– Так точно! – коротко отозвался я. Вот не нужно мне здесь, в Кремле, никаких проблем с докапыванием из-за субординации… Но, слава богу, мужики оказались нормальными.
– Да ты не тянись, старшина, – улыбнулся второй. – Мы ж видим, что ты уже дембель. К тому же и сами «из-за речки». За что награждать-то будут?
– За то, что струсил правильно, – усмехнулся я уже более вольно.
– В смысле?
– Ну, когда перессал до ужаса, то не побежал, а начал отстреливаться куда-то в сторону противника, – сообщил я наиболее точную, по моему мнению, версию событий. Прапора переглянулись и тихонько рассмеялись. Но продолжить разговор нам не дали. Дальний конец строя суетливо зашевелился, а потом вдоль него разнеслась громкая команда.
Пока до меня дошла очередь, я успел немного заскучать. Само награждение проводил какой-то довольно рослый генерал армии. А когда я тихонько поинтересовался у соседей, кто это такой, они шепотом просветили меня, что это начальник Генерального штаба Огарков. Я задумался, вспоминая, что я про него читал. Мужик вроде как был правильный и толковый. И фронтовик. Впрочем, среди высшего военного руководства страны таких пока много. Не легендарных маршалов, конечно, скорее бывших взводных и ротных, но эти люди знают войну не понаслышке, а с переднего края… Кстати, он вроде как был категорическим противником ввода войск в Афганистан!
Очередь до меня дошла где-то через час. Я уже даже стоять измучился. Но как бы там ни было – она до меня таки дошла. После того как моим соседям-прапорам вручили по «Красной Звезде», остановились уже напротив меня, медалиста… Сколько, кстати, их у меня уже имеется? Четыре вроде как – школьная золотая, со Спартакиады две штуки да плюс олимпийская… С этой будет пять. А что – вполне достойно для двадцати лет. Ну так я ж вселенец/попаданец! Им априори рояли да плюшки положены!
Огарков окинул меня придирчивым взглядом и улыбнулся:
– Десантник…
– Старшина Марков, товарищ генерал армии! – гаркнул я, вытаращив глаза. Все как положено – лихой и придурковатый…
– Когда в Афганистан попал?
– В ноябре восемьдесят первого, товарищ генерал армии!
– Ну и что думаешь? Справится Советская армия с мужиками в широких штанах? – поинтересовался он с усмешкой. А я слегка разозлился. Юродивого, что ли, нашли, устами которого боженька вещает. Ну тогда – держите, не унесете.
– Никак нет, товарищ генерал армии!
В зале мгновенно повисла ошеломленная тишина. Вся свита Огаркова обалдело уставилась на меня. Да и не только она. Весь строй, который генерал армии уже прошел, вытянув шеи, пялился на молодого наглеца, ляпнувшего сущую ересь!
– Да как ты… – зарычал какой-то полковник, стоявший за левым плечом Огаркова, но тот резко вскинул руку, останавливая его, а затем уточнил:
– Уверен?
– Так точно, товарищ генерал армии, – если честно, я уже опомнился и сейчас страшно жалел, что не удержал свой поганый язык. Но, с другой стороны, а вдруг то, что я сейчас наговорю, как-то сможет повлиять на ситуацию в лучшую сторону. Какой она будет, эта лучшая сторона, я пока не представлял. Может, пораньше выйдем. Или, наоборот, сильнее поддержим Наджибулу… хотя там пока у власти «товарищ Бабрак Кармаль». Говорят, горькая пьянь. Ладно сказал «а» – нужно говорить и «б»…
– Это будет наш Вьетнам. Мы потеряем десятки тысяч людей и миллиарды рублей, а потом все равно нам придется уйти. Только после этого вместо спокойного и сонного Афганистана, каким он был раньше, на нашей границе окажется страна, переполненная оружием и людьми, которые благодаря нам очень хорошо научатся с ним обращаться. Причем руководить этими людьми будут вожди, завоевавшие славу и авторитет в войне с нами.
– Старшина! Закрой свой рот, а то… – снова взревел тот же самый полковник, но генерал Огарков резко развернулся и полоснул по нему гневным взглядом. Отчего тот осекся и замер, будто скорченный судорогой. Я же продолжал стоять и есть генерала глазами. Все, что мог – я уже сделал. И умного, и глупого. Дальше от меня ничего не зависит…
Огарков снова повернулся ко мне, окинул задумчивым взглядом, после чего не глядя протянул руку в сторону. И тот самый полковник вложил ему в руки красную папку. Генерал раскрыл ее, но не стал сразу читать, а сначала произнес:
– Спасибо за честность, старшина, – после чего начал: – Указом Президиума Верховного Совета от двадцать второго июня тысяча девятьсот восемьдесят третьего года, старшине Маркову Роману Валерьевичу за образцовое выполнение воинского долга и проявленный героизм…
А я стоял и клял себя. Блин, что-то я совсем оборзел… ну вот на хрена было язык распускать? Что, мне больше всех надо… э-э-э… ну да, пожалуй, действительно надо мне больше многих. Но для этого язык распускать совершенно не требуется! Наоборот! Чем больше я его буду держать за зубами – тем мне будет лучше! Ну вот в кого я такой идиот?
Вследствие чего основной текст указа как-то пролетел у меня мимо ушей. И опомнился я только на словах:
– …с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда»!
Глава 7
– Ну что, как тебе?
Аленка еще раз прошлась по комнате и повернулась ко мне. Та шикарная квартира на Бабушкина уплыла из наших рук еще два года назад. В августе восемьдесят первого. Я же снял ее на два года – ну вот они к тому моменту и прошли. Так что после того, как я ушел в армию, Аленка пожила в ней до августа, пока сдавала вступительные экзамены, а потом переселилась в общагу. Я предлагал снять для нее еще что-нибудь, но она наотрез отказалась.
– Одной мне, Ром, слишком жирно будет в квартире жить. Так что я в общежитии поживу, пока ты из армии не вернешься… – и вот я вернулся.
– Ну, не та наша квартира, конечно, – вздохнула она. Ну что сказать – так и было. Эта была обставлена намного беднее. Во-первых, она была штатно однокомнатной. Во-вторых, с бытовой техникой тут также было гораздо хуже. Холодильник здесь стоял обычный – «ЗИЛ». Ну, тот самый, легендарный – с округлой формой корпуса и компрессором, работавшим со звуком взлетающего истребителя. Посуда, что имелась, также была совершенно разнокалиберная. Телевизор был представлен стареньким «Рекордом-Б». Да и с мебелью тоже было не все хорошо – старенькая, продавленная… Но она была лучшей из того, что мы посмотрели. К тому же до института тут рукой подать. Четыре остановки на трамвае. Или двадцать минут пешком.
– Значит, берем?
Она улыбнулась и кивнула. А потом подошла и повисла у меня на шее.
– Неужели мы наконец-то будем жить вместе? Даже не верится!
Это – да. После моего возвращения из армии и до сего момента мы «квартировали» по разным общагам. Она обитала в женской, а я в мужской…
Из Кремля я буквально сбежал. После той эскапады в Георгиевском зале я опасался, что другие награжденные меня просто порвут. Так все вокруг были возмущены. Ну как же – этот сопляк посмел усомниться в силе и мощи «непобедимой и легендарной». Так что я прикинул одно к другому и, как только нас распустили, бегом слинял. Тем более что все документы на увольнение у меня были с собой. Их мне начпо вручил еще утром, сообщив, что я могу сразу после награждения отправляться домой, как только захочу. Ну я и захотел. Так что какие ко мне могут быть претензии?
Выбравшись из Кремля, я не рванул сразу на вокзал, а сначала заскочил в «Пельменную» на Моховой, которая сейчас именовалась проспектом Маркса. Прямо напротив одного из входов в метро. На какую именно станцию он вел, я не помнил, но я им пользовался для прохода на «Калининскую», которая где-то в девяностые была переименована в «Александровский сад». Дело в том, что с платформы Филевской линии на станции «Киевская», каковая как раз и начиналась с «Калининской», прямо пешком, то есть даже без эскалатора, ты сразу попадал в вестибюль метро, в котором располагались кассы пригородных поездов, а из него уже напрямую на платформы электричек… Поднялись мы рано, так что с момента завтрака прошло уже часов семь. Плюс я сильно переволновался. Так что жрать мне хотелось как волку.
Заказав пару порций пельменей – с уксусом и с майонезом, я начал механически насыщаться, напряженно размышляя при этом о том, что со мной происходит. Вот это вот что такое творится? Ладно, с олимпийской медалью какое-то объяснение можно найти. Я еще в детстве почувствовал нечто типа какой-то энергии, очень долго развивал и тренировал это ощущение, и оно как-то смогло настолько повысить мою выносливость, что я стал способен достаточно быстро и долго бежать. И это в конце концов и привело меня к олимпийской медали. Хотя и здесь чувствуется сраный привкус какой-то РПГхи. Типа качался-качался и раскачался… Но с Героем-то как это? Откуда? Почему? Или кому-то там наверху по каким-то причинам требовалось продвинуть в Герои некоего «молодого коммуниста»? Потому-то меня так сильно и прессовали на вступление в ряды КПСС… Ну-у-у, возможно… Но все равно необъяснимо. Вот не верю я, что за то, что я сделал, положена «Золотая Звезда». Медаль «За отвагу» – возможно. Орден какой-нибудь. «Славу», например. А что – вполне солдатская награда. Или как максимум – «Боевое Красное Знамя». Но Героя давать как-то м-м-м… Или, если уж совсем в порядке бреда, существует некая разумная «сила», перебросившая меня сюда, в мое собственное молодое тело. И сделала это не просто так, а имея в виду какую-то задачу, которую я должен буду решить. Для чего она и заваливает меня «плюшками». А я, идиот малолетний, до сих пор так и не допер, что это за задача?.. Да ну – совсем уж бред! Ага, а то, что я вот так – раз и попал сюда, в свое молодое тело, конечно, полностью соответствует всем канонам реальности… Я нервно хмыкнул. Черт, да тут голову сломаешь!
– Э-э-э, парень, а можно спросить? – Я выплыл из мыслей и с недоумением уставился на какого-то мужичка, нарисовавшегося у меня через стол.
– М-м-м… н-да?
– А это у тебя Звезда Героя?
Я недоуменно нахмурился, а затем до меня дошло, что я вылетел из Кремля, как был, то есть у меня на кителе до сих болтаются приколотые Огарковым орден Ленина и «Золотая Звезда». Блин…
– Ну да, – слегка раздраженно отозвался я. Но мужик не обратил на это внимания, заорав:
– Эх ты! Первый раз с Героем пить буду!!! – и этот вопль мгновенно породил целую лавину желающих со мной выпить. Так что я с трудом отбился. Да и то только лишь тем, что мне еще на вокзал, а там патрули. Хотя народ категорично заявлял, что уж Героя-то точно тормозить не будут… Как бы там ни было – выпить с народом мне пришлось, но не так уж много. Хотя кое-кто и орал: «До дна! До дна!»… А в конце концов я сумел-таки сбежать и из пельменной. Причем так и не доев пельмени. Хотя полторы порции я в себя закинул. Так что голод меня теперь не мучал.
В электричке я продолжил ломать голову над всем происходящим. Но так ни до чего не додумался. Ибо даже если и есть там некая сила, которая чего-то от меня хочет, уж больно как-то косвенно она на это свое желание намекает. Да и чего от меня можно хотеть-то? Спасти СССР? Ха-ха три раза. Как?! Как я могу это сделать? Двадцатилетний старшина-дембель ВДВ… Пусть и Герой. К Брежневу доступа не имею. Маршал Бабаджанян умер. Пастухов? Тоже не смешно. Он сам пока не игрок, а чей-то ресурс. Пусть и значимый. А я… я если и ресурс – то очень временами. Ну как дождевой червяк. Во время рыбалки – да, ресурс, и полезный, а все остальное время – скорее грязь… Так что я решил плюнуть и перестать ломать голову над всем этим. Ибо если над этим думать, можно быстро свихнуться. Если же в этих мыслях есть что-то внятное – оно как-нибудь само проявится.
Добравшись до родного городка, я первым делом рванул к деду. Нет, больше всего мне хотелось увидеть Аленку. Тем более ее квартира была самой близкой от вокзала. И я знал, что она будет дома. Вчера специально сбегал на переговорный пункт в почтовом отделении неподалеку от гостиницы, чтобы позвонить и сообщить, что сегодня приеду. Да еще с медалью… И, в общем, можно считать, не обманул. «Золотая Звезда» – это ж медаль, не так ли?.. Но я посчитал, что первым меня со всем этим «обвесом» должен все-таки увидеть дед.
В прошлой жизни он вышел на пенсию в восьмидесятом. К тому моменту у него уже развилась болезнь, более того, в восемьдесят первом меня даже отпустили из училища к нему в краткосрочный отпуск, чтобы навестить его в госпитале, в котором он лежал после сложной операции… Так что к восемьдесят третьему они с бабусей уже окончательно обосновались в деревенском доме, приезжая в город только проплатить коммуналку в сберкассе и помыться в ванной. Но в этой реальности дед, то ли благодаря моему массажу, который я регулярно делал ему почти три года, то ли из-за того, что нам с Аленкой все-таки удалось «подсадить» его на оздоровляющее ушу, пока чувствовал себя вполне нормально. И потому все еще работал. Вследствие чего, скорее всего, они с бабусей сейчас обретались в городе, в своей квартире. Тем более что Аленка вчера, после нашего разговора, должна была сообщить им, что я приеду именно сегодня.
Позвонив в звонок, я замер. Здесь – нет? Дверь щелкнула. Я сделал шаг вперед и резко вскинул руку к обрезу голубого берета:
– Товарищ полковник, старшина Марков, представляюсь по случаю прибытия со службы в Воздушно-десантных войсках Советской армии Вооруженных сил СССР…
Дед уставился на меня тяжелым взглядом. Именно туда – то есть на орден Ленина и «Золотую Звезду», а потом медленно поднял взгляд мне в глаза.
– Это что? Дембельские висюльки?
– Никак нет, товарищ полковник, заслуженная награда. Прямо из Кремля прибыл, с вручения.
Дед всхлипнул и, шагнув вперед, стиснул меня в объятиях. А я в этот момент простил все. И всем. Ну вот совсем всем. Кто бы там ни был и что бы он ни делал… В прошлой жизни дед до своей смерти успел застать только присвоение мне звание подполковника и выход моих первых книжек. Полковника я получил уже после его смерти. Как и выход в ряды «топов» среди фантастов… То есть я успел ему показать, что кое-чего стою, но до самого моего пика он, увы, не дожил. Эх, как же нам на самом деле нужно признание тех, кто нас вырастил, любил, вложил всю свою душу! И как же классно иметь возможность предъявить им свой успех!
Потом был шумный и буйный вечер, на мне висли сестренка и примчавшаяся Аленка. Батя восторженно гоготал и хлопал меня по плечу, мама и бабуся подкладывали в тарелку лучшие куски. А мне просто было хорошо…
Я выплыл из воспоминаний и вышел в коридор, где меня ждали все тот же знакомый «маклер» и пожилая благообразная дама, являющаяся, так сказать, представителем владельца.
– Значит, по сорок пять за месяц? – уточнил я. Дама тут же энергично закивала.
– А если я расплачусь сразу за два с половиной года – можно будет округлить до сорока?
Дама вздрогнула и, округлив рот, уставилась на меня. Она-то собиралась сдать квартиру матери молодым, нищим студентам, а тут такое заявление…
– Мм-м-м, можно, – осторожно кивнула она, тут же начав бросать настороженные взгляды то на меня, то на стоящего рядом с ней «маклера». Это ж какие деньжищи-то… Кто его знает, что у этих типов подозрительной наружности на уме? А ну как сначала дадут, а потом как набросятся и ограбят!
– Хорошо, тогда пойдемте на кухню.
– Зачем?
– Ну вы же должны пересчитать деньги и написать расписку…
– Какую расписку? – Дама чуть ли не взвизгнула. – Я ничего писать не буду!
– В смысле? – удивился я. – То есть вы считаете, что я вот так отдам вам тысячу двести рублей и просто буду надеяться, что все будет нормально? Без каких бы то ни было подтверждающих факт передачи денег документов?
– Я ничего писать не буду! – Дама гордо вздернула голову. Я перевел недоуменный взгляд на «маклера». Тот досадливо сморщился.
– Э-э-э… Роман, дай нам пару минут.
Я молча кивнул и вернулся в комнату. Аленка сидела на широченном подоконнике, забравшись на него с ногами, и смотрела на улицу. Я присел рядом и обнял ее. На улице шел мокрый снег. Ну так ноябрь уже. Увы, заняться съемом квартиры я смог только пару недель назад. Конец лета был у меня полностью занят беготней по инстанциям в связи с восстановлением в универе, а также еще большей беготней по поводу моей новой книги. Про Афган. Ну той, которую я дописывал в последние два месяца в ППД. Причем заинтересованность в ней проявил «Воениздат». Я поначалу побаивался, что они просто хотят посмотреть рукопись на предмет того, как бы я там не написал чего-то в духе того, что я ляпнул в Кремле Огаркову, а на самом деле ничего публиковать не собираются. Но даже если такие мысли и были, я имею в виду насчет посмотреть – они оказались для «Воениздата» не единственным желанием. И мою книгу к печати они приняли. Причем заплатили за нее вполне прилично. Не по верхней планке, конечно, но не меньше, чем я получал в «Лениздате». Выйти она должна была в декабре… А весь сентябрь и октябрь, кроме учебы, был занят еще и, так сказать, общественной работой. Да я даже на лекциях и семинарах появлялся реже, чем выступал перед какой-нибудь аудиторией – студенческой ли, школьной, творческой или заводской. Пообщаться с новоиспеченным Героем Советского Союза, «воспитанным в парторганизации Ленинграда», хотели все! У меня даже язык заболел от непрерывных выступлений…
Но мало-помалу ажиотаж спал, так что появилась возможность снова погрузиться в учебу. А это было… сложно. Все-таки два года отсутствия в аудиториях – это не хухры-мухры. Многое забылось, да и мозги потеряли привычку к учебе. Так что я даже на какое-то время забросил творческий процесс и засел за учебники. Мне требовалось как можно быстрее включиться в учебный процесс. Мне ж не оценки нужны, а знания языков. Очень скоро, всего через пару лет, начнется «катастройка», одним из очень небольших положительных итогов которой станет открытие страны. И к этому надо быть готовым…
– Хорошо, я согласна, – заявила дама, с весьма надутым видом входя в комнату.
– Отлично! – улыбнулся я и достал пачку денег. Дама тут же прикипела к ним взглядом.
Мы прошли на кухню и быстро на пару с «маклером» набросали договор и текст расписки. Затем мы с дамой в них расписались, после чего я вручил ей деньги, которые она тут же начала пересчитывать, настороженно зыркая на нас. А я, выждав пару минут, снова улыбнулся и заявил:
– И еще одно у меня будет условие.