— Я буду заранее звонить.
— Не в этом дело, — не согласился я. — Сам звонок не важен. Важно наличие договоренности. «Я звонила, но вас не было дома,» — меня не устраивает.
Дама с ненавистью уставилась на меня, но затем выдавила-таки:
— Хорошо…
— То есть вы согласны сначала заручиться нашим согласием, а потом уже приходить? И если в запланированное вами время мы, по каким-то причинам, не сможем оказаться дома, то вы под нас подстроитесь и будете согласны прийти, когда мы сможем? Так я понял?
— Да!
— Отлично! В таком случае спасибо за сотрудничество…
Когда все ушли, Аленка прямо с подоконника прыгнула мне на шею и закружила.
— Ты такой умный! Мне и в голову бы не пришло вот это все обговаривать!
Я улыбнулся. Да уж — опыт ста с лишним лет жизни дает о себе знать. А моя любимая, вдруг, встала на ноги и, с интригующим лицом, потянула меня за собой в сторону углового дивана. Хм, даже представить себе не могу, чем она там собирается со мной заняться…
В начале декабря меня, внезапно, позвали выступить в ленинградском рок-клубе. Уж не знаю, чем я привлек внимание этой неформальной тусовки — песен из будущего я не пел, крутые хиты зарубежных исполнителей не исполнял, из того, что сочинил сам, имеется лишь моя собственная кавер-версия афганской «Пришел приказ», но она рок-клубу точно не по теме. Однако, его президент, Коля Михайлов, лично вышел на меня и пригласил выступить на Новогоднем концерте, который должен был состояться тридцатого декабря. А я… ну согласился чего уж там. Потому что ленинградский рок-клуб — это легенда Питера. Не было среди студентов этого времени тех, кто от него не фанател. Ну, может, кроме меня… но я тоже отдавал ему должное. Ведь из его, так сказать, «чресел» вышли такие культовые группы как «Кино», «Аквариум», «Пикник», «Земляне», «Дилижанс», «Яблоко»…
— А что играть-то надо? — поинтересовался я у Михайлова.
— Да что хочешь! — пожал он плечами. — Сыграешь пару песен — и достаточно. Можешь эту твою «Пришел приказ». Я тебя в начале выпущу. Это, конечно, не совсем наш профиль, но у нас на этом концерте проверяющие будут из ленинградского Главлита, а им такие песни как раз нравятся…
Я понимающе, хотя и разочаровано кивнул. Вот оно что-о-о… В будущем я читал, что Колю все отмечали, как мастера компромиссов. Он умел и защитить, так сказать, «свободу творчества», и как-то договориться с контролирующими органами. Из-за чего его и избирали в президенты на протяжении многих лет. Вот и сейчас он, похоже, решил провернуть этакий компромиссный финт — наряду с «монстрами рока», воткнуть в концерт в качестве подачки Главлиту и остальным контролирующим органам еще и «передового представителя советской молодежи». А что касается фанатов — одну «патриотическую» песню, да еще в самом начале, так сказать, на разогреве, они как-нибудь перетерпят.
Если честно, мне стало обидно, и я, было, захотел отказаться, а потом мне в голову пришла одна идея. Тридцатое — это ж день рождения Аленки. А на него у меня были кое-какие планы. И чего бы мне их не воплотить на концерте?
— Лады, но только если дашь мне спеть две песни и поможешь с еще одним делом.
— Каким? — насторожился Коля. Я ухмыльнулся и, наклонившись к его уху, зашептал…
А еще к концу года я окончательно разочаровался в своих попытках понять, что нужно тем или тому, кто отправил меня сюда. Если меня, действительно, кто-то сюда и отправил, а не произошло некое спонтанное явление, он или они, отчего-то, никак не хотели давать мне понять что им от меня надо. Я испробовал все, до чего смог додуматься — от медитаций до управляемых сновидений. Ну попытался… И ничего! Никаких намеков. Так что я решил больше не забивать себе голову и жить как живется.
Тридцатое декабря порадовало закончившимся снегопадом и небольшим морозцем. Концерт должен был начаться в восемь вечера, но мы приехали к семи. И уже в это время вокруг входа толпились тучи молодежи, клянчившие билетик.
Коля встретил нас у служебного входа. Аленку он увидел впервые. И сразу же оценил.
— Оу! Рад познакомиться, девушка. Жаль, что вы уже с таким грозном кавалером, а то я бы точно… — но поймав мой грозный взгляд тут же вскинул руки:- Все-все, молчу-молчу…
Раздевшись за кулисами, мы присоединились к кружку молодых, но авторитетных музыкантов, греющих чайком в задних комнатах клуба. С большинством я уже был так или иначе знаком. Ну еще бы — вместе репетировали… ну вторую песню… так что приняли меня радушно. А Аленку рассматривали с огромным интересом. И для этого были очень веские причины…
В восемь в комнату ввалился Коля.
— Так, народ, Главлит на месте — пора начинать! — он повернулся ко мне. — Ты помнишь — первой поешь «Пришел приказ».
Я молча кивнул. Сердце бешено колотилось. И, если честно, вовсе не от первой песни…
Зал был битком. Ну вот совсем! Люди сидели в проходах, заполнили все проемы входных дверей, да и за ними смутно виднелись сплошные головы стоящих. Аленку посадили на первый ряд, ближе к левому краю, неподалеку от ступенек, ведущих на сцену. Я поймал ее слегка восторженный взгляд и улыбнулся. То ли еще будет, милая, то ли еще будет… А потом на сцену выпрыгнул Коля и, хлопнув меня по плечу, начал:
— Друзья, сегодня у нас очень необычный гость. Это Роман Марков. Он певец и немножко композитор из Подмосковья. Весной этого года он вернулся со службы, которая у него прошла в Демократической республике Афганистан. За проявленные героизм и мужества он был представлен к званию Героя Советского союза! А еще он написал песню о наших ребятах, которые служат там же, где служил и он. Итак, встречайте Роман Марков и его песня «Пришел приказ»!
Зал ответил Михайлову низким гулом, в котором явно различались нотки недовольства. Увы, люди пришли сюда слушать совершенно другую музыку…
Но, как бы там ни было — эту песню народ выдержал. А после нее я снял гитару с шеи и, отойдя к кулисам, передал ее Николаю, взамен взяв у него роскошный букет. Вот кто бы знал, чего мне стоило его организовать! Я дошел аж до обкома партии, где получил на руки записку в горисполком, откуда меня направили прямиком в тепличное хозяйство. Ибо в это время букет нормальных живых цветов достать в Ленинграде в декабре месяце оказалось практически не-воз-мож-но! В цветочных магазинах, которых на многомиллионный город было всего штук шесть-семь, продавались только растения в горшках. Еще был вариант с бюро ритуальных услуг, но там цветы были исключительно бумажными… Я подошел к микрофону.
— А сейчас я хочу исполнить песню, которую написал для своей любимой девушки, у которой как раз сегодня День рождения, — и я развернулся в сторону Аленки, которая уставилась на меня круглыми, как блюдца, глазами, — и прошу моих друзей мне помочь!
— А-ах! — пара крепких ребят подхватили Аленку с боков и просто подкинули на сцену. А из-за кулис попер народ с гитарами наперевес. Многих я знал еще в прошлой жизни. Ну как знал… как кумиров! Как звезд! Лично мы ни с кем не были знакомы… Виктор Цой! Борис Гребенщиков! Эдмунд Шклярский! Сергей Скачков… и целая толпа будущих «титанов» питерского рока схожего калибра. Я счастливо улыбнулся и развернулся к Аленке и тихо начал:
— Твоя любовь — как свежий ветер… — и тут вступили гитары. Десяток сразу.
Твои глаза — как полная луна,
Твои слова — как песня на рассвете, — тут вступили барабаны, а затем и фоно.
Улыбка как весна… — я прибавил голос:
Я стану парусом над морем,
Стану птицей в час ночной,
Я буду новым метеором,
Лишь бы ты-ы-ы была со мной,
Ты была со мной!
Мне казалось, что глаза моей Аленки просто не могут стать больше. Я ошибался! Они смогли!!!
Твои мечты, как в сказке мне знакомы,
Твои следы — затейливая нить,
Твои шаги — легки и невесомы,
Их не остановить, — шагнул к ней и, чуть обняв, отодвинул в сторону микрофон и шепнул:
— Танцуй! — и она начала… Аленка у меня в танцах всегда была той еще зажигой. У нее имелось просто невероятное чувство ритма. А в этой новой реальности мы с ней еще и полтора года ходили в танцевальную студию. И сейчас она выдала все. Все возможное. И невозможное тоже… Зал ревел, стонал, выл… мне кажется, что любой «правильный» эффект от моей «патриотической» песни был просто смыт этим животным восторгом, который генерили все, кто плотно забил этот зал. А когда припев начался в третий раз, зал буквально взревел:
Будет все, как ты захочешь,
Будет мир у ног твоих.
Будут ночи дней короче,
Только б нам хватало их.
Будет все, как ты захочешь,
Солнце, пальмы и цветы.
Будет все, как ты захочешь,
Только так, как хочешь ты! — с последним словом я резко вскинул руку, и все, кто находился на сцене, резко бросили играть. Зал тоже замер, явно предвкушая еще что-то интересное. Я же сделал шаг вперед и, опустившись на колено перед моей Аленкой выудил из кармана коробочку с кольцом и негромко произнес:
— Аленушка, я тебя очень люблю! Выходи за меня замуж…
Глава 8
Когда раздался звонок, я еще валялся в полудреме. Вчера лег поздно, добивая очередную главу, вот и разлежался. Так что открывать вскочила Аленка…
Свадьбу мы сыграли в Ленинграде. Только на проживание гостей пришлось выложить почти пятьсот рублей — а сколько нервов стоило забронировать гостиницу! Банкет обошелся еще в семьсот. Платье невесты удалось купить финское. Кольца я заказал заранее одному ленинградскому ювелиру, на которого вышел так же через Якова Израилевича. Они были для этого времени очень необычными — из двух видов золота. Основной массив из белого и тонкая витая нить из обычного, желтого… А еще у меня на свадьбе играли «Пикник», «Аквариум» и пела Марина Капуро. Так что я чувствовал себя чуть ли не олигархом! Так получилось потому, что и песня, которую я украл у Саши Шевченко, молодого, но очень талантливого певца и композитора, и само мое признание в любви, и предложение, сделанное мной на сцене, стали настоящей легендой клуба. Меня в тот вечер еще несколько раз пытались вызвать на сцену для того, чтобы я ее спел. Так что я весь концерт ребятам перебаламутил… Но на меня никто не обижался. Наоборот, я как-то раз — и стал там своим. Хотя больше я на сцену не лез. И если иногда и брал гитару, то только в задних комнатах, во время дружеских посиделок. Но это случалось нечасто. Не тот у меня был репертуар для рок-клуба. Хотя «Будет все как ты захочешь», не смотря на вполне попсовую мелодию все безоговорочно признали роком. Более того, она в клубе стала традиционным предложением руки и сердца, популярность которого была вызвана в том числе и тем, что я категорически отказался регистрировать эту песню на свое имя и как-то на ней зарабатывать. Не моя песня — значит не буду! И так настоящего автора обокрал на славу и успех, поэтому не хрен деньги на этом делать. Так что после меня аж шестеро музыкантов сделали предложение своим любимым с помощью этой песни… Зато я всегда был готов прикупить для народа чего-нито для «веселия» и закуски — финансы-то у меня водились. А многие «легенды русского рока» в настоящий момент пребывали в статусе «молодых и бедных». Так что мое появление в стенах клуба, как правило, вызывало прилив воодушевления и восторга. Вернее, наше с Аленкой. Потому что в клуб мы с ней ходили, как правило, вдвоем… Кстати, у меня сложилось впечатление, что после того, что она выдала на сцене, в нее многие реально влюбились. Нет, какую-либо конкуренцию мне никто составить не пытался. Ну почти… Но, так сказать, сидели и млели со стороны многие. Так что за право поиграть на нашей свадьбе даже некая борьба случилась. Народ частично разругался. Но ненадолго. Тем более, что часть ребят из тех, кто, так сказать, проиграл в конкурентной борьбе право играть на нашей с Аленкой свадьбе я пригласил в качестве гостей. Так что питерский рок на ней был представлен по полной. И не только питерский. Гребенщиков с Курехиным умудрились притащить к нам на свадьбу Джоану Стингрей, которая в этот момент оказалась в Ленинграде…
— Ром, там Витя пришел.
— А-у-уа… — зевнул я и встряхнулся. — Понял. Сейчас встаю.
После свадьбы я почти сразу же загнал свою новоиспеченную жену на курсы вождения. Не смотря на ее упорное сопротивление. Ну вот не хотела она учиться водить машину. О чем мне категорически заявляла. Ага-ага, а то я не помнил, как она гоняла не только по нашей стране, но и по всей Европе, проезжая за один «присест» по две-три страны и разгоняясь на немецких автобанах почти до двухсот километров… Ну а когда она их закончила, купил ей уже весьма пожилой, но довольно ухоженный «Москвич-408». Причем вместе с железным гаражом, который, кстати, располагался в соседнем дворе. Так что сильно далеко за машиной нам ходить было не нужно.
Быстренько сполоснувшись и накинув треники с футболкой, я объявился на кухне, где Аленка сейчас кормила яичницей Витю Цоя. Он, кстати, был в той толпе гитаристов, которые обеспечивали музыкальное сопровождение моей песни-признания. Да и на свадьбе тоже. И еще, несмотря на то, что прошлой зимой он женился, похоже, моя Аленка сильно запала в душу и ему тоже. Потому что как только она появлялась в его поле зрения — он тут же дурел и начинал пялиться на нее с видом теленка.
Когда я вошел на нашу крошечную кухоньку, моя молодая жена тут же взвилась с места и скомандовала:
— Садись, я тебе сейчас положу.
Я шмякнулся на табуретку напротив Витьки и весело поинтересовался:
— Ну как, решился?
Цой кивнул и полез в карман.
— Ром, у меня пока только четыреста рублей…
Но я махнул рукой.
— Я ж тебе сказал — отдашь, когда сможешь. Пока у меня с деньгами не горит — так что я потерплю, — На «Москвиче» моя любимая откатала уже почти полтора года, и я решил, что теперь можно покупать нормальную машину. Вследствие того, что период потери зеркал и сбивания задним бампером незамеченных при развороте столбиков и лавочек — уже позади… Ну и объявил в клубе о том, что мы продаем машину, причем цену я задирать не собираюсь. И Витя тут же ухватился за это предложение. Уж не знаю, даже, точно почему — то ли ему действительно нужна была машина, то ли все дело в том, что на ней ездила моя Аленка… Она, кстати, совершенно не замечала его ступора в ее присутствии. Ну, или, замечала, но никак не соотносила с собой. Я и в прошлой жизни был для нее единственным «светом в окошке», и сейчас все было точно так же. Ну да недаром я собирался прожить с ней и вторую жизнь…
— А вы когда улетаете? — робко поинтересовался Витя, пока я расправлялся с яичницей.