— Сделаю, командир, — ответил Плак. — Отдыхай.

Череп рассеянно кивнул и отправился к казармам. К нему подбежал кто-то из здешних — Арратой присмотрелся, узнал слугу Забиха — шепнул что-то, и они с Черепом направились влево. Арратой проследил за ними и увидел, как Коска скрылся в комнате управляющего.

«Что ж, — горько хмыкнул Арратой, — теперь у нас новый управляющий. Смейся, Пагот-затейник!» — Арратой откупорил мех и уронил пару капель на землю, приветствуя Пагота. А потом жадно присосался к меху.

— Купец! — Его дернули за рукав. Арратой закашлялся и поперхнулся. — Клоп! Чтоб тебя! — выругался он.

— Вот у тебя вино есть, — сказал Клоп.

— Есть, — прижал к груди мех Арратой.

— И у меня есть… — доверительным шепотом поведал ему Клоп, показывая набитый заплечный мешок. — А еще оливки, сыр и хлеб. Выпьем?

— Выпьем, — покладисто согласился купец.

Он развернулся и двинулся прочь со двора. Быть сейчас среди всех этих людей после пережитого было решительно невозможно. И даже компания такого подонка, как Клоп, не казалась плохим выбором, раз у того были вино, оливки и сыр.

— Э-э, купец, — забеспокоился Клоп, — а куда это мы идем?

— Как — куда? — удивился Арратой, поднимающийся по лестнице. Еще недавно он скатился с нее, не помня себя и держа короткий меч наголо, а теперь поднимался обратно, живой и невредимый. Только за это уже стоило выпить. — Ко мне, конечно.

— Я это… не хочу к тебе, — жалобно протянул Клоп.

«Книга, — вспомнил Арратой. — Большая страшная Книга. Сами уже вроде как не рабы, а Рабской книги по-прежнему боятся».

— Не хочешь так не хочешь, — не стал спорить купец. — рядом сядем, на галерейке. В тупичке, у скалы.

— О! Тупичок — это хорошо! — обрадовался Клоп. — А то набегут, дармоеды.

Они дошли до комнатушки Арратоя. Клоп опасливо заглянул в нее, увидел одинокий огонек светильника и Книгу и поспешно отпрянул. Арратой, войдя в комнату, смахнул овечью шкуру с лавки на пол. Выволок лавку и табурет в коридор. Они уселись прямо на скрипучий деревянный пол и разложили нехитрые припасы на лавку и табурет. Отгородились от остального коридора распахнутой дверью и спрятались за ней. Суетливая жизнь внутреннего двора, по которому Плак гонял работников, была перед ними как на ладони. Их самих, наоборот, никто не замечал.

— У меня и кружки есть! — с гордостью сообщил Клоп, разливая густую фиолетовую жидкость по кособоким глиняным плошкам.

— Хвала Паготу! За то, что выжили! — поднял пиршественную чашу Арратой.

— За новую жизнь! — поддакнул Клоп.

Выпили. Схватив горсть оливок, Арратой кинул их в рот, торопливо прожевывая. Может быть, для Клопа это и новая жизнь, а для него, Арратоя, старая. И он знает, для чего будет рвать жилы и что он хочет вернуть. Вино и оливки, великий Пагот! Оливки и вино!

— А ты и вправду чудом выжил! — жизнерадостно сообщил Клоп, засунув в рот кусок сыра. — Плак-безумец же тебя тесаком полоснуть хотел. Махнул даже! Только ты раньше на землю брякнулся. И своих упредил. Как ворота распахнулись, у бугая этого глаза остекленели. И попер вперед! Все орут, визжат, а он молча бежит. А обогнать его никто не хочет — дурных нет.

Клоп вновь наполнил чаши.

— А своих я упредил, говоришь?

— Ага, они порскнули из-под ног Плака, как зайцы. Этот бугай врезался в толпу и пластает все кругом. Я подбегаю сзади, ору ему: «Амаран! Амаран!»

— Зачем это? — удивился Арратой.

— Это он мне перед боем велел. Где он служил, у них боевой клич такой. Он от него в себя приходит. Очухался, головой вертит… Выпьем?

Выпили.

— Я смотрю, живых-то вояк во дворе нет, с-с-сучьих потрохов. — Клоп куском хлеба показал во двор. Откуда-то достали ручную тележку. Тела вновь раздевали и на тележке везли в сторону Колодца. — А на командира-то нашего насели!

Клоп сделал страшные глаза. Стало понятно, что он уже пьян.

— Отбивается Череп из последних сил, значит, на стене. О! Как раз над нами. — Клоп воздел указательный палец вверх. — Спиной к скале встал, чтоб не обошли, и отмахивается.

— Так с ним же Киор был! И еще один… — удивился Арратой.

— Так убили их, — отмахнулся Клоп. — Сразу же и зарубили.

Арратой поднял чашу вверх, и Клоп повторил его жест.

— Я кабану-то нашему показываю наверх. Говорю — Черепу-то сейчас череп расколют! — Клоп рассмеялся визгливо и икнул.

— А Плак что? — заинтересовался купец. Перед ним все плыло, а в ушах шумело. Он понял, что тоже пьян. Посмотрев во дворик, он увидел, как вразвалку прошагал кривоногий Егер.

— Плак заревел и побежал. А я смотрю и думаю: зарубит он командира нашего или нет?

— А он что? — рассеянно спросил купец.


Он поискал глазами кривоногого, но тот куда-то пропал. Какая-то мысль всплыла в хмельной голове купца, но он все никак не мог рассмотреть и ухватить ее.

— Плак-то? Известно что: добежал и убил всех. Кроме командира. Не обезумел, значит.

Арратой наконец поймал скользкую мысль и повернулся к Клопу:

— А Егер-то что делал?

— Кривоногий? А мне почем знать? Вы же в окно лазали… — Клоп потряс мех и с сожалением отбросил его. Арратой протянул ему свой, и Клоп вновь наполнил чаши.

— То-то и оно, — пробормотал купец. — Череп с Киором и еще одним камни швыряли. Я с остальными к воротам бежал. А Егера со мной не было…

Арратой сам не заметил, как выхлебал чашу, размышляя.

«Получается, этот скот кривоногий в моей комнате весь бой просидел?! — вдруг понял Арратой. И следом всплыла другая, страшная мысль. — Так он, падла, и в Книгу залезть мог? И найти…»

Арратой вскочил на ноги, едва не рухнув. Лавка упала, и вся снедь оказалась на полу. Клоп икнул и свалился лицом вниз. Держась за дверь, чувствуя, как колышется пол под ногами, Арратой вошел в комнату. Так и не потушенный огонек светильника освещал ему путь. Чудом не упав, Арратой сделал три шага и повис, ухватившись за Книгу. Вокруг все плыло и раздваивалось. Он с трудом подтянулся, встал и перелистнул ворох страниц.

Облегчение было таким ярким, что купец чуть не обмочился. Карта и решетка-расшифровщик лежали на месте. Вдруг чья-то рука легла на плечо купца, и негромкий, полный торжества и угрозы голос Егера прошептал ему в самое ухо:

— Что, умник? Ты думал, никто не догадается? Думал — самый хитрый? Горские сокровища…

Арратой резко откинулся и ударил затылком назад. Ему казалось, что он сделал все правильно: быстро и резко, но в итоге чуть не упал. Удержался на ногах лишь потому, что схватился за постамент.

— Ах ты, пьянь! — возмутился Егер, и затылок Арратоя взорвался болью. Ноги подломились, и он упал на пол, успев выставить руки. Егер пинком перевернул его и сел сверху.

— Что, купчишка? Узнал, где горцы золотишко прячут? Я таких, как ты, знаешь скольких под землю спрятал? — Егер наотмашь ударил открытой ладонью по лицу Арратоя. Голова у того мотнулась, а во рту стало солоно.

Арратой понял, что кривоногий Егер убьет его, заберет карту и уйдет. А он останется здесь, у подножия Книги, где провел столько длинных темных вечеров. Апатия и бессилие овладели им. Егер откинул его руки в стороны и схватился за шею.

— Спрашиваешь, где Егер был? Здесь я… — вдруг он дернулся, выгнулся дугой и рухнул прямо на Арратоя, больно ударив его подбородком в лицо.

С трудом столкнув тело Егера с себя, Арратой увидел торчащую из шеи кривоногого рукоять ножа. Клоп плюнул на тело Егера и сказал:

— Горское золотишко? Это мне нравится…

Арратой встал на карачки, и его неудержимо стало рвать, скручивая кишки и исторгая прямо на пол все вино, все съеденные оливки, весь пережитый бой и страх.

— Давай-давай, — торопил его Клоп. — Хоть протрезвеешь. Череп меня убьет за кривоногого. Так что давай скорее, берем карту и уходим.





Глава 6





Атриан



Тумма


Тумма тенью скользил по коридору, ведущему в личные покои госпожи Элсы. За годы, что он прожил здесь, Тумма привык к этому большому имению, его запахам и звукам, привык к его галереям, коридорам, залам, внутренним дворикам с небольшими прудами и садиками. Он не нуждался в свете, был невидим в темноте, а в ночи и вовсе растворялся. Когда рваный свет факела или масляной лампы выхватывал его гигантскую фигуру, слуги пугались, хватались за сердце и поминали своих богов. «Колдун», — шептали они ему вслед. Пусть шепчутся! Друзей, кроме библиотекаря Либурха, Тумма так и не заимел. Уж слишком люди боялись его непохожести: цвета кожи, роста, необычных способностей. Только старый Либурх не испугался и сам подошел к Тумме при встрече. Библиотекарь сумел разговорить нелюдимого темнокожего раба. Либурх писал книгу, и сведения о далекой родине Туммы очень интересовали старика. Поэтому весь свой первый год жизни в имении Тумма долгими вечерами рассказывал библиотекарю о детстве и юности в дождливых лесах, а Либурх записывал эти рассказы.

Помимо своей доброты и внимательности, Либурх был щедр: он не скупясь делился с темнокожим рабом сложной наукой выживания в доме сильных и облеченных высокой властью. А жить в таком доме было непросто. Главное правило этой науки гласило: будь незаметен, но полезен. Быть незаметным Тумма умел — недаром слуги прозвали его тенью, а стать полезным — научился. Вышло это случайно. Родовое умение, которое досталось Тумме от бабки — врачевать руками, соединилось с ремеслом спинодела, которое он постиг от пленного раба-массажиста. Теперь госпожа Элса поговаривала, что умения Туммы слишком ценны, а его руки и вовсе бесценны.

Для хозяев покупка Туммы была случайной — всего лишь каприз Элсы. Госпожа захотела себе игрушку, которая оказалась удачным приобретением. Супруги уезжали из блистательной Арны в холодный и далекий, как им казалось, Атариан и напоследок свернули на невольничий рынок.

Надо сказать, что и для торговца живым товаром такая быстрая продажа Туммы казалась благословением Пагота. Продавцу не пришлось рассказывать покупателям о том, что здоровенного темнокожего взяли во время абордажа пиратского корабля. Взяли с оружием в руках рядом с горой трупов. Ему не пришлось говорить о том, что ослеп темнокожий именно в том бою. Ничего этого зазывале делать не пришлось — он всего лишь крикнул в толпу, что темнокожий раб — массажист, и незнакомая благородная госпожа отвалила не торгуясь, сколько запросил продавец.

Первыми руки Туммы оценили сами Элса и Сивен. Госпожа плохо спала на новом месте, а Сивен в пути застудил поясницу. После вечернего массажа Элса спала, как младенец, а наутро проснулась бодрой и полной энергии. С Сивеном Тумма справился за три подхода, но такой легкости в своем тяжелом теле наместник не чувствовал уже давно.

С тех пор Тумма лечил хвори некоторых именитых гостей имения, а кроме того, его иногда звали в госпиталь. Конечно, в тех случаях, когда захворавшие могли заплатить немалую сумму хозяевам спинодела. Для самих супругов вечерний массаж два раза в седмицу стал ритуалом. Вот и сейчас, в обычное время, Тумма вошел в опочивальню хозяев.

— Господин, — Тумма поклонился, безошибочно поворачиваясь в сторону Сивена. От того остро пахло яблочным уксусом и потом.

— Тумма! Я уже заждалась! — капризно проговорила с массажного стола Элса. А потом другим тоном добавила: — Мм. Зеленая повязка тебе идет.

— Спасибо, госпожа, — поклонился Тумма. — Это вы подарили, госпожа.