– Так вот, времена будут очень сложные. Во-первых, вверх полетят цены. Потому что принято решение с января полностью прекратить их государственное регулирование. А к чему это приведет, можно наглядно увидеть на примере Польши. У них цены в конце восьмидесятых взлетели в несколько раз, а у нас взлетят в десятки. Потому что мы и больше, и ситуация в экономике у нас гораздо хуже… – я кратко изложил все, что помнил по девяносто первому году, не слишком заморачиваясь доказательствами. Всем было известно, что я депутат и, следовательно, вращаюсь в таких «верхах», что остальным и не снилось. Так что точно должен знать многое из того, что другим неизвестно. Поэтому слушали меня предельно внимательно.
– Так вот… – начал я потихоньку закруглять свой спитч, – я рекомендую всем, если у вас есть хоть какие-то деньги, как можно быстрее их потратить. Видели же, что творится у меня в кладовке, а ведь, сами понимаете, я из-за депутатства по-любому буду иметь больше возможностей, чем многие другие. Но я озаботился созданием запасов. И это должно вам сказать о многом… Так что – немедленно тратьте. Если кто-то копил на машину – покупайте сразу. Что можете. На что хватит. Иначе все накопленное сгорит. Короче, тратить немедленно – сейчас самая разумная политика, – я замолчал.
Народ несколько мгновений ошеломленно молчал, переваривая все, что я сказал, после чего за столом поднялся гул. Я же схватил стакан с приготовленным Аленкой морсом и сделал большой глоток. В горле пересохло – сначала мешки таскал, а потом такую речугу задвинул. Когда я поставил стакан, меня тут же забросали вопросами:
– А когда об этом объявят?
– А что, компенсации никакой не будет?
– А как же… нам же только в этом году зарплаты подняли. Ну после павловской конфискации… – я некоторое время молча слушал всех, после чего поднял ладонь, останавливая поток.
– Когда объявят – не знаю, и в компенсации я не верю. Денег в стране нет. Да что там денег – со жратвой проблемы. Что сами, что ли, по полкам магазинов не видите? Но вот что я вам скажу – в эти времена для меня является честью быть вашим другом. Поэтому если кому-то нужна помощь – обращайтесь. Чем могу – тем помогу.
– И денег займешь? – рассмеялся Пыря.
– Да, – спокойно ответил я. – И денег тоже.
Все мгновенно замолчали. Нет, о том, что деньги у меня есть, все знали. А кто не знал – тому достаточно было просто оглядеться… Но раньше, если кому-то нужны были деньги взаймы, меня об этом спрашивали индивидуально. И сам я никому их не предлагал. А тут…
Народ переглянулся, а я улыбнулся и снова повторил:
– Да, денег я тоже займу. Так что подумайте, сколько вам надо, и подходите, – деньги у меня действительно были. После выплат очередных роялти и подведения итогов финансово-хозяйственной деятельности нашего кооператива за девяносто первый год, который мы, по моему настоянию, специально провели уже в конце ноября, у меня на счету осталось около ста тысяч рублей. И это учитывая, что мы поменяли нашу старенькую «Саранчиту» на новую «Ниву» в экспортном исполнении. Причем купил нашу «старушку» как вы думаете кто? Правильно! Витя Цой, который так и продолжал до того момента ездить на нашем старом «Москвиче». Похоже, он на нем просто не доехал до того места, на котором он погиб в прошлый раз, к тому самому моменту, в котором все так трагично сошлось. Так что сейчас Витя был вполне себе жив и здоров. Чему я был искренне рад… Плюс я окончательно выкупил у наших московских родственников старый прадедов деревенский дом, выплатив моим дядьям по восемнадцать тысяч рублей каждому. Этого должно было хватить на то, чтобы каждый из них, при желании, купил себе по дому с участком, причем даже еще и поближе к Москве. Ну или приобрел по кооперативной однушке. Плюс закупка продуктов и тех же долларов. И вот после всех этих трат у меня на счету оставалась такая сумма… Так что я реально ломал голову насчет того, куда девать деньги, которые через месяц начнут стремительно превращаться в фантики. Ну и почему бы в таком случае не раздать хоть часть пацанам?
– А отдавать нам как? – задумчиво произнес Пыря.
– Отдадите, как сможете, – отрезал я. – Или вообще не отдадите. В смысле деньгами. Долги ведь можно возвращать по-разному… Ну, если вы, конечно, доверяете мне в том, что я не попрошу от вас недостойного или невозможного.
Над столом повисла ошеломленная тишина, а потом ко мне наклонился Козя и, хлопнув по плечу, произнес слова, которые медом растеклись по моему сердцу. В прошлой жизни я слышал их только один раз. И произошло это гораздо позже – уже в нулевых…
– Ром, ну вот если кому уж в этом доверять – так именно тебе, – после чего он ехидно улыбнулся и иронически добавил: – Так что не беспокойся – мы найдем, куда пристроить твои деньги, – и народ тут же хором грохнул во весь голос…
Ну а когда отсмеялись, ко мне наклонился Пыря и напомнил:
– А помнишь, как мы обещали тебе желание?
Я, улыбаясь, кивнул. Он тоже улыбнулся и кивнул в ответ, произнеся:
– Я тоже. И не собираюсь от этого отказываться.
А потом мы хорошенько выпили…
Часа через четыре, когда девчонки отделились от нас и, шустренько собрав посуду, унеслись на кухню и засели там поговорить о своем, о женском, мы высыпали на балюстраду. Кто покурить, а кто так, посмотреть на вечернюю Москву. Она изрядно похужела за это время – стала грязнее, заметно потеряла столичный лоск, обзавелась язвами стихийных рыночков у метро и таксистами-торгашами, не занимающимися перевозкой людей, а барыжащими левой водярой… ну и бабульками, занимающимися тем же самым. А также бандитами, уже даже особенно не скрывающимися и все больше становящимися кумирами для дворовых пацанов. Помнится, в десятых годах следующего века страшно ругали власть в том числе и за то, что, мол, дети мечтают стать «ментами» и чиновниками, вместо ученых, инженеров, учителей и врачей… напрочь забыв о том, что десятилетием раньше о врачах и инженерах тоже речи не шло. Потому что дети мечтали стать именно бандитами. Ну или бандитскими шмарами…
Но сейчас, в вечерних сумерках, расцвеченная огоньками, она была прекрасна. И меня внезапно взяла такая тоска по рухнувшей стране. Я вспоминал наше детство, черную икру в детском саду, спортивные секции, в которых я занимался за копейки, художку, музыкалку, пионерлагерь, наши путешествия на машине по всей огромной стране, раскинувшейся на шестую часть суши. Все плохое как-то само собой ушло на второй план, а все хорошее всплыло и до отказа заполнило память… Вот какого хрена я в своей второй жизни уткнулся только лишь в свою собственную жизнь? Ну ладно, не совсем собственную – и ребята рядом со мной тому подтверждение, но, может, нужно было сделать что-то еще? Что-то, чтобы наша большая страна сохранилась. Я считал, что это невозможно – но я ж ничего и не делал особенно. Жил как получалось, как сумел… а может, надо было как-то по-другому? Рваться наверх, дудеть во все доступные уши! Я вон даже, как-то не особенно напрягаясь, сам по себе завел знакомство с очень непростыми людьми. И даже почти ничего не делая, кое-что все-таки сумел изменить. Да, мало, да, я до сих пор не совсем понимаю, как это получилось, но может, стоило напрячься как-то посильнее? Я вздохнул – теперь-то уж что об этом думать…
А через день, когда я торчал в своем депутатском кабинете в Белом доме, ко мне заглянула моя помощница Мила и сообщила, что сегодня в двенадцать часов дня перед нами выступит великий воин, легендарный богатырь, мановением руки сбросивший с плеч России Ненавистное Иго Коммунизма и напрочь повергнувший Империю Зла под названием Советский Союз – первый Президент Свободной России Борис Николаевич Ельцин.
Поначалу я решил не ходить. Потому что хандра, охватившая меня вечером воскресенья, так никуда и не ушла. Вследствие чего два последних дня у меня не было никакого настроения – все валилось из рук, в голову лезли странные мысли… например, вспомнилось, как в прошлой жизни я страстно мечтал дать в морду Ельцину и Горбачеву. Причем как-то раз с Горбачевым это едва не получилось. В тот момент меня пригласили на какое-то мероприятие, проводившееся в мэрии Москвы. Нет, не в доме на Тверской, которая бывшая резиденция московских генерал-губернаторов, а в бывшем здании СЭВа, которое Лужков сумел отжать в пользу Москвы после развала и упразднения этой организации. И вот там среди остальных гостей обретался и Горбачев. Блин, каким же он тогда выглядел жалким… старым, дряхлым, с пятном на лбу, ставшим еще более уродливым, так что я как-то застеснялся что-то делать. Впрочем, он в моем антирейтинге все-таки стоял на втором месте. На первом был Боря-алкоголик… И вот ему врезать хотелось так, чтобы напрочь отбить пальцы, чтоб кулак от удара заболел! Впрочем, не факт, что у меня получилось бы и с Горбачевым. Вполне возможно, рядом с ним ошивались какие-нибудь телохранители. Я ж не приглядывался… Ельцин же к тому моменту уже сдох, так что был недосягаем. Ну да немудрено, если вспомнить, как он по-черному квасил. А потом меня как ударило…
– Так, Мила, бегом сюда! – заорал я помощнице, лихорадочно выуживая из бумажника деньги. – Сейчас бегом в цветочный ларек, ну который на первом этаже – купи тридцать роз.
– Каких? – испуганно пикнула она.
– Белых! – Лучше бы подошли серебряные – все ж знают про «тридцать сребреников», но таких пока нет. Красить розы, шприцами вливая в стебель краску, научатся гораздо позже… – а если белых не хватит – бери любые. Главное, чтобы шипы были подлиннее.
– Шипы? – остолбенев, переспросила помощница.
– Да-да, быстрее давай… – Мила вылетела из кабинета, а я зло оскалился и забормотал некстати вспомнившуюся дурацкую переделанную скороговорку из прошлой жизни, которая тем не менее как нельзя лучше соответствовала моему текущему настроению:
– Шел Шива по шоссе, сокрушая сущее, а навстречу Саша шла, круглое сосущая…
Зал гудел. Ельцин вышел из-за кулис, сияя улыбкой и бросая по сторонам горделивые взгляды. Его соратники, сидевшие в Президиуме и в первом ряду, – Хасбулатов, Руцкой, Бурбулис и остальные, мгновенно вскочили и угодливо захлопали. А ведь уже через два года они окажутся по разные стороны баррикад и примутся стрелять друг в друга из автоматов, гранатометов и танков, разом опустив страну на уровень какой-нибудь опереточной латиноамериканской диктатуры. А сейчас вон аплодируют друг другу, уроды… Я не помнил, приезжал ли Ельцин в Верховный Совет, дабы насладиться собственным триумфом, в прошлый раз или это очередное небольшое изменение истории, но это было и неважно. Он был здесь, и я был здесь. И хрен с ним, что там насчет меня придумали Примаков с остальными. Я их, несомненно, уважаю, но упустить такой момент просто не могу!
Ельцин подошел к трибуне, и я, воздев букет, ринулся вперед… Вероятно, если бы за время своего «депутатства» я как-то успел проявить себя, обозначить свою позицию – возможно, меня бы попытались остановить, перехватить. Кто-нибудь – либо соратники, ну, чтобы не смог обойти их на повороте, либо противники, чтобы не устроил чего непотребного. Но сейчас с букетом к Лидеру Нации и Великому Герою, Поправшему Историю, направлялась воплощенная серость и незаметность. Поэтому в большинстве взглядов, направленных на меня, сквозило пренебрежение с легким снисхождением. Мол, «заднескамеечная серость» пытается хотя бы разок «засветиться на экране» путем откровенного жополизства и таким способом хоть чуть-чуть повысить свою «капитализацию»… Одним движением взлетев на сцену, я выставил вперед букет и двинулся к трибуне, заслоняясь букетом одновременно и от президиума, и от зала. Уж больно лицо у меня было перекошенное. Улыбка Ельцина стала этакой снисходительной и немного картинно-усталой, мол, ну зачем эти почести, я – простой человек, честно сделавший свое дело…
– Флысь! – Тридцать белых роз разлетелись облаком, исцарапав стоявшему передо мной предателю и подонку всю морду. А следом ему прилетела и оплеуха. Причем от души так – по полной. Так, как я когда-то и хотел – чтобы пальцы заболели! Первый Президент Свободной России не удержался на ногах и шмякнулся на задницу. А я сделал шаг вперед и, повернувшись к микрофону, начал:
– Тысячи лет…
* * *
notes
Примечания
1
Извините, это мой однокашник, и он немного перебрал с алкоголем! (англ.)
2
О, все в порядке, я понимаю (англ.).
3
Боже мой, мсье! Я просто в отчаянии! Мне очень жаль! Люси обычно такая спокойная…
4
Мсье, несколько вопросов…
5
Он мне тоже много о тебе рассказывал. И я тоже хотела с тобой познакомиться! (фр.)
6
Ты знаешь французский? (фр.)