, была наиболее вероятной. Но решение идти на прорыв все же было принято, и, как показали поданные за него голоса, важность такого шага — очень рискованного, но совершенно необходимого, — сознавалась большинством присутствовавших.
Прорыв Приморской армии
Марш (31 октября — 1 ноября)
Непосредственно после окончания совещания, еще до того, как командиры успели разъехаться по своим соединениям, в штаб армии поступило сообщение о том, что подвижные части противника (впоследствии выяснилось, что это была бригада Циглера) подходят к Сакам. Это еще раз подтвердило мнение Петрова о том, что прорыв нужно проводить немедленно. Как только стемнело и исчезла опасность быть обнаруженными вражеской авиацией, дивизии начали движение.
Несмотря на темноту, непрерывно и очень интенсивно велась конная разведка, благо чего-чего, а кавалерии в армии было достаточно. Но результаты разведки оказались неутешительными. Моторизованная бригада Циглера продвигалась быстрее, чем дивизии Приморской армии. По численности противник (насколько это удалось установить в ночных условиях) уступал частям Петрова, но значительно превосходил их по мобильности и безусловно превосходил в бронетехнике, которой армия просто не имела. К тому же артиллерия дивизии, частично имевшая тракторную тягу, уже двигалась через Симферополь по шоссе на Алушту. В такой ситуации вступать в бой с противником с марша в голой ночной степи, при недостатке боеприпасов было слишком рискованным. Бронетехника и подвижные части противника могли с легкостью обойти разворачивающиеся дивизии и начать наносить удары по их вторым эшелонам и тылам.
Около полуночи Петров принял решение не принимать ночной бой с подвижными частями немцев, а изменить направление движения армии и, обойдя Симферополь с юго-востока, затем выходить на рубеж реки Качи. Вслед за артиллерией по шоссе на Алушту решено было отправить и остатки 2-й кавалерийской дивизии, насчитывавшие всего около 800 человек. Как боевая единица эта дивизия уже практически не существовала, поэтому из ее бойцов был образован сводный полк под командованием капитана Петраша, который был посажен на машины и должен был первым прибыть на помощь гарнизону Севастополя.
Утром 1 ноября штабу армии наконец удалось связаться с командованием войсками Крыма, откуда было получено несколько запоздавшее боевое распоряжение заместителя командующего генерал-лейтенанта Батова, предписывавшее армии выполнить действия, уже предпринятые ее командующим: «Начните отход на Симферополь, в горы. Закройте горы на Севастополь…»
Ко времени получения этого приказа армия находилась на марше больше 12 часов и уже втягивалась в горы. Если бы войска Петрова задержались на предписанном Левченко промежуточном рубеже в ожидании дальнейших приказов до утра 1 ноября, скорей всего, армия была бы окружена и уничтожена немцами еще в степи, не успев добраться до ближайших гор.
Марш армии 1 ноября проходил относительно спокойно. Главной трудностью являлись высокий темп и колоссальные физические нагрузки, которые пришлось выдерживать бойцам. За сутки им пришлось пройти по 70–80 километров.
Противник, испытывавший недостаток в моторизованных соединениях, не успевал сразу отреагировать на изменение маршрута, предпринятое Петровым. Поэтому штаб армии смог провести весь день на одном месте, в селении Шумхан, рядом с Алуштинским шоссе, движение войск по которому контролировала специально созданная оперативная группа. День выдался пасмурным, авиация противника не летала, а хорошо организованный контроль за горным шоссе позволил предотвратить образование крупных пробок.
У Петрова стало складываться мнение, что при сохранении существующих темпов движения части армии через сутки смогут выйти в долину Качи. Исходя из этих соображений, дивизиям были поставлены очередные задачи. 2 ноября следующая в первом эшелоне 95-я СД должна была с ходу занять оборонительные позиции на Каче западнее поселка Шуры. А армейский КП командующий планировал 3 ноября развернуть уже в Заланкое.
Однако вечером противник начал артобстрел северных подступов к Алуштинскому перевалу. И скоро разведка армии выяснила, что обстановка опять начала стремительно меняться.
После изменения направления движения Приморской армии соответствующие изменения были сделаны и преследующим ее командующим 11-й армией, генералом пехоты Манштейном. XXX армейский корпус первоначально самостоятельно вел преследование Приморской армии, стараясь охватить ее с двух сторон, так как в условиях открытой степной местности его сил для этого было вполне достаточно. Тактика немецкого командования основывалась на предположении, что Приморская армия предпримет прорыв к Севастополю по кратчайшему направлению. Поэтому часть сил XXX АК двигалась непосредственно за Приморской армией и несколько восточнее ее, а часть — в направлении движения LIV армейского корпуса, также восточнее его, для более плотного блокирования путей прорыва к Севастополю с северо-востока.
Но когда стало ясно, что Приморская армия движется в обход Бахчисарая и Симферополя на юг, направление движения корпуса было изменено. Обе дивизии корпуса получили задачи нанести удары по путям отхода Приморской армии на Ялту с направлений своего первоначального движения: с северо-запада и с востока. Одновременно с этим основные части 50-й пехотной дивизии 54-го АК, пытавшиеся обойти Севастополь в направлении на Балаклаву, были резко развернуты на юго-восток для удара по Приморской армии с западного направления.
Командование Приморской армией не знало, конечно, этих деталей, но тем не менее сумело в ночь на 2 ноября разгадать общий замысел противника и предприняло меры, направленные на недопущение окружения армии в районе Алуштинского перевала.
Арьергардные бои (2–4 ноября)
В 2 часа ночи 2 ноября командир сильно поредевшей после боев на Ишуньских позициях 40-й кавалерийской дивизии полковник Кудюров получил распоряжение «любыми усилиями не позднее 10 часов утра 2 ноября перехватить дорогу на Ялту в районе Альбап» (в 8 км юго-восточнее Бахчисарая) и занял оборону на том направлении, с которого намеревались наносить удар части 50-й пехотной дивизии немцев. 421-я СД получила задачу удерживать шоссе на участке между Алуштой и Симферополем. Вскоре обе дивизии завязали с противником упорные бои на указанных участках, медленно пятясь назад, но не допуская прорывов немцев вдоль дорог.
В арьергарде отступающей армии, отражая попытки обхода частей противника по лесистым склонам гор и второстепенным дорогам, двигались 172-я СД и 7-я бригада морской пехоты. Немцы в основном ограничивались обстрелами отходящих частей с господствующих высот, так как не успевали сосредоточить достаточно сил для решительных действий.
Остатки 40-й кавалерийской дивизии полностью выполнили свою задачу, и части 50-й пехотной дивизии немцев, находившиеся из всех немецких соединений, преследовавших Приморскую армию, наиболее близко к Севастополю, опоздав с ударом с западного направления, повернули 2 ноября еще южнее, стараясь перекрыть пути отхода армии в самой опасной для отступающих точке — районе Байдарского ущелья.
Движение армии 2 ноября сильно замедлилось. Части 95-й и 25-й дивизий перемешались на марше, обозы загромождали всю дорогу, а в горной местности найти объезды было крайне сложно. Создавшаяся ситуация наиболее красноречиво описана в ЖБД 95-й стрелковой дивизии: «При подходе и выходе к р. Альма… двигались так: 97 ПТД, штаб 95 СД, части и штаб 25 СД, обозы 9 °CП, а потом полная неразбериха».
Чтобы выйти по приказу командарма в голову колонны, 161-му СП 95-й СД пришлось «пробиваться через стены тылов, сбрасывая подводы и машины под откос».
Войска армии в это время не дошли даже до Алушты. Успеть перекрыть глубокое и узкое Байдарское ущелье, расположенное гораздо западнее Алушты и Ялты на приморской дороге, ведущей к Севастополю, могли только части все той же 40-й кавалерийской дивизии.
Полковник Кудюров получил новое распоряжение — выдвинуться в район Биюк-Мускомья, занять и удерживать высоты севернее входа в ущелье, у так называемых Байдарских ворот, на время прохождения всех частей армии на Севастополь.
Днем 2 ноября вице-адмирал Левченко, связавшись по рации с генерал-майором Петровым, приказал ему вместе с полевым управлением армии оставить войска и прибыть к нему в Алушту, заметив при этом: «…у вас есть генералы, которые доведут войска, а вам надо сейчас быть в Севастополе и вместе с командующим флотом создавать нужную оборону…»
Петров передал непосредственное руководство отступающими частями командиру 25-й Чапаевской дивизии генерал-майору Коломийцу и вместе с членом Военного совета Кузнецовым, начштабармом Шишениным, его заместителем Крыловым и начальником артиллерии армии Рыжи убыл в Алушту; чуть позже туда же отправился и штаб армии. Из Алушты командующий войсками Крыма сразу по прибытии Петрова отправился в Севастополь, не став задерживаться в районе, с каждым часом становившемся все более опасным.
Прорваться к Байдарским воротам немцы не смогли, но вечером 3 ноября их подвижные отряды настигли арьергард колонны Приморской армии. Небольшие отряды противника двигались за тыловыми частями в пределах их видимости и периодически обстреливали хвост колонны, пытаясь посеять панику. Саперному батальону 95-й СД, не понесшему в последних боях значительных потерь, была поставлена задача уничтожить эти группы.
Рельеф местности не позволял батальону занять выгодную позицию на какой-нибудь высоте и с нее остановить огнем преследующего колонну противника. Поэтому его командир принял решение организовать засаду. Батальон обогнал хвост колонны, после чего его роты залегли на путях подхода противника и тщательно замаскировались.
Пропустив хвост колонны, 1-я рота батальона подпустила ближайшую группу противника на минимальное расстояние и, неожиданно обстреляв противника, перешла в атаку. Немцы не сумели оказать значительного сопротивления, почти сразу же были опрокинуты и обратились в бегство. Вторая группа врага пыталась прийти на помощь первой, но ее внезапно атаковала 3-я рота батальона.
Противник, находившийся в этот момент на марше, не успел даже развернуться в боевой порядок и был сразу же смят. Отбросив группу противника от колонны, бойцы батальона отбили у врага одну тачанку со станковым пулеметом и освободили несколько пленных, находившихся в тылу этого отряда.
А в ночь на 4 ноября путь отхода главных сил Приморской армии оказался перерезанным частями моторизованной бригады Циглера в районе селений Шуры, Улу-Сала и Мангуш.
После дополнительной разведки выяснилось, что перерезана дорога не только на Шуры, но и на Улу-Салу, то есть вообще все пути отхода. Однако основные силы противника были сосредоточены только у Шур. Пленные показали, что в районе Улу-Салы находился лишь «отряд Берха», оказавшийся на поверку слабым импровизированным формированием, созданным из бойцов тыловых служб бригады Циглера для конвоирования захваченных пленных. А сам Берх оказался младшим врачом. Под его началом находилось не более 100 человек.
Коломиец получил задачу разгромить противника на путях отхода войск армии и далее продолжать движение кратчайшим путем через Керменчик, Айтдор и Шули. В 2 часа ночи 4 ноября части 95-й СД при поддержке 287-го СП Чапаевской дивизии атаковали противника в занятых населенных пунктах. Выделенных сил оказалось недостаточно, в бой был введен и 747-й СП 172-й стрелковой дивизии. Бой пришлось вести сразу на два фронта, так как отряд Берха оседлал дорогу через Улу-Салу и упорно защищал ее, надеясь на помощь бригады Циглера.
В условиях ночного боя среди домов, садов и кустарников немцам и румынам сложно было применять бронетехнику. Противник не успел создать в занятых селах систему обороны и с трудом осуществлял управление боем. Противотанковый дивизион немцев, включенный в бригаду из состава 72-й пехотной дивизии, оказался отрезанным от основных сил бригады, но продолжал удерживать свои позиции, нанося советской пехоте большие потери и не позволяя ей навязать себе ближний бой.
Навстречу ему был выдвинут 97-й противотанковый дивизион 95-й СД. Бой между дивизионами противотанковых пушек сразу принял чрезвычайно упорный характер. В этой огневой дуэли, ведшейся на длинных и средних дистанциях, советские артиллеристы превзошли врага как в мастерстве, так и в упорстве и стойкости.
Один из немецких снарядов попал в командный пункт дивизиона и вывел из строя все его командование. Тяжелые ранения получили командир дивизиона капитан Барковский, начальник штаба и военком дивизиона. Командование дивизионом принял на себя находившийся в этот момент на командном пункте политрук Гребенников. Продолжая бой, дивизион уничтожил 7 противотанковых пушек и полностью сломил сопротивление врага.
Всего во время ночного боя удалось захватить 18 орудий, в основном противотанковых, около 30 автомашин, 19 мотоциклов и 28 пулеметов. Бригада Циглера не смогла сохранить боеспособность и, выйдя из боя, к утру откатилась от шоссе.
После этого отряд Берха, занимавший выгодные позиции, атаковали в лоб и полностью уничтожили, как написали в донесении, «во главе с командиром отряда мл. врачом Берх». Но впоследствии выяснилось, что бравый доктор остался жив. Он был захвачен в плен собственными пленными, которых и охранял. В критический момент боя советские пленные обезоружили охрану и ударили по врагу с тыла.
Коломиец не стал ожидать завершения боя и, после того как противник был отброшен от шоссе, отдал распоряжение тыловым частям армии немедленно продолжать движение. Для ускорения движения 172-я СД была повернута прямо на Ялту, а 421-я СД укрепилась в районе Алушты, получив задачу удерживать его до прохода остальных частей армии.
Прорвавшиеся части вынуждены были бросить большую часть обозов и везли с собой только вооружение и патроны. Несмотря на это, части двигались очень медленно. Есть было нечего. Как докладывал штаб армии, «пехота обгоняла обозы, машины, артиллерию и по пути находила ульи с медом. Тем и питались, так как других продуктов не было».
Фоти-Сала (5 ноября)
В ночь на 5 ноября бои с немецкими частями, преследующими арьергард армии, снова возобновились, но уже юго-западнее, в районе Фоти-Салы. Немцы захватили село до подхода авангардов Приморской армии, укрепились в нем и, установив на близлежащих высотах минометы, принялись обстреливать подходы к селу. Село Фоти-Сала имело крайне важное значение. Оно запирало выход на дорогу, по которой можно было двигаться на Ялту либо на Бахчисарай.
В 3 часа ночи передовые отряды завязали бой с противником и попытались с ходу выбить его из села. Немцы заняли Фоти-Салу совсем недавно и еще не успели стянуть в нее значительных сил. Они установили в селении много пулеметов и под их прикрытием сосредотачивали в нем пехоту.
В бой были введены части 95-й дивизии, находившиеся неподалеку. Сначала в бой вступил 90-й стрелковый полк, но выбить противника из села он не смог, вплоть до рассвета. Постепенно в бой за Фоти-Салу втянулась вся 95-я СД.
Бой длился в течение всего дня. Немецкие пулеметы не давали приблизиться к селу. Дивизия снова понесла большие потери. Из строя выбыло более 200 человек, но убитых оказалось очень мало. Из-за того что бой велся на больших дистанциях, большинство бойцов и командиров лишь получили ранения различной тяжести.
К вечеру командованию армии стало очевидно, что пробиться через Фоти-Салу нельзя. Выбивать немцев из Фоти-Салы — значило понести большие потери, так как немецкие пулеметы, находившиеся на выгодных позициях, простреливали все подходы к селу.
Для поисков нового обходного пути была выслана разведка. Выяснилось, что обойти Фоти-Салу можно, двигаясь через Кокозы. Этот путь был очень труден, так как на нем имелись крутые спуски и заболоченные места, но другого выхода не оставалось. Движение на Кокозы решено было начать с наступлением темноты, так как единственная пригодная для гужевого транспорта дорога проходила в пределах досягаемости огня немецких минометов.
Для обеспечения прорыва мимо Фоти-Салы генерал-майор Коломиец решил ввести в бой 7-ю бригаду морской пехоты, но само село не штурмовать. Бригада, хорошо оснащенная артиллерией, укрепилась на западной окраине ближайшего к Фоти-Сале села Гавро и начала интенсивный обстрел немецких позиций из всех своих 5 батарей 76-мм орудий. Немецкие минометчики не оставили занимаемых позиций, но прекратили обстрел дороги и вступили в огневую дуэль с артиллерией бригады. Бригада прикрывала отход армии и находилась под Фоти-Салой уже в не полном составе, так как три ее батальона — 5-й, 4-й и 2-й, — действуя самостоятельно, прикрывали отходящие части армии с других направлений.
Первым через опасный участок прошел 31-й СП, усиленный 48-м ОСБ. Такой довольно сильный авангард нужен был на случай, если немцам удастся где-нибудь просочиться через горные проходы и снова перерезать пути движения дивизии.
Непосредственно за авангардом двигались штабы армии и всех дивизий. Это должно было помочь сохранить командный аппарат армии даже в случае самых неблагоприятных обстоятельств. При появлении на пути незначительных сил противника 31-й полк должен был расчистить дорогу и дать возможность командованию прорваться в Севастополь. За штабами двигались обозы, сведенные в один огромный караван. При этом гужевой транспорт не отделили от автомобильного, что снова крайне замедлило движение. Затем шли боевые части 25-й СД, за ними противотанковый и зенитный дивизионы и артиллерия. Затем двигались полки 95-й СД и остальные части. Замыкал колонну Приморской армии 287-й СП.
Большое количество раненых при попытках взять Фоти-Салу вызвало проблемы с их эвакуацией. Бригаде Жидилова пришлось прикрывать не только отход армии, но и эвакуацию раненых. Около 200 раненых бойцов пришлось сосредоточить в школе Гавро — единственном здании, пригодном для их нахождения. Приморская армия не располагала нужным количеством транспорта — ни автомобильного, ни гужевого. Поэтому решено было поступить следующим образом: часть машин и подвод разгружалась в Кокозах и возвращалась за ранеными.
Все это привело к тому, что, вывезя раненых в Кокозы, часть машин осталась без горючего. Но так как дальше дорога была не занята противником, решать проблему оказалось проще. Из Ялты срочно доставили две бочки бензина, который распределили по всем отходящим частям.
Под прикрытием артиллерийского огня последние части армии миновали опасный участок дороги, обойдя его по восточным склонам высоты 361,7, недоступным для пулеметного обстрела из Фоти — Салы. Оставив в Гавро в качестве прикрытия почти половину наличных сил бригады, ее командир полковник Жидилов отошел с остальными частями в следующий расположенный на дороге населенный пункт — Кокозы — и там снова занял оборону. К этому времени горючего и продуктов в армии почти не оставалось. Поэтому вопрос снабжения подразделений 7-й бригады, прикрывавших отход Приморской армии, пришлось решать на самом высоком уровне — к этому времени остатки продовольствия и бензина выделялись только штабом армии. По распоряжению штарма в Кокозы была направлена машина продуктов и выделена одна бочка бензина, чтобы иметь возможность эвакуировать артиллерию, находившуюся на механической тяге.
Таким образом, командующий последовал старой традиции офицерских советов, по которой первым высказывался обычно младший по званию. Правда, за неимением такого, высказаться было предложено младшему по должности. Полковник Капитохин, единственный из присутствующих командир полка, высказался за отход к Севастополю.
Следующим, тоже за отход к Севастополю, высказался начальник артиллерии 95-й СД полковник Пискунов. За отход к Севастополю также высказались командир Чапаевской дивизии генерал-майор Коломиец, ее военком бригадный комиссар Степанов и полковник Ласкин. К ним присоединились член Военного совета и представители штаба армии.
В 40-й кавалерийской дивизии мнения разделились. Ее командир полковник Кудюров высказался за отход на Севастополь, а ее военком полковой комиссар Карпович — за Керчь. За отход на Керчь были и командир 95-й стрелковой дивизии генерал-майор Воробьев, вместе с ее военкомом полковым комиссаром Мельниковым и начальником штаба подполковником Прасоловым.
Были сделаны и короткие обоснования в пользу обоих предлагаемых решений. Соображения в пользу прорыва к Севастополю высказал комдив 172-й, Ласкин. Полковник, правда, не коснулся шансов на успех такого прорыва, а сосредоточился на порядке марша, мерах прикрытия и шансах армии отстоять Севастополь, если ей удастся развернуться хотя бы на главном рубеже обороны базы, проходящем по реке Альме. Удастся ли армии добраться до этого рубежа, Ласкин уверенно сказать не мог.
Соображения против прорыва высказал генерал-майор Воробьев. Главным его аргументом была возможность бессмысленной гибели армии, если ей не удастся прорваться к Севастополю: «Мы не знаем истинного положения в районе Бахчисарая. Весьма вероятно, что немцы успели выдвинуть туда порядочные силы. Имея противника справа и слева, армия рискует втянуться в мешок. К тому же у нас мало снарядов, чтобы отбиваться. А в сторону Керчи еще можно пройти свободно. Вот почему я за то, чтобы идти туда и обороняться там».
Генерал-майор Петров подвел итог заседания, сообщив: «Четверо из присутствующих высказались за отход к Керчи. Остальные, то есть подавляющее большинство, — за Севастополь. Это большинство поддержало решение, к которому Военный совет армии в принципе уже пришел минувшей ночью в Сарабузе. Итак, мы идем прикрывать Севастополь. Отвод главных сил с обороняемого рубежа начнем с наступлением темноты. Направление — на Камбары, Булганак с выходом к утру на рубеж Альмы. А дальше — как покажет обстановка. Прошу всех к моей карте».
Отход было решено совершать дивизионными колоннами и начать его немедленно, с наступлением темноты, в максимально высоком темпе, чтобы успеть пройти рубеж Бахчисарая до подхода к нему крупных сил противника. Начальнику артиллерии армии была поставлена задача немедленно направить армейские артиллерийские полки в Севастополь через Алушту и Ялту.
В 17 часов 45 минут уже был подписан боевой приказ, которым определялись колонные пути движения дивизий, уравнительные рубежи, позывные колонн и условные радиосигналы.
Заседание Военного совета в Экибаше в силу своей уникальности стало после войны объектом пристального внимания как отечественных, так и зарубежных исследователей и мемуаристов. Среди прочих неоднократно высказывалось и мнение, что весь военный совет был устроен командованием Приморской армии из-за нежелания брать на себя ответственность за принимаемое решение.
Подобная точка зрения не подтверждается фактами. Генерал-майор Петров, проводя этот военный совет, преследовал совсем иные цели. Проведенное им «голосование» было не только письменным, но и тайным. Командующий армией хотел, чтобы принятое на заседании решение (которое по своей смертельной опасности для армии являлось вполне сопоставимым с решением, принятым офицерами «Варяга» и «Корейца») было выбрано совершенно сознательно теми, кому придется впоследствии его выполнять. Уникальным был не только военный совет в Экибаше, уникальным был и сам прорыв, предпринятый затем Приморской армией. И совершить его можно было только при поддержке и безусловном одобрении такого решения теми, кто должен был его исполнять.
Перспектива погибнуть в сражении с двумя немецкими корпусами, которые Манштейн (как стало ясным из дальнейшего развития событий) и попытался сосредоточить на направлении прорыва, была наиболее вероятной. Но решение идти на прорыв все же было принято, и, как показали поданные за него голоса, важность такого шага — очень рискованного, но совершенно необходимого, — сознавалась большинством присутствовавших.
Прорыв Приморской армии
Марш (31 октября — 1 ноября)
Непосредственно после окончания совещания, еще до того, как командиры успели разъехаться по своим соединениям, в штаб армии поступило сообщение о том, что подвижные части противника (впоследствии выяснилось, что это была бригада Циглера) подходят к Сакам. Это еще раз подтвердило мнение Петрова о том, что прорыв нужно проводить немедленно. Как только стемнело и исчезла опасность быть обнаруженными вражеской авиацией, дивизии начали движение.
Несмотря на темноту, непрерывно и очень интенсивно велась конная разведка, благо чего-чего, а кавалерии в армии было достаточно. Но результаты разведки оказались неутешительными. Моторизованная бригада Циглера продвигалась быстрее, чем дивизии Приморской армии. По численности противник (насколько это удалось установить в ночных условиях) уступал частям Петрова, но значительно превосходил их по мобильности и безусловно превосходил в бронетехнике, которой армия просто не имела. К тому же артиллерия дивизии, частично имевшая тракторную тягу, уже двигалась через Симферополь по шоссе на Алушту. В такой ситуации вступать в бой с противником с марша в голой ночной степи, при недостатке боеприпасов было слишком рискованным. Бронетехника и подвижные части противника могли с легкостью обойти разворачивающиеся дивизии и начать наносить удары по их вторым эшелонам и тылам.
Около полуночи Петров принял решение не принимать ночной бой с подвижными частями немцев, а изменить направление движения армии и, обойдя Симферополь с юго-востока, затем выходить на рубеж реки Качи. Вслед за артиллерией по шоссе на Алушту решено было отправить и остатки 2-й кавалерийской дивизии, насчитывавшие всего около 800 человек. Как боевая единица эта дивизия уже практически не существовала, поэтому из ее бойцов был образован сводный полк под командованием капитана Петраша, который был посажен на машины и должен был первым прибыть на помощь гарнизону Севастополя.
Утром 1 ноября штабу армии наконец удалось связаться с командованием войсками Крыма, откуда было получено несколько запоздавшее боевое распоряжение заместителя командующего генерал-лейтенанта Батова, предписывавшее армии выполнить действия, уже предпринятые ее командующим: «Начните отход на Симферополь, в горы. Закройте горы на Севастополь…»
Ко времени получения этого приказа армия находилась на марше больше 12 часов и уже втягивалась в горы. Если бы войска Петрова задержались на предписанном Левченко промежуточном рубеже в ожидании дальнейших приказов до утра 1 ноября, скорей всего, армия была бы окружена и уничтожена немцами еще в степи, не успев добраться до ближайших гор.
Марш армии 1 ноября проходил относительно спокойно. Главной трудностью являлись высокий темп и колоссальные физические нагрузки, которые пришлось выдерживать бойцам. За сутки им пришлось пройти по 70–80 километров.
Противник, испытывавший недостаток в моторизованных соединениях, не успевал сразу отреагировать на изменение маршрута, предпринятое Петровым. Поэтому штаб армии смог провести весь день на одном месте, в селении Шумхан, рядом с Алуштинским шоссе, движение войск по которому контролировала специально созданная оперативная группа. День выдался пасмурным, авиация противника не летала, а хорошо организованный контроль за горным шоссе позволил предотвратить образование крупных пробок.
У Петрова стало складываться мнение, что при сохранении существующих темпов движения части армии через сутки смогут выйти в долину Качи. Исходя из этих соображений, дивизиям были поставлены очередные задачи. 2 ноября следующая в первом эшелоне 95-я СД должна была с ходу занять оборонительные позиции на Каче западнее поселка Шуры. А армейский КП командующий планировал 3 ноября развернуть уже в Заланкое.
Однако вечером противник начал артобстрел северных подступов к Алуштинскому перевалу. И скоро разведка армии выяснила, что обстановка опять начала стремительно меняться.
После изменения направления движения Приморской армии соответствующие изменения были сделаны и преследующим ее командующим 11-й армией, генералом пехоты Манштейном. XXX армейский корпус первоначально самостоятельно вел преследование Приморской армии, стараясь охватить ее с двух сторон, так как в условиях открытой степной местности его сил для этого было вполне достаточно. Тактика немецкого командования основывалась на предположении, что Приморская армия предпримет прорыв к Севастополю по кратчайшему направлению. Поэтому часть сил XXX АК двигалась непосредственно за Приморской армией и несколько восточнее ее, а часть — в направлении движения LIV армейского корпуса, также восточнее его, для более плотного блокирования путей прорыва к Севастополю с северо-востока.
Но когда стало ясно, что Приморская армия движется в обход Бахчисарая и Симферополя на юг, направление движения корпуса было изменено. Обе дивизии корпуса получили задачи нанести удары по путям отхода Приморской армии на Ялту с направлений своего первоначального движения: с северо-запада и с востока. Одновременно с этим основные части 50-й пехотной дивизии 54-го АК, пытавшиеся обойти Севастополь в направлении на Балаклаву, были резко развернуты на юго-восток для удара по Приморской армии с западного направления.
Командование Приморской армией не знало, конечно, этих деталей, но тем не менее сумело в ночь на 2 ноября разгадать общий замысел противника и предприняло меры, направленные на недопущение окружения армии в районе Алуштинского перевала.
Арьергардные бои (2–4 ноября)
В 2 часа ночи 2 ноября командир сильно поредевшей после боев на Ишуньских позициях 40-й кавалерийской дивизии полковник Кудюров получил распоряжение «любыми усилиями не позднее 10 часов утра 2 ноября перехватить дорогу на Ялту в районе Альбап» (в 8 км юго-восточнее Бахчисарая) и занял оборону на том направлении, с которого намеревались наносить удар части 50-й пехотной дивизии немцев. 421-я СД получила задачу удерживать шоссе на участке между Алуштой и Симферополем. Вскоре обе дивизии завязали с противником упорные бои на указанных участках, медленно пятясь назад, но не допуская прорывов немцев вдоль дорог.
В арьергарде отступающей армии, отражая попытки обхода частей противника по лесистым склонам гор и второстепенным дорогам, двигались 172-я СД и 7-я бригада морской пехоты. Немцы в основном ограничивались обстрелами отходящих частей с господствующих высот, так как не успевали сосредоточить достаточно сил для решительных действий.
Остатки 40-й кавалерийской дивизии полностью выполнили свою задачу, и части 50-й пехотной дивизии немцев, находившиеся из всех немецких соединений, преследовавших Приморскую армию, наиболее близко к Севастополю, опоздав с ударом с западного направления, повернули 2 ноября еще южнее, стараясь перекрыть пути отхода армии в самой опасной для отступающих точке — районе Байдарского ущелья.
Движение армии 2 ноября сильно замедлилось. Части 95-й и 25-й дивизий перемешались на марше, обозы загромождали всю дорогу, а в горной местности найти объезды было крайне сложно. Создавшаяся ситуация наиболее красноречиво описана в ЖБД 95-й стрелковой дивизии: «При подходе и выходе к р. Альма… двигались так: 97 ПТД, штаб 95 СД, части и штаб 25 СД, обозы 9 °CП, а потом полная неразбериха».
Чтобы выйти по приказу командарма в голову колонны, 161-му СП 95-й СД пришлось «пробиваться через стены тылов, сбрасывая подводы и машины под откос».
Войска армии в это время не дошли даже до Алушты. Успеть перекрыть глубокое и узкое Байдарское ущелье, расположенное гораздо западнее Алушты и Ялты на приморской дороге, ведущей к Севастополю, могли только части все той же 40-й кавалерийской дивизии.
Полковник Кудюров получил новое распоряжение — выдвинуться в район Биюк-Мускомья, занять и удерживать высоты севернее входа в ущелье, у так называемых Байдарских ворот, на время прохождения всех частей армии на Севастополь.
Днем 2 ноября вице-адмирал Левченко, связавшись по рации с генерал-майором Петровым, приказал ему вместе с полевым управлением армии оставить войска и прибыть к нему в Алушту, заметив при этом: «…у вас есть генералы, которые доведут войска, а вам надо сейчас быть в Севастополе и вместе с командующим флотом создавать нужную оборону…»
Петров передал непосредственное руководство отступающими частями командиру 25-й Чапаевской дивизии генерал-майору Коломийцу и вместе с членом Военного совета Кузнецовым, начштабармом Шишениным, его заместителем Крыловым и начальником артиллерии армии Рыжи убыл в Алушту; чуть позже туда же отправился и штаб армии. Из Алушты командующий войсками Крыма сразу по прибытии Петрова отправился в Севастополь, не став задерживаться в районе, с каждым часом становившемся все более опасным.
Прорваться к Байдарским воротам немцы не смогли, но вечером 3 ноября их подвижные отряды настигли арьергард колонны Приморской армии. Небольшие отряды противника двигались за тыловыми частями в пределах их видимости и периодически обстреливали хвост колонны, пытаясь посеять панику. Саперному батальону 95-й СД, не понесшему в последних боях значительных потерь, была поставлена задача уничтожить эти группы.
Рельеф местности не позволял батальону занять выгодную позицию на какой-нибудь высоте и с нее остановить огнем преследующего колонну противника. Поэтому его командир принял решение организовать засаду. Батальон обогнал хвост колонны, после чего его роты залегли на путях подхода противника и тщательно замаскировались.
Пропустив хвост колонны, 1-я рота батальона подпустила ближайшую группу противника на минимальное расстояние и, неожиданно обстреляв противника, перешла в атаку. Немцы не сумели оказать значительного сопротивления, почти сразу же были опрокинуты и обратились в бегство. Вторая группа врага пыталась прийти на помощь первой, но ее внезапно атаковала 3-я рота батальона.
Противник, находившийся в этот момент на марше, не успел даже развернуться в боевой порядок и был сразу же смят. Отбросив группу противника от колонны, бойцы батальона отбили у врага одну тачанку со станковым пулеметом и освободили несколько пленных, находившихся в тылу этого отряда.
А в ночь на 4 ноября путь отхода главных сил Приморской армии оказался перерезанным частями моторизованной бригады Циглера в районе селений Шуры, Улу-Сала и Мангуш.
После дополнительной разведки выяснилось, что перерезана дорога не только на Шуры, но и на Улу-Салу, то есть вообще все пути отхода. Однако основные силы противника были сосредоточены только у Шур. Пленные показали, что в районе Улу-Салы находился лишь «отряд Берха», оказавшийся на поверку слабым импровизированным формированием, созданным из бойцов тыловых служб бригады Циглера для конвоирования захваченных пленных. А сам Берх оказался младшим врачом. Под его началом находилось не более 100 человек.
Коломиец получил задачу разгромить противника на путях отхода войск армии и далее продолжать движение кратчайшим путем через Керменчик, Айтдор и Шули. В 2 часа ночи 4 ноября части 95-й СД при поддержке 287-го СП Чапаевской дивизии атаковали противника в занятых населенных пунктах. Выделенных сил оказалось недостаточно, в бой был введен и 747-й СП 172-й стрелковой дивизии. Бой пришлось вести сразу на два фронта, так как отряд Берха оседлал дорогу через Улу-Салу и упорно защищал ее, надеясь на помощь бригады Циглера.
В условиях ночного боя среди домов, садов и кустарников немцам и румынам сложно было применять бронетехнику. Противник не успел создать в занятых селах систему обороны и с трудом осуществлял управление боем. Противотанковый дивизион немцев, включенный в бригаду из состава 72-й пехотной дивизии, оказался отрезанным от основных сил бригады, но продолжал удерживать свои позиции, нанося советской пехоте большие потери и не позволяя ей навязать себе ближний бой.
Навстречу ему был выдвинут 97-й противотанковый дивизион 95-й СД. Бой между дивизионами противотанковых пушек сразу принял чрезвычайно упорный характер. В этой огневой дуэли, ведшейся на длинных и средних дистанциях, советские артиллеристы превзошли врага как в мастерстве, так и в упорстве и стойкости.
Один из немецких снарядов попал в командный пункт дивизиона и вывел из строя все его командование. Тяжелые ранения получили командир дивизиона капитан Барковский, начальник штаба и военком дивизиона. Командование дивизионом принял на себя находившийся в этот момент на командном пункте политрук Гребенников. Продолжая бой, дивизион уничтожил 7 противотанковых пушек и полностью сломил сопротивление врага.
Всего во время ночного боя удалось захватить 18 орудий, в основном противотанковых, около 30 автомашин, 19 мотоциклов и 28 пулеметов. Бригада Циглера не смогла сохранить боеспособность и, выйдя из боя, к утру откатилась от шоссе.
После этого отряд Берха, занимавший выгодные позиции, атаковали в лоб и полностью уничтожили, как написали в донесении, «во главе с командиром отряда мл. врачом Берх». Но впоследствии выяснилось, что бравый доктор остался жив. Он был захвачен в плен собственными пленными, которых и охранял. В критический момент боя советские пленные обезоружили охрану и ударили по врагу с тыла.
Коломиец не стал ожидать завершения боя и, после того как противник был отброшен от шоссе, отдал распоряжение тыловым частям армии немедленно продолжать движение. Для ускорения движения 172-я СД была повернута прямо на Ялту, а 421-я СД укрепилась в районе Алушты, получив задачу удерживать его до прохода остальных частей армии.
Прорвавшиеся части вынуждены были бросить большую часть обозов и везли с собой только вооружение и патроны. Несмотря на это, части двигались очень медленно. Есть было нечего. Как докладывал штаб армии, «пехота обгоняла обозы, машины, артиллерию и по пути находила ульи с медом. Тем и питались, так как других продуктов не было».
Фоти-Сала (5 ноября)
В ночь на 5 ноября бои с немецкими частями, преследующими арьергард армии, снова возобновились, но уже юго-западнее, в районе Фоти-Салы. Немцы захватили село до подхода авангардов Приморской армии, укрепились в нем и, установив на близлежащих высотах минометы, принялись обстреливать подходы к селу. Село Фоти-Сала имело крайне важное значение. Оно запирало выход на дорогу, по которой можно было двигаться на Ялту либо на Бахчисарай.
В 3 часа ночи передовые отряды завязали бой с противником и попытались с ходу выбить его из села. Немцы заняли Фоти-Салу совсем недавно и еще не успели стянуть в нее значительных сил. Они установили в селении много пулеметов и под их прикрытием сосредотачивали в нем пехоту.
В бой были введены части 95-й дивизии, находившиеся неподалеку. Сначала в бой вступил 90-й стрелковый полк, но выбить противника из села он не смог, вплоть до рассвета. Постепенно в бой за Фоти-Салу втянулась вся 95-я СД.
Бой длился в течение всего дня. Немецкие пулеметы не давали приблизиться к селу. Дивизия снова понесла большие потери. Из строя выбыло более 200 человек, но убитых оказалось очень мало. Из-за того что бой велся на больших дистанциях, большинство бойцов и командиров лишь получили ранения различной тяжести.
К вечеру командованию армии стало очевидно, что пробиться через Фоти-Салу нельзя. Выбивать немцев из Фоти-Салы — значило понести большие потери, так как немецкие пулеметы, находившиеся на выгодных позициях, простреливали все подходы к селу.
Для поисков нового обходного пути была выслана разведка. Выяснилось, что обойти Фоти-Салу можно, двигаясь через Кокозы. Этот путь был очень труден, так как на нем имелись крутые спуски и заболоченные места, но другого выхода не оставалось. Движение на Кокозы решено было начать с наступлением темноты, так как единственная пригодная для гужевого транспорта дорога проходила в пределах досягаемости огня немецких минометов.
Для обеспечения прорыва мимо Фоти-Салы генерал-майор Коломиец решил ввести в бой 7-ю бригаду морской пехоты, но само село не штурмовать. Бригада, хорошо оснащенная артиллерией, укрепилась на западной окраине ближайшего к Фоти-Сале села Гавро и начала интенсивный обстрел немецких позиций из всех своих 5 батарей 76-мм орудий. Немецкие минометчики не оставили занимаемых позиций, но прекратили обстрел дороги и вступили в огневую дуэль с артиллерией бригады. Бригада прикрывала отход армии и находилась под Фоти-Салой уже в не полном составе, так как три ее батальона — 5-й, 4-й и 2-й, — действуя самостоятельно, прикрывали отходящие части армии с других направлений.
Первым через опасный участок прошел 31-й СП, усиленный 48-м ОСБ. Такой довольно сильный авангард нужен был на случай, если немцам удастся где-нибудь просочиться через горные проходы и снова перерезать пути движения дивизии.
Непосредственно за авангардом двигались штабы армии и всех дивизий. Это должно было помочь сохранить командный аппарат армии даже в случае самых неблагоприятных обстоятельств. При появлении на пути незначительных сил противника 31-й полк должен был расчистить дорогу и дать возможность командованию прорваться в Севастополь. За штабами двигались обозы, сведенные в один огромный караван. При этом гужевой транспорт не отделили от автомобильного, что снова крайне замедлило движение. Затем шли боевые части 25-й СД, за ними противотанковый и зенитный дивизионы и артиллерия. Затем двигались полки 95-й СД и остальные части. Замыкал колонну Приморской армии 287-й СП.
Большое количество раненых при попытках взять Фоти-Салу вызвало проблемы с их эвакуацией. Бригаде Жидилова пришлось прикрывать не только отход армии, но и эвакуацию раненых. Около 200 раненых бойцов пришлось сосредоточить в школе Гавро — единственном здании, пригодном для их нахождения. Приморская армия не располагала нужным количеством транспорта — ни автомобильного, ни гужевого. Поэтому решено было поступить следующим образом: часть машин и подвод разгружалась в Кокозах и возвращалась за ранеными.
Все это привело к тому, что, вывезя раненых в Кокозы, часть машин осталась без горючего. Но так как дальше дорога была не занята противником, решать проблему оказалось проще. Из Ялты срочно доставили две бочки бензина, который распределили по всем отходящим частям.
Под прикрытием артиллерийского огня последние части армии миновали опасный участок дороги, обойдя его по восточным склонам высоты 361,7, недоступным для пулеметного обстрела из Фоти — Салы. Оставив в Гавро в качестве прикрытия почти половину наличных сил бригады, ее командир полковник Жидилов отошел с остальными частями в следующий расположенный на дороге населенный пункт — Кокозы — и там снова занял оборону. К этому времени горючего и продуктов в армии почти не оставалось. Поэтому вопрос снабжения подразделений 7-й бригады, прикрывавших отход Приморской армии, пришлось решать на самом высоком уровне — к этому времени остатки продовольствия и бензина выделялись только штабом армии. По распоряжению штарма в Кокозы была направлена машина продуктов и выделена одна бочка бензина, чтобы иметь возможность эвакуировать артиллерию, находившуюся на механической тяге.