Видимо, Вести?
— Сколько времени вы там пробыли?
— Мы приехали около 21:00, а в полночь я забрал их с вечеринки. Но уехали только старпер в кепке и одна девушка.
— А чем вы занимались, пока они были на вечеринке?
— Ну, ждал. — Он посмотрел на нее так, словно она спросила какую-то глупость. — Слушал музыку, курил, играл в «Кэнди Краш» на телефоне.
— Вы видели что-нибудь необычное, пока ждали клиентов?
— Помимо гостей, выходивших покурить? Не. Но я вообще-то не следил. На этих модных вечеринках ни черта интересного не происходит. Посещающие их люди слишком заняты тем, чтобы хорошо выглядеть.
Он и не понятия не имел, насколько ошибается. А может, как раз и имел.
Миккель Хустед был рядом с местом преступления и в то же время имел серьезный личный мотив — месть.
Сара сглотнула и попыталась успокоить разыгравшиеся нервы.
— Когда вы встречались с Лаурой до ее беременности, вы учились на преподавателя и жили на Вестебро.
— А теперь я живу здесь. Типа деградация. Но лучше назовем это просто процессом. — Он пародировал слова из уже надоевших ему неприятных бесед с психологом, терапевтом, с родителями.
— Кажется, вам по-прежнему больно говорить об этом?
— Замолчите! Я просто устал копаться в этих проблемах. — Он уставился на нее, не моргая.
— То есть вы не затаили злобу?
— Я больше не хочу об этом говорить. — Он поднялся, оказавшись в дискомфортной близости от Сары, стоявшей на пороге.
Она не отступила и выдержала его взгляд, хотя заманчиво было сделать шаг назад и избежать клубов дыма и опасного соседства. Так они стояли в течение нескольких секунд, затем парень в гневе покачал головой и снова сел. Он сделал очередную затяжку, хотя от сигареты остался лишь окурок, и посмотрел на свои руки.
Сара продолжила более примирительным тоном:
— Каждый из нас может ощутить стремление отомстить тому, кто причинил нам боль. Это свойственно человеку. Ведь Лаура не в одиночку приняла решение сделать аборт. Возможно, кому-то показалось, что люди, которым она доверилась, ввели ее в заблуждение…
Наморщив лоб, парень посмотрел на нее и бросил окурок на пол. Его лицо неожиданно расплылось в улыбке, причем не совсем приятной.
— Теперь я понял, почему вы пришли. Я должен был предвидеть. — Он потер щеки и замер, прислонив лоб к сцепленным рукам.
Сара выжидала, размышляя, каким образом его лучше атаковать.
— Имейте в виду, что вскоре мы вызовем вас на допрос в Управление полиции. Пожалуйста, не покидайте город без нашего уведомления…
Он никак не отреагировал на ее тираду.
Сара убрала блокнот и снова с беспокойством принялась ждать его реакции.
Спустя несколько секунд он снова потер щеки. Когда он наконец поднял голову, глаза его были красными и блестящими.
Глава 24
В течение долгого времени Анетта не понимала, где находится. Она лежала на койке, застеленной какой-то грубой тканью, которая немилосердно драла волосы, когда Анетта пыталась повернуть голову. Белый свет от висевшей на потолке лампочки ослеплял ее и вызывал пульсирующую головную боль. Она снова закрыла глаза. Кто-то взял и сильно сжал ее руку.
— Ты здесь? Просыпайся! Эй!
Перед лицом скользнула чья-то тень, и Анетта заставила себя открыть глаза. Над ней, склонившись, стоял Йеппе.
— Анетта, черт возьми. Ты как? Сюда уже едет «Скорая».
— Что случилось? Меня ранили?
Только бы сфокусировать на нем взгляд; ей становилось дурно от того, что Йеппе расплывался у нее перед глазами. Она приподняла голову, а затем, как только ощутила твердую опору, и торс, опершись на локти. Сердце бешено стучало, во рту чувствовался какой-то металлический привкус.
— Ты потеряла сознание и свалилась с лестницы. Так бывает, когда не бережешь себя и не прислушиваешься к собственному организму! Все, хватит строить из себя героя!
Как бы тебе ни было плохо, ты всегда можешь почувствовать себя еще хуже, если найдется добрая душа, которая переложит всю ответственность за возникший недуг на твои же плечи.
— Я думала… Что это был за грохот? — Анетта медленно села. На периферии зрительной области возникла какая-то фигура. Нечеткий силуэт. Этот человек протянул к ней руку со стаканом воды.
— Вот, выпейте, вам сразу станет лучше, — произнес незнакомый голос.
Анетта опустила взгляд на стакан, а затем перевела на Йеппе. Она ощущала жуткую тяжесть в голове и пребывала в замешательстве — стоит ли ей пить?
Йеппе взял стакан из руки Торбена Хансена и убрал его из поля зрения коллеги.
— Спасибо, все нормально. Мы подождем «Скорую». Будьте добры, присядьте за стол, я допрошу вас, как только мою коллегу увезут.
Увезут? Анетта яростно затрясла головой. Ее не надо никуда увозить.
— Йеппе!
— Да?
— Подойди сюда! Поближе!
Он вплотную приблизился к ней, так что она получила возможность шептать ему на ухо и «наслаждаться» его дурацким парфюмом, от которого ее желудок выворачивался наизнанку.
— Я в порядке, — соврала она. — Позвони в «Скорую» и отмени вызов, а я после допроса схожу к дежурному врачу.
— Об этом и речи быть не может.
Анетта крепко и непочтительно вцепилась в шею напарнику.
— Кернер, послушай! Я слежу за своим здоровьем, за своим собственным здоровьем, нелишним будет заметить! И раз меня не ранили и не поколотили, позвони, пожалуйста, в «Скорую» и отмени этот проклятый вызов, понял?
Она посмотрела на него таким умоляющим и искренним взглядом, на какой только была способна.
И этого взгляда оказалось достаточно.
Йеппе выпрямился и, помешкав, достал из кармана телефон.
Пока он звонил в «Скорую», Анетта оценила окружающую обстановку. Низкий потолок, осыпающиеся стены, настолько изношенной и убогой мебели ей еще никогда не приходилось видеть. Холодная и мрачная комната в то же время не оставляла сомнений в своей обитаемости, так как все тут было обустроено. В крошечном кухонном уголке притулилась мойка, пол чисто подметен.
Хозяин был под стать самому жилищу. Он сидел в грязном комбинезоне на деревянном стуле с драным плетеным сиденьем и напоминал рыбака с картины Микаэля Анкера: такой же утомленный и изможденный, без каких бы то ни было иллюзий в отношении отмеренных ему лет. Серо-белая щетина ровным слоем покрывала его щеки, которые уже начали обвисать. Возможно, это лицо было когда-то упругим и приятным, но теперь две глубокие морщины пробороздили его от крыльев носа до уголков рта и придали ему выражение хронической печали.
Йеппе положил трубку и посмотрел на Анетту.
— Прекрасно. Итак, начнем. Готова?
Она кивнула и собиралась встать, но приступ головокружения вернул ее на кушетку. Замечательно. Помещение было настолько тесным, что она прекрасно видела Торбена Хансена из любой точки комнаты.
— А что это был за звук там, под куполом? — Голос ее звучал неуверенно, и она с раздражением прокашлялась.
— Я проверял люк на крыше. Отверстие в куполе, через которое выдвигают подзорную трубу. — Торбен Хансен говорил медленно, взвешивая каждое слово. Произношение у него было явно копенгагенское, но с некоторым налетом певучести. — Завтра состоится лунное затмение, в связи с чем сюда придет много людей, так что все должно работать. Люк надо будет смазать, он немного скрипит.
Немного?! Да он лязгнул так, словно вся башня взлетела на воздух!
— Где вы были в среду вечером? — Йеппе подхватил беседу. Ну и прекрасно, пускай продолжит допрос, а она тем временем оправится от головокружения.
— Наверное, здесь. Я нахожусь здесь почти каждый вечер. Мы переехали сюда два года назад, и я еще не успел наладить в городе контакты.
— У вас две дочери? Они живут с вами?
— Младшая пока живет здесь, а старшая уже съехала.
— Вы понимаете, почему мы пришли к вам? — Он медленно поднял взгляд и покачал головой. — Обычно люди интересуются, для чего к ним заявилась полиция…
— С девочками ведь ничего не случилось, правда? — Он впервые занервничал.
— Нет. Мы приехали из-за обращения вашей бывшей супруги на радиопрограмму под названием «Мэдс и Монополия» пять лет назад. Вы помните? Она отправила на программу письмо, в котором спрашивала совета — остаться ей с семьей или пойти на поводу у своего чувства по отношению к…
— К Ларсу. Это был наш шеф-повар. Естественно, я все помню. Такое не забывается. — Торбен Хансен с трудом поднялся со стула, подошел к кухонному столу, встал у окна вполоборота к посетителям и уставился в темноту за стеклом. — Я потерял семью. Отель. Это было тяжело. Очень тяжело. — Он оперся на подоконник, как будто бы у него болели колени, а может, и не только колени.
Анетта подумала, что он похож на человека, для которого боль стала неотъемлемой частью существования, он даже не сомневался в том, что так и должно быть.
— Вы разозлились на «Монополию»? — Йеппе скрестил руки на груди, он всегда принимал эту позу, когда собирался закручивать гайки. Наверное, он сам этого даже не замечал.
Торбен Хансен обернулся и пристально посмотрел на следователей. Он вдруг словно проснулся и даже помолодел от гнева.
— Если я на кого-то и злюсь, так это на Ларса, этого ублюдка. И на Кристину, если уж на то пошло. Они валялись и трахались прямо у меня под носом, в свадебном сьюте для молодоженов, в моем собственном отеле! А когда я обо всем узнал, меня же почему-то и выгнали! Меня!
— Сколько времени вы там пробыли?
— Мы приехали около 21:00, а в полночь я забрал их с вечеринки. Но уехали только старпер в кепке и одна девушка.
— А чем вы занимались, пока они были на вечеринке?
— Ну, ждал. — Он посмотрел на нее так, словно она спросила какую-то глупость. — Слушал музыку, курил, играл в «Кэнди Краш» на телефоне.
— Вы видели что-нибудь необычное, пока ждали клиентов?
— Помимо гостей, выходивших покурить? Не. Но я вообще-то не следил. На этих модных вечеринках ни черта интересного не происходит. Посещающие их люди слишком заняты тем, чтобы хорошо выглядеть.
Он и не понятия не имел, насколько ошибается. А может, как раз и имел.
Миккель Хустед был рядом с местом преступления и в то же время имел серьезный личный мотив — месть.
Сара сглотнула и попыталась успокоить разыгравшиеся нервы.
— Когда вы встречались с Лаурой до ее беременности, вы учились на преподавателя и жили на Вестебро.
— А теперь я живу здесь. Типа деградация. Но лучше назовем это просто процессом. — Он пародировал слова из уже надоевших ему неприятных бесед с психологом, терапевтом, с родителями.
— Кажется, вам по-прежнему больно говорить об этом?
— Замолчите! Я просто устал копаться в этих проблемах. — Он уставился на нее, не моргая.
— То есть вы не затаили злобу?
— Я больше не хочу об этом говорить. — Он поднялся, оказавшись в дискомфортной близости от Сары, стоявшей на пороге.
Она не отступила и выдержала его взгляд, хотя заманчиво было сделать шаг назад и избежать клубов дыма и опасного соседства. Так они стояли в течение нескольких секунд, затем парень в гневе покачал головой и снова сел. Он сделал очередную затяжку, хотя от сигареты остался лишь окурок, и посмотрел на свои руки.
Сара продолжила более примирительным тоном:
— Каждый из нас может ощутить стремление отомстить тому, кто причинил нам боль. Это свойственно человеку. Ведь Лаура не в одиночку приняла решение сделать аборт. Возможно, кому-то показалось, что люди, которым она доверилась, ввели ее в заблуждение…
Наморщив лоб, парень посмотрел на нее и бросил окурок на пол. Его лицо неожиданно расплылось в улыбке, причем не совсем приятной.
— Теперь я понял, почему вы пришли. Я должен был предвидеть. — Он потер щеки и замер, прислонив лоб к сцепленным рукам.
Сара выжидала, размышляя, каким образом его лучше атаковать.
— Имейте в виду, что вскоре мы вызовем вас на допрос в Управление полиции. Пожалуйста, не покидайте город без нашего уведомления…
Он никак не отреагировал на ее тираду.
Сара убрала блокнот и снова с беспокойством принялась ждать его реакции.
Спустя несколько секунд он снова потер щеки. Когда он наконец поднял голову, глаза его были красными и блестящими.
Глава 24
В течение долгого времени Анетта не понимала, где находится. Она лежала на койке, застеленной какой-то грубой тканью, которая немилосердно драла волосы, когда Анетта пыталась повернуть голову. Белый свет от висевшей на потолке лампочки ослеплял ее и вызывал пульсирующую головную боль. Она снова закрыла глаза. Кто-то взял и сильно сжал ее руку.
— Ты здесь? Просыпайся! Эй!
Перед лицом скользнула чья-то тень, и Анетта заставила себя открыть глаза. Над ней, склонившись, стоял Йеппе.
— Анетта, черт возьми. Ты как? Сюда уже едет «Скорая».
— Что случилось? Меня ранили?
Только бы сфокусировать на нем взгляд; ей становилось дурно от того, что Йеппе расплывался у нее перед глазами. Она приподняла голову, а затем, как только ощутила твердую опору, и торс, опершись на локти. Сердце бешено стучало, во рту чувствовался какой-то металлический привкус.
— Ты потеряла сознание и свалилась с лестницы. Так бывает, когда не бережешь себя и не прислушиваешься к собственному организму! Все, хватит строить из себя героя!
Как бы тебе ни было плохо, ты всегда можешь почувствовать себя еще хуже, если найдется добрая душа, которая переложит всю ответственность за возникший недуг на твои же плечи.
— Я думала… Что это был за грохот? — Анетта медленно села. На периферии зрительной области возникла какая-то фигура. Нечеткий силуэт. Этот человек протянул к ней руку со стаканом воды.
— Вот, выпейте, вам сразу станет лучше, — произнес незнакомый голос.
Анетта опустила взгляд на стакан, а затем перевела на Йеппе. Она ощущала жуткую тяжесть в голове и пребывала в замешательстве — стоит ли ей пить?
Йеппе взял стакан из руки Торбена Хансена и убрал его из поля зрения коллеги.
— Спасибо, все нормально. Мы подождем «Скорую». Будьте добры, присядьте за стол, я допрошу вас, как только мою коллегу увезут.
Увезут? Анетта яростно затрясла головой. Ее не надо никуда увозить.
— Йеппе!
— Да?
— Подойди сюда! Поближе!
Он вплотную приблизился к ней, так что она получила возможность шептать ему на ухо и «наслаждаться» его дурацким парфюмом, от которого ее желудок выворачивался наизнанку.
— Я в порядке, — соврала она. — Позвони в «Скорую» и отмени вызов, а я после допроса схожу к дежурному врачу.
— Об этом и речи быть не может.
Анетта крепко и непочтительно вцепилась в шею напарнику.
— Кернер, послушай! Я слежу за своим здоровьем, за своим собственным здоровьем, нелишним будет заметить! И раз меня не ранили и не поколотили, позвони, пожалуйста, в «Скорую» и отмени этот проклятый вызов, понял?
Она посмотрела на него таким умоляющим и искренним взглядом, на какой только была способна.
И этого взгляда оказалось достаточно.
Йеппе выпрямился и, помешкав, достал из кармана телефон.
Пока он звонил в «Скорую», Анетта оценила окружающую обстановку. Низкий потолок, осыпающиеся стены, настолько изношенной и убогой мебели ей еще никогда не приходилось видеть. Холодная и мрачная комната в то же время не оставляла сомнений в своей обитаемости, так как все тут было обустроено. В крошечном кухонном уголке притулилась мойка, пол чисто подметен.
Хозяин был под стать самому жилищу. Он сидел в грязном комбинезоне на деревянном стуле с драным плетеным сиденьем и напоминал рыбака с картины Микаэля Анкера: такой же утомленный и изможденный, без каких бы то ни было иллюзий в отношении отмеренных ему лет. Серо-белая щетина ровным слоем покрывала его щеки, которые уже начали обвисать. Возможно, это лицо было когда-то упругим и приятным, но теперь две глубокие морщины пробороздили его от крыльев носа до уголков рта и придали ему выражение хронической печали.
Йеппе положил трубку и посмотрел на Анетту.
— Прекрасно. Итак, начнем. Готова?
Она кивнула и собиралась встать, но приступ головокружения вернул ее на кушетку. Замечательно. Помещение было настолько тесным, что она прекрасно видела Торбена Хансена из любой точки комнаты.
— А что это был за звук там, под куполом? — Голос ее звучал неуверенно, и она с раздражением прокашлялась.
— Я проверял люк на крыше. Отверстие в куполе, через которое выдвигают подзорную трубу. — Торбен Хансен говорил медленно, взвешивая каждое слово. Произношение у него было явно копенгагенское, но с некоторым налетом певучести. — Завтра состоится лунное затмение, в связи с чем сюда придет много людей, так что все должно работать. Люк надо будет смазать, он немного скрипит.
Немного?! Да он лязгнул так, словно вся башня взлетела на воздух!
— Где вы были в среду вечером? — Йеппе подхватил беседу. Ну и прекрасно, пускай продолжит допрос, а она тем временем оправится от головокружения.
— Наверное, здесь. Я нахожусь здесь почти каждый вечер. Мы переехали сюда два года назад, и я еще не успел наладить в городе контакты.
— У вас две дочери? Они живут с вами?
— Младшая пока живет здесь, а старшая уже съехала.
— Вы понимаете, почему мы пришли к вам? — Он медленно поднял взгляд и покачал головой. — Обычно люди интересуются, для чего к ним заявилась полиция…
— С девочками ведь ничего не случилось, правда? — Он впервые занервничал.
— Нет. Мы приехали из-за обращения вашей бывшей супруги на радиопрограмму под названием «Мэдс и Монополия» пять лет назад. Вы помните? Она отправила на программу письмо, в котором спрашивала совета — остаться ей с семьей или пойти на поводу у своего чувства по отношению к…
— К Ларсу. Это был наш шеф-повар. Естественно, я все помню. Такое не забывается. — Торбен Хансен с трудом поднялся со стула, подошел к кухонному столу, встал у окна вполоборота к посетителям и уставился в темноту за стеклом. — Я потерял семью. Отель. Это было тяжело. Очень тяжело. — Он оперся на подоконник, как будто бы у него болели колени, а может, и не только колени.
Анетта подумала, что он похож на человека, для которого боль стала неотъемлемой частью существования, он даже не сомневался в том, что так и должно быть.
— Вы разозлились на «Монополию»? — Йеппе скрестил руки на груди, он всегда принимал эту позу, когда собирался закручивать гайки. Наверное, он сам этого даже не замечал.
Торбен Хансен обернулся и пристально посмотрел на следователей. Он вдруг словно проснулся и даже помолодел от гнева.
— Если я на кого-то и злюсь, так это на Ларса, этого ублюдка. И на Кристину, если уж на то пошло. Они валялись и трахались прямо у меня под носом, в свадебном сьюте для молодоженов, в моем собственном отеле! А когда я обо всем узнал, меня же почему-то и выгнали! Меня!